Разочарованные (СИ) - "WeiBe_Lilie"

– А в итоге спасла целый мир.

– Значит, Элли – это девочка, которая всех спасла? – Гермиона пробует найти подтекст.

– Девочка, которая отчаянно пыталась вернуться.

Молчание. Холодное и неловкое.

– Гермиона, – он чуть крепче сжимает ее, – я так хотел бы стать для тебя всем, – выдыхает он ей на ухо, а потом резко отстраняет от себя на расстояние вытянутой руки, – или лучше мне не знать тебя, – и одними губами добавляет тихое “совсем”.

Он ушел, а она долго смотрела ему в след. Близилась буря, и Гермиона не понимала, где можно будет укрыться, ведь воды в ее тихой гавани стали мутными. Опомнившись, она побежала в кабинет директора, где уже через пару минут скрылась в зеленом пламени камина.

Минерва Макгонагалл будет чинно вышагивать по дороге в свой кабинет, но замрет, заметив одинокую фигуру слизеринца. Он весь был соткан из боли и печали. Одну руку он положил на холодную стену и уткнулся в нее головой, вторая же рука была зажата в кулак и била по холодному камню. Минерва хотела было подойти к юноше, но остановилась. Словно ничего не было, она продолжила свой путь дальше, но пару изумрудов упало в копилку Слизерина, когда женщина взмахнула рукой.

Почему? Потому что так было правильно.

А Блейз Забини был разбужен Ноттом, когда тот яростно что-то искал в недрах своего чемодана. Теодор поспешно выбежал, на ходу натягивая мантию, поэтому сейчас Блейз без зазрения совести рылся в бумагах, что Нотт неосмотрительно оставил на полу.

Глаза мулата округлялись все больше и больше:

– Ритуал крови… Волшебная связь… Какие-то руны… Смерть… – Он проглядывал лист за листом, но никак не мог сложить два и два. Но на самом последнем листе было изображение зеркала, и Забини его уже видел – у Грейнджер. – Да что тут вообще происходит?

Пазл сложился.

========== Глава 17 ==========

Его руки были везде, а его голос обволакивал ее полностью. Она садилась ему на колени, нежно целуя лицо, а он проводил кончиками пальцев по ее позвоночнику, посылая по телу электрические импульсы. Затем его пальцы плавно опускались на ягодицы, сжимая их сквозь тонкие пижамные шортики. Она стонала от удовольствия и сильнее прогибалась в пояснице, прижимаясь к нему, а он шептал ей на ухо нежности.

– Тео-о-о, – выдохнула Гермиона, когда его руки стали подниматься выше. Мгновение – и они уже дразнят грудь.

Девушка опускает руки к подолу майки, а затем снимает ее. С ужасом она падает на пол, прямо на спину, потому что милый Теодор сменяется на холодного Малфоя:

– Скучала по мне?

– Нет, – с ужасом шепчет она, не понимая этой трансформации. Она хочет отползти, и пятится назад, но Малфой тут же прижимает ее к холодному полу. Снова на полу. Снова в нескольких сантиметрах от кровати. – Пожалуйста, нет! – кричит Гермиона, а он смеется ей в ответ.

Его властные губы везде – на шее, ключицах, плечах. Его дерзкие пальцы больно сжимают грудь. На ее бедрах остались синяки от его ладоней, но ему этого мало. Она чувствует, как его член трется об ее промежность, обещая боль.

– Пожалуйста! – Она плачет, умоляет, но он лишь кусает ее кожу, попутно снимая с себя брюки. Она вопит, срывая глотку, когда он толкнулся в ней.

– А-а-а-а, – кричит Гермиона, резко садясь на кровати. – Это просто кошмар, – она откидывается обратно на подушку, убирая со лба прилипшую прядь. – Снова.

Пятый день подряд. Ее мучают кошмары пятый день подряд. Если бы она могла, то наложила бы чары на комнату, чтобы не пугать родителей, но ей еще было нельзя пользоваться магией в магловском Лондоне.

Девушка нахмурила брови, ведь родители снова не пришли, это было странно. Ее мама всегда отличалась чуткостью, и если Гермиона даже просто ворочалась, то миссис Грейнджер тут же приходила к дочери – иногда она приносила теплый чай, а иногда просто садилась в изголовье кровати и перебирала волосы дочери, тогда Гермиона верила, что мама забирает плохие мысли, поэтому засыпала спокойно.

