Война за «Асгард» - Кирилл Бенедиктов

Мондрагон довольно улыбнулся.

– Да, в компьютерах он разбирается как настоящий профессионал. Даже странно, что в России губят таких талантливых ребят. Значит, с ним все в порядке? Это радует. Если увидите его снова, передайте, пожалуйста, что его приемный отец, к сожалению, не может похвастаться тем же самым.

– А что с вами такое? – подозрительно осведомилась Дана.

– Сердце, – сказал Сантьяго. – Сердце мое разбито... – Он поднялся с кресла и, пошатываясь, подошел к Янечковой. – Знаете что, Дана? А давайте я ради вас умру? Тогда вы сразу поймете, насколько серьезны мои чувства.

– Нет уж, – решительно покачала головой Дана. – Вы можете доказать это и более гуманным способом.

Мондрагон мгновенно повеселел.

– Каким же, прелестнейшая? Одно ваше слово – и я сделаю все, что вы захотите...

Дана скептически усмехнулась.

– Для начала сядьте обратно в кресло. А то я все время боюсь, что вы упадете. А теперь сосредоточьтесь и слушайте меня внимательно...

8. ИДЗУМИ ТАНАКА, ЭКСПЕРТ СЛУЖБЫ ГЕНЕТИЧЕСКОГО КОНТРОЛЯ

База «Асгард», зона Внутреннего периметра объекта «Толлан»,

29 октября 2053 г.

В половине шестого утра доктор Идзуми Танака спустился к подножию пятисотметровой башни Иггдрасиль, на вершине которой переливалась разноцветными огнями огромная сфера «Асгарда».

Осенью в этих краях светало поздно. Холод, терзавший негостеприимные степные земли долгими безлунными ночами, покусывал обнаженное тело доктора Танаки, когда тот медитировал на застеленной футонами площадке посреди своего небольшого сада камней.

Полчаса такой медитации убили бы любого, кто осмелился последовать за доктором и раздеться догола на пронизывающем ветру, остро заточенном о ледяные вершины Тянь-Шаня. В лучшем случае стоили бы безумцу воспаления легких. Идзуми Танака медитировал в своем саду каждое утро – и летом, и зимой, – ни разу не подхватив даже насморка.

Холод – такая же иллюзия, как и все остальное в этом мире страданий. Смешно страшиться иллюзии. Смешно и глупо страшиться вообще чего бы то ни было. Единственное, что заслуживает некоторого внимания в иллюзорной вселенной, – красота и гармония. Этим утром Танака узрел красоту и почувствовал гармонию с окружающим миром. Грядет нечто великое, подумал он.

Он любовался садом, который создал своими руками из осколков горной породы, привезенных из ущелья реки Халк, – невзрачных булыжников, найденных в окрестностях базы, и даже обломков строительного материала Стены. По отдельности эти камни могли казаться уродливыми, бесформенными, абсолютно бессмысленными. Собранные вместе, расположенные в строгом соответствии с древнеяпонским каноном, они волшебным образом превращались в Сад, обретали коллективную душу, создавали непостижимую архитектурную конструкцию, лишенную формы, сотканную из пустоты. Взгляд, пойманный в ловушку Сада, обретал божественную ясность и проникал за узорчатую вуаль иллюзии.

Сегодня большой день, сказал себе Танака. Небо кажется темным, но за далекими горными кручами уже поднялось солнце. Я не вижу его, но оно тем не менее существует и проливает свои лучи на острова моей родины. Так и Событие – все ожидают его, но на самом деле оно уже давным-давно изменило лицо мира.

После медитации он прошел в расположенный за лабораториями до-дзе. Ничего похожего на оклеенные рисовой бумагой рамы, к которым он привык на Окинаве, здесь, конечно, не было. Белый пластик, пружинящий под ногами пол, на стенах – шелковые полотнища с изречениями великих мастеров. Под потолком, как и повсюду на базе «Асгард», – тонкая полоска сенсорной пленки, глаза и уши системы внутреннего контроля.

Несколько минут он разминался в холодном до-дзе, чувствуя, как кровь начинает все быстрее струиться по жилам, ощущая каждую мышцу своего тренированного поджарого тела, налитого звенящей и пружинящей энергией пустоты. «Форма есть пустота, пустота есть форма» – гласило изречение из «Книги Пяти Колец», висевшее над притолокой двери. Красивые слова, но неправильные. Форма – это слепок движения в пустоте. Застывший в вечности мгновенный просверк клинка. Тень опускающейся на голову врага катаны, ставшей видимой лишь в долю секунды перед ударом.

Он заканчивал разминку, когда в дальнем конце до-дзе открылась неприметная дверца, пропустив в зал щуплого человека в черной накидке с капюшоном. Танака почтительно поклонился. Мастер Хосокава, ответив ему коротким кивком, скользящим шагом двинулся к стойке с бамбуковыми мечами-шинай.

– Прошу вас выбрать, сенсей, – вежливо предложил Танака.

Хосокава не глядя протянул к подставке тонкую, испещренную желтыми старческими пятнами руку и вытащил средней длины клинок. Чуть качнул им в сторону ученика, словно обозначая направление атаки.

– Нечего выбирать, – сказал он ворчливо. – Выбор рождает заданность. Человек не должен зависеть от длины своего меча.

Танака тем не менее потратил несколько секунд на поиски подходящего оружия. Обычно он сражался с мечом в одной руке и дубинкой в другой. Боевые дубинки-джитте делались из металла, но турнирный экземпляр был изготовлен из сверхпрочной резины. Крючья, которыми джитте цеплялась за меч противника, и в том, и в другом случае оставались стальными, и в руках умелого бойца превращались в грозное оружие.

– Шинай и джитте, – произнес Танака, отступая спиной вперед к центру зала.

– Собачий пенис и кусок дерьма, – сказал мастер Хосокава. В левой руке у него была зажата какая-то дощечка, похожая на обломок антикварного кресла. Мастер выглядел недовольным и невыспавшимся – впрочем, он выглядел так почти каждое утро.

Идзуми Танака медленно пошел на учителя, ощущая себя водяной змеей, плывущей в речном потоке. Меч двигался отдельно от него, впереди и выше, словно воздушный змей, привязанный тонкой бечевой к руке бегущего по лугу ребенка. Мастер Хосокава сделал несколько неуверенных шагов – влево, вправо, назад и снова влево. Это, разумеется, была ловушка, но Танака приучил себя не обращать внимания на подобные хитрости.

Он атаковал, использовав стратегию «продолжительного нападения». Меч, нырнувший к незащищенной груди мастера Хосокава, целил не только в сердце: он метался, поражая голову, руки и ноги, отрубая кисти, подсекая колени – ни дать ни взять вырвавшийся на свободу нож взбесившейся мясорубки. Каждый раз мастер Хосокава оказывался на полшага дальше, постоянно уходя назад и влево, и спустя несколько бесконечных мгновений сокрушительный натиск доктора Танаки превратился в бессмысленное размахивание бамбуковой палкой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});