Мой друг тролль (сборник) - Александр Мазин

– Ну-ка, ну-ка, покажи!

Сережа попятился и крепче сжал кулак, но Катя вцепилась в Сережину руку и попыталась разжать пальцы. Несколько секунд они пыхтели, сражаясь за содержимое кулака, пока на них не начали недовольно оглядываться работники музея. Сережа был физически сильнее, но духом слабоват. Он сдался первым.

– Да пожалуйста! – с досадой воскликнул он и разжал руку.

На груди у него закачался на шнурке зеленый пропуск с фотографией.

У Кати округлились глаза.

– «Сотрудник отдела Юго-Востока»… Ты?!

Сережа с вызовом вскинул голову.

– Ну да. Я устроился на работу!

– Сюда?!

– А что? – вскинулся Сережа. – Да, я музейная крыса! Потому что не хочу больше зависеть от папаши! Я мужик! А мужик – это тот, кто сам зарабатывает деньги! Так я ему и сказал. А теперь можешь начинать издеваться.

– Я – издеваться? – удивилась Катя. – Над чем? Молодец! Уважаю!

– Правда? – с подозрением спросил приятель. – Не прикалываешься?

– Да я тебе завидую! – почти искренне воскликнула Катя. – По-моему, это круто – работать в Эрмитаже. В одном из величайших музеев мира!

– Хе, – расцвел Сережа. – Ясное дело! А папаша сказал, что я лох, и что мне теперь все старые друзья будут вслед плевать и руки не подадут…

– Почему? – удивилась Катя. – Это он, наверное, с досады так.

– Да нет, он просто бюджетников за людей не считает.

– Дурак твой папаша, – искренне сказала Катя.

Сережа не стал с ней спорить. Хотя для характеристики своего отца держал в уме другие эпитеты, покрепче.

– И как тебе только удалось? Неужели можно так просто прийти и устроиться?

– Ну… вообще-то по блату. У меня тут мать работает, ты не знала?

– Нет. А как же твой педагогический?

– Перевелся на заочный. Жить-то на что-то надо, – объяснил Сережа с интонациями Катиного трудяги-папы. Видимо, уже сказывалось тлетворное влияние коллег-бюджетников.

Потом он развеселился.

– Ты бы видела наш разговор с папашей! Прикинь, он сидит у себя в офисе, тут пинком распахивается дверь, и появляюсь я! Подхожу… – Сережа выдвинул нижнюю челюсть и насупил брови, – да как тресну кулаком по столу! Папаша аж подскочил! А я ему показываю фа… Ну, если точнее, просто говорю: «Все! Кончилась твоя власть надо мной! Я свободен! Словно птица в небесах!»

– Так же нельзя, – усомнилась Катя. – С родным отцом…

Сережа радостно заржал.

– Можно-можно! Он со мной уже второй месяц не разговаривает. А за глаза называет «этот музейный крысеныш». На мать орет почем зря, что меня сюда устроила…

– Ему, скорее всего, обидно, что ты не пошел к нему в бизнес…

Сережа запыхтел и в нескольких емких выражениях объяснил Кате, где именно он видел папашин бизнес. Катя покраснела. Тем более в некотором смысле это был и ее бизнес. Как наследницы Селгарина…

– А по-человечески нельзя было сказать?

– Ты бы тогда не поняла моего отношения. Нет, Катюха, ты пойми меня правильно. Я не собираюсь всю жизнь сидеть тут лаборантом. Естественно, потом уйду в бизнес, – добавил он с важным видом. – Музей – это так, грозу пересидеть. А может, прямо отсюда свой бизнес и начну…

Сережа окинул столовку таким алчным взглядом, что Катя решила на всякий случай его даже не спрашивать о будущем бизнесе. Вдруг тут не только камеры понавешаны, но и микрофоны…

Разговор, уклонившийся в опасную сторону, удачно прервал пробившийся через народные массы Нафаня.

– Отлично! Ты уже здесь! А это еще что за младенец?

– Это Сережа, – представила их Катя. – Он теперь твой коллега. А это Нафаня…

Тот, прищурившись, посмотрел на пропуск:

– Ага! Отдел Юго-Востока! На ловца и зверь бежит!

– Это я зверь? – удивился Сережа.

– Зверь? – Нафаня смерил взглядом кругленькую тушку нового коллеги. – Ну да, со зверем я погорячился. Так, зверушка. Маленькая, жирненькая и, что особенно приятно, совершенно беспомощная!

Нафаня алчно ухмыльнулся и попытался ухватить Сережу за толстую холку.

– Что вам от меня надо?! – возопил тот.

– А кто у нас на прошлой неделе партию мониторов перехватил?

– Это не я! – Сережа попятился, пытаясь укрыться за Катей.

Плохая идея. Катя была маленькая, а руки у Нафани – очень длинные.

– Не ты, но будешь крайним, – кровожадно ухмыльнулся Нафаня. – Знаешь, что наш Панихидин тогда сказал? Попадется, говорит, кто-нибудь из восточников, тащите его сюда. Я его мумифицирую!

