Багдадский вор. Посрамитель шайтана. Верните вора! - Андрей Олегович Белянин

эту парочку он точно обходил за три версты, так чего же они пытаются повесить на него какие-то «происки»? Разбудить, спросить – слишком рискованно. Но и подставляться за чужие грехи тоже мало радости, даже шайтану. Он так ничего и не успел надумать, когда первый утренний крик муэдзина выгнал нечистого духа искать себе любое другое занятие, лишь бы не связываться с человеком по имени Лев Оболенский…

Утро над Бухарой проснулось в должный час, ещё до золотого щекастого солнца, выглянувшего из-за голубого края горизонта. Свет всегда приходит чуть раньше самого источника света, так же как присутствие Всевышнего мы видим куда чаще, чем его самого. Быть может, поэтому в исламе запрещено не только изображать Бога, но даже не принято показывать лица главных пророков – Мусы, Исы и Мухаммеда. Мы никогда не узнаем, как выглядел посланник Аллаха, его черты стёрты из всех древних книг, можно лишь увидеть бороду, чалму и чистый овал лица, не более. Но свет, распространяемый этим человеком на весь мир, – вот истинный лик Мухаммеда! Его дела говорят о нём более его внешности, да и что такое лицо – это мамин нос, папины глаза, жёсткая складка губ, как у покойного дедушки… не о каждом ли из нас можно сказать нечто подобное? Но – судьба, но – рок, но – подвиг, но – деяния! Вот что должно оставаться нашим портретом в веках! Пусть люди не узнают меня на улице, но смеются в метро, читая мои книги…

Видимо, примерно так думали и Лев, и Ходжа – по крайней мере, точного документального подтверждения их внешности мы тоже не найдём ни в одной древней рукописи. Но их делам посвящены целые библиотеки и тома.

– Лёва-джан… – Наитишайший шёпот в самое ухо прервал чуткий сон моего друга. – Не хочешь ли ты составить мне компанию и вместе покинуть этот дивный шатёр любви и взаимопонимания? Они тут одна семья, право же, мы немного лишние…

– Золотые слова, – так же тихо признал Лев.

– Вы куда-то спешите, почтеннейшие? – шёпотом уточнила аль-Дюбина, поднимая голову. – Погодите, сейчас будет чай и лепёшки. Или плюшки. Кому что…

– Мамочка, а теперь мне можно их убить? Короче, практически одномоментно проснулись все, кроме хозяина дома. В данном случае хозяина торговой палатки, благородного мужа, честного отца и добропорядочного изготовителя чувяк, принарядившегося в женское платье. Из-за которого, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. Но поскольку бедолага Ахмед блаженно посапывал и, более того, показывал полную недобудимость, то его грозная супруга, недолго думая, взяла за шиворот обоих соучастников вчерашней попойки. А крошка Амударья, с детским мечом наперевес, сурово встала на охране входа (выхода), изображая самого неподкупного стража. Думаю, даже рослые нубийцы и эфиопы из охраны эмира и в подмётки не годятся маленькой дочери башмачника.

– Мне очень-очень-очень интересно, что же у вас вчера там было, что мой драгоценный муж и господин пришёл ко мне в таком виде? Пожалуйста, не заставляйте скромную женщину повторять дважды, а потом подавать ребёнку дурной пример членовредительства…

Вариантов не было, как и путей отступления или, что ещё хуже, попыток вооружённого мятежа с целью закидать богатыршу подушками и удрать от греха подальше. Лучше в Индию или сразу в Непал, а то и на левый берег Дона. Лев где-то читал, что «с Дона выдачи нет».

Ходжа тоже умел проигрывать, потому мысленно попросил о заступничестве святого Хызра и тихо произнёс:

– О благороднейшая и единственная жена нашего утомлённого друга, позволь поведать тебе длинную, но правдивую историю вчерашнего похода трёх мужчин, полную поучительнейших моментов и…

– Короче, где он напился?