Практически неделю она орала в своей комнате, но никто так и не пришел к ней. Даже утром за завтраком никто не акцентировал на этом внимание, словно ничего не было. Она хотела сбежать от всего этого обратно в Хогвартс, где мадам Помфри дала бы ей что-то, чтобы это прекратилось, но отец не разрешал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мистер Грейнджер так и не сказал дочери, что конкретно с его женой, он просто сообщил ей, что ее мать смертельно больна. Гермиона до сих пор не знала, чем именно, ведь отец напустил таинственности и утверждал, что не стоит ей забивать свою голову всякой чепухой. Гермиона плакала и просила ей все рассказать, чтобы она могла вернуться в Хогвартс, в библиотеку, к мадам Помфри – там она нашла бы лечение. Но отец повысил голос и попросил “хоть раз в жизни забыть об этой гребаной магии и просто побыть с матерью”.

Гермиона держалась. Она была сильной и должна стать еще сильнее, ради мамы.

Каждое день она улыбалась. Каждый вечер она плакала, закусив уголок подушки. Каждую ночь она кричала, когда к ней приходил ее личный монстр в обличии Драко Малфоя. Она больше не могла. Она надломилась. Она ничего не понимала в происходящем.

Утром она скажет родителям, что возвращается в Хогвартс. Но до утра было далеко, поэтому Гермиона обняла себя за плечи и прислонилась к спинке кровати, по памяти читая рецепты различных зелий –лишь бы не заснуть. Она этого больше не выдержит.

Утром она подловила момент, когда мама была на кухне, и сообщила отцу, что завтра возвращается в школу Чародейства и волшебства. Мистер Грейнджер, как и ожидала Гермиона, вновь стал взывать к совести девушки, но та упорно стояла на своем. Тогда мистер Грейнджер вышел из себя и дал дочери пощечину.

Резкий звук удара отрезвил всех. Мистер Грейнджер понял, что перегнул палку, а Гермиона поняла, что надо бежать, как можно скорее.

– Иди в комнату и не смей выходить до вечера, – с этими словами мужчина скрылся на кухне, где его жена гремела посудой.

Гермиона уже было направилась на второй этаж, где и была ее комната, но на цыпочках подкралась к двери – подслушивать было до неприличия мерзко, но что-то потянуло девушку.

–Ты ее ударил? – возмутилась миссис Грейнджер.

– Она грязнокровка, так что это не возбраняется.

– Нам приказано же…

– Она хочет вернуться в свою гребаную школу. Я бы, конечно, применил к ней Круциатус, но чем магглы останавливают своих отпрысков, понятия не имею.

– Она ничего не поняла? Не заподозрила?

– По легенде, ты умираешь, у нее мозг вообще не работает.

Они говорили что-то еще, но Гермиона, закрыв уши, тихо ушла к себе.

– Малфой прав, – сокрушалась девушка, – я тупая сука, которая ничего не замечает, – эмоции били через край, а боль выходила со слезами, которые Гермиона даже не замечала.

Отец дал ей время до вечера, и Гермиона провела его с пользой.

Она пыталась держать себя в руках, но страх оттягивал волосы и дышал в шею своим склизким дыханием. Гермиона не хотела делать поспешных выводов, но перед глазами снова и снова вствал испуганный образ Теодора.

– Неужели ты все знал… – горько шептала она, сидя прямо на полу. – Почему ты мне не сказал, – стукалась она затылком об стену. – Почему не предупредил?

Она плакала. В который раз за этот год она плакала.

– Нет, – поправила она себя. – Ты предупредил. Ты позаботился обо мне, – Гермиона вертела в тонких пальцах неприметную авторучку. – Почему ты не сказал мне прямо? Почему не сразу? Чего ты ждал? – Она не понимала. Хваленная гриффиндорская голова отказывалась в это верить.

Снова слезы.

– А может ты не знал? Может дал на всякий случай? – она пыталась оправдать слизеринца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И опять слезы.

Гермиона была готова обвинить Нотта во всех своих бедах, лишь бы семья была прежней.

– Тебе показалось, – шептала она, массируя виски двумя пальцами. – Это просто кошмар, – уверяла она себя, но красный отпечаток ладони мистера Грейнджера говорил об обратном.

Образ Тео помогал сохранять частицы контроля. Глупо, но она ощущала его присутствие. Даже воздух, казалось, стал пахнуть апельсином.