– Да пошел ты! – закричал Сережа, нацеливаясь удариться в бегство.

– Нафаня, прекрати издеваться! – не выдержала Катя. – Сережа, не обращай внимания, он хороший.

– Я – хороший? – удивился Нафаня.

– Ты, – с нажимом подтвердила Катя. – Давайте, быстро, заключайте мир… Или хотя бы перемирие. Разборок мне тут еще не хватало! И вообще, я есть хочу!

Нафаня хмыкнул и протянул Сереже руку.

Тот отскочил еще на метр.

– Это правильно, – одобрил Нафаня. – Бойся меня, младенец!

– Вот еще, буду я бояться какого-то ловца тараканов!

– Каких еще тараканов? – хором удивились Нафаня и Катя.

– Тех самых. – Сережа ехидно посмотрел на Нафаню. – Когда ящик с нашей статуей открывали, из него полезли какие-то тайские жуки, а может быть, и тараканы, – в общем, черные, с лапами – и ломанулись толпой прямо в ближайший туалет! Да с такой скоростью, будто всю дорогу терпели…

– Наверное, потому, что там тепло и вода, – предположила Катя.

– Иди лови тараканов, длинный! – мстительно заявил Сережа.

– А я-то тут при чем?

– Потому что Сам сказал: кто упустил, тот пусть и ловит!

– Так это же вы упустили! – возмутился Нафаня.

– А мы уже отписались, что вы! Так что вперед. Кстати, эти тараканы с ладонь, да еще и свистят…

– Обалдеть! – зачарованно протянул Нафаня. – Сидишь ты на толчке, и вдруг оттуда раздается тихий свист…

Тема сортиров и тараканов оказалась объединяющей. Катя сначала обрадовалась, что представители враждующих отделов пришли к взаимопониманию, но, когда те зависли на сортирном юморе, Катя решительно сменила тему.

– А что это у тебя, Сережа, в папочке?

– Несу бумагу директору. Ответственное поручение! – гордо заявил Сережа. – Пришло письмо – суперсекретная информация из Таиланда…

У Кати и Нафани глаза вспыхнули одинаковым разбойничьим огнем.

– Что там?!

– Дай посмотреть!

Сережа кинулся к выходу, пытаясь ускользнуть, но Нафаня без труда изловил его в служебном коридоре и ухватил за складки на боках.

– Катька, забирай у него папку!

– Отстаньте! Нельзя! Это только для директора! Отпустите! На помощь! И-и-и!

Это Нафаня его пощекотал.

– Ой, какие мы жирненькие!

Сережа завизжал и выпустил бумаги. Катя ловко подхватила папку и раскрыла.

– Интересно! Тут насчет подлинности дарственного письма от тайского короля, – сказал она, быстро листая бумажки. – Переписка восточного отдела с королевской канцелярией. Вот запрос о подлинности. А вот и ответ из канцелярии на тайском и английском и перевод…

– Нет! Только не вслух! – отчаянным голосом зашептал Сережа.

– Ну-ка, ну-ка!

– Они подтверждают, что письмо подлинное, – разочарованно вздохнула Катя, покачав головой.

– Дай сюда. Что именно там написано?

– «…изваяние „Гаруда“… является символом дружбы и доверия…» Надо же! Угадали, юго-восточные! Так, а это что тут приложено? Фотография… – У Нафани загорелись глаза. – Катюха, а ну-ка взгляни сюда!

Катя послушно уставилась на черно-белую фотографию, изображающую Гаруду – крылатое, зубастое, пучеглазое существо. Не имеющее с кельтской статуей ничего общего!

– Письмо настоящее, – проговорил Нафаня. – А статуя другая!

Тут Сережа воспользовался моментом, выхватил у него папку и кинулся прочь, выкрикивая невнятные угрозы. Катя и Нафаня остались в коридоре близ столовки, глядя друг на друга.

– Как это может быть? – изумленно спросила Катя. – И что теперь? Закроют выставку?

Нафаня почесал в затылке.

– Не думаю. Пока Панихидин на работу не выйдет, никто ее не тронет… Ну, дела!

– Значит, – сделала вывод Катя, – будем разбираться сами.

Нетрудно предположить, что рассказ Сережи про обретение свободы и независимости от отцовского кошелька не совсем соответствовал действительности. Точнее, совсем не соответствовал…

А было так…

– Илья Всеволодович! – сообщила по интеркому секретарша. – К вам тут сын просится. Пускать?

Илья Всеволодович рыкнул в динамик что-то невнятное и нажал на отбой. Только сына ему тут и не хватало для полного счастья! До сына ли, когда в опасности нечто более близкое и важное – деньги?!

День у Ильи Всеволодовича не задался с самого утра. Сначала позвонил Горобец и пять минут непонятно за что честил Хвостова по матери. А потом бросил трубку. Это было обидно, непонятно и нехорошо, потому что Горобец был связью очень полезной, и причину его гнева Хвостов (уже забывший о своей последней просьбе насчет Малышевой и ее фирмы) не мог даже предположить.