– С нами. – Оболенский решительно встал рядом. – Прости, братан, умрём вместе…

– А почему вы в своей одежде, а мой в женской? Кто его переодел?

– Не мы.

– Я догадалась. – Толстая шея Ириды начала наливаться красным. – Но кто посмел такое сделать? Кто посмел снять с моего возлюбленного супруга его дивные полосатые штаны и надел эти пошлые розовые шальвары?!!

– Мамочка, а можно я их немножко убью, а потом они тебе всё расскажут?

– Нет, девочка моя, возьми камчу, иди на улицу, поиграй с мальчиками. – Аль-Дюбина поцеловала малышку и выпустила эту маленькую воительницу из палатки. – Продолжим, почтеннейшие…

– Э-э… мы думаем, его… изнасиловали!

– Вай мэ…

– Да, да. – Вдохновлённый собственным бредом, бывший помощник прокурора кинулся развивать идею: – Всё дело в том, что фараон Шехмет, полевой командир местного ОМОНа, пригнал в Бухару свою родню. Помните такую Далилу и её доченьку Зейнаб? Вот это она и…

– Зейнабка?! – взревела раненой тигрицей жена башмачника.

– Вообще-то фактов у нас нет, – осторожно ввинтился Насреддин, отодвигая друга. – Как говорится, Аллах знает лучше, но… С другой стороны, больше уж точно некому.

– Амударья, доченька моя, иди сюда, мы с тобой пойдём кое-кого убить!

Счастливая девочка попросила две минутки, чтобы довершить недетские разборки с уличными пацанами. Пока её мама лихорадочно искала старую кольчугу и большую дедушкину саблю, соучастники быстро уточняли детали…

– Мы не переборщили?

– Мы спасли друга, Лёва-джан!

– А если она её убьёт?

– То что? Тебе будет плохо? Да половина мусульманского мира только возрадуется!

– Но Ириду посадят.

– Это если поймают и докажут. Надо напомнить ей, чтобы не оставляла свидетелей…

– Ходжа, я так не могу…

– Присмотрите за домом, уважаемые. – Полностью снарядив себя, Ирида ещё раз проверила заточку старой дамасской сабли. – Мы скоро вернёмся, заставим съесть паранджу одну похитительницу чужих мужей – и сразу домой.

– И это правильно, клянусь Аллахом! – громко возвестил Ахмед, переворачиваясь на другой бок.

Все замерли. Похоже, башмачник тоже не сразу сообразил, что выдал себя, и ещё минуты три старательно сопел в две дырки на три мелодии.

– Папа не спит! – радостно взвизгнуло дитя. – Папа, вставай! Пойдём с нами, мама тоже хочет кого-то убить!

– Теперь мы тут точно лишние, – тихо шепнул Насреддин, и друзья умудрились исчезнуть в тот самый момент, когда пылающая Ирида подняла мужа под мышки, одёрнула на нём женское платье и начала задавать вопросы в лоб. Два ослика, не сговариваясь, подставили крепкие спины и унесли их от места семейной трагедии (драмы, комедии, фарса) резвой рысью в самое сердце пробуждающегося базара.

Глава 25

Иблис – это мусульманский дьявол, а не то, что вы подумали!

Самоучитель тюркского

А там уже вовсю шумели голоса, слышался смех и изумлённое «вай мэ-э», ибо обсуждались самые свежие новости, а ничего свежее пересказа о позоре старухи Далилы, висящей вверх ногами, на тот момент не было. Но самое главное, чёрт побери, что и это деяние народная молва, не спрашивая разрешения, самочинно приписала Ходже Насреддину! О Багдадском воре – Льве Оболенском – не упоминалось даже в сносках.

– И тогда этот ужасный Насреддин обесчестил пожилую женщину, повесив её за ногу за окном!

– А если бы за шею? Вай дод, как ей было бы неу-добно-о…

– Э-э! Зачем такое говоришь?! Я