Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

В то время в Могилеве происходил офицерский съезд[697] – со всех концов нашего длиннейшего фронта собралось представительство офицерства, переживавшего в то время столько тяжелого, потрясающего.

С самого начала революции печать обрушилась на офицеров, все было направлено к дискредитированию офицерства, с солдатской массой заигрывали, а офицеров предавали, что вызывало зачастую эксцессы и насилия над ними. Я не присутствовал на этом съезде и только отголоски о происходившем на нем доходили до меня; среди этих отголосков дошла до нас и речь Деникина[698], сказанная им в день закрытия съезда. Привожу ее целиком, как характеризующую тяжелое положение офицерства в тот момент, как вопль одного из прямых честных людей того времени.

«Верховный главнокомандующий[699], покидающий свой пост, поручил мне передать Вам, господа, свой искренний привет и сказать, что его старое солдатское сердце бьется в унисон с вашим, что он болеет той же болью и живет той же надеждой на возрождение истерзанной, но великой русской армии.

Позвольте и мне от себя сказать несколько слов. С далеких рубежей земли нашей, забрызганных кровью, собрались вы сюда и принесли нам скорбь свою безысходную, свою душевную печаль.

Как живая развернулась перед нами тяжелая картина жизни и работы офицерства среди взбаламученного армейского моря.

Вы, бессчетное число раз стоявшие перед лицом смерти. Вы, бестрепетно шедшие впереди своих солдат на густые ряды неприятельской проволоки под редкий гул родной артиллерии, изменнически лишенной снарядов. Вы, скрепя сердце, но не падая духом, бросавшие горсть земли в могилу павшего сына, брата, друга.

Вы ли теперь дрожите?

Нет.

Слабые – поднимите головы. Сильные – передайте вашу решимость, ваш порыв, ваше желание работать для счастья Родины, передайте в поредевшие ряды наших товарищей на фронте. Вы не одни, с вами все, что есть честного, мыслящего, все, что остановилось на грани упраздняемого ныне здравого смысла. С вами пойдет и солдат, поняв ясно, что вы ведете его не назад – к бесправию и нищете духовной, а вперед – к свободе и свету. И тогда над врагом разразится такой громовой удар, который кончит и с ним, и с войной.

Проживши с вами три года войны одной жизнью, одной мыслью, деливши с вами и яркую радость победы и жгучую боль отступления, я имею право бросить тем господам, которые с первых же дней революции совершили свое Каиново дело над офицерским корпусом… Я имею право бросить им:

Вы лжете! Русский офицер никогда не был ни наемником, ни опричником.

Забитый, загнанный, обездоленный не менее, чем условиями старого режима, влача полунищенское существование, наш армейский офицер сквозь бедную трудовую жизнь свою донес, однако, до Отечественной войны – как яркий светильник – жажду подвига. Подвига – для счастья Родины.

Пусть же сквозь эти стены услышат мой призыв и строители новой государственной жизни. Берегите офицера. Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменнно на страже русской государственности.

Сменить его может только смерть».

Происшествие в дивизионном обозе

В этих же числах мая в дивизионном обозе у меня выяснилось незаконное обращение с солдатами со стороны командира 2-го взвода зауряд-военного чиновника Малышевского[700], что послужило предметом разбора этого дела в дивизионном комитете. Мне было очень жаль Малышевского, который был поразительно добросовестным работником, но факты были налицо и потому я был вынужден предать его суду, дабы не подать повод к самосуду, попытки к коему уже были, когда три солдата обоза, явившись к Малышевскому, объявили его арестованным. Одновременно с преданием Малышевского суду, я предал суду и этих трех солдат за превышение власти.

Этими своими мерами я прекратил начавшееся в обозе брожение. В этот же день я отдал следующий приказ:

«23-го мая 1917 г.

Приказ № 202 15-й Сибирской Стрелковой дивизии.

г. дв. Павлюковщизна

Отдел строевой.

§ 1

В последнее время от многих частей дивизии ко мне поступают запросы, относительно того, что якобы сорокалетние солдаты, уволенные на полевые работы, не должны возвращаться в свои части, согласно каким-то неизвестным приказам. Слухи эти ни на чем не основаны и вносят только смуту. Согласно телеграммы главкозапа № 1239 от 20 апреля были уволены на полевые работы, сверх десятипроцентной нормы еще все солдаты 43 и более лет. 24-го же апреля был издан приказ об увольнении 43 летних вовсе от службы. За эти четыре дня были отпущены на полевые работы все сорокалетние и все солдаты, которые, разъехавшись по деревням, вполне естественно могли не знать о том, что они уволены вовсе от службы. Вот эти-то солдаты и задерживаются в тылу воинскими начальниками и не возвращаются в свои части. Сорока же, сорока-одно и сорока-двухлетние, уволенные по 15-е мая, должны были возвратиться в срок и продолжать службу на общих основаниях. Прошу всех начальствующих лиц, а также полковые и ротные комитеты возможно шире ознакомить с этим всех солдат.

Кроме того циркулирует слух, будто бы сроки отпусков вообще исчисляются не со дня отъезда и по день возвращения, а со дня приезда в место отпуска и по день отъезда из оного. Такой слух тоже не имеет оснований, т. к. никаких распоряжений по сему поводу я не получал, тем не менее, чтобы не оставалось сомнений, я вошел с запросом по команде и, по получении ответа, немедленно объявляю в приказе.

§ 2

21-го сего мая, я объехал верхом всю позицию, начиная с правого фланга и до правого фланга левофланговой роты, <…> но на что я не мог не обратить внимания – это на плохое состояние мостов, устроенных на дорогах через ходы сообщения, окопы второй и третьей линий, по которым два раза в день проезжают кухни… Но на это не было обращено внимания. Приказываю командирам полков и 15-го Сибирского стрелкового артиллерийского дивизиона немедленно поручить всем ротным, батальонным и батарейным командирам озаботиться самым тщательным обследованием всех путей, по которым происходит движение кухонь и все, что можно привести в порядок своими средствами – исполнить самим <…>.

Отдел санитарный.

§ 3

Ввиду наступления времени года, в какое возникают желудочно-кишечные заболевания вообще и в частности холера, происходящие вследствие попадании заразы через рот с питьем и пищей и через загрязненные руки, приказываю усиленно поддерживать следующие меры предохранения людей от заражения: 1) воду для питья и по возможности и для других надобностей иметь кипяченую, желательна замена питьевой воды чаем; 2) не употреблять в пищу без проваривания сырых припасов – сырое молоко, зелень, фрукты и припасов готовых к употреблению, но долго хранящихся – колбаса, ветчина, сыр, сушеные фрукты и т. д. 3) соблюдать опрятность при хранении припасов и приготовлении из них пищи; мыть руки перед приемом пищи; 5) содержимое отхожих мест и помойных ям посыпать хлориновой известью и поливать раствором хлориновой извести (1 фунт извести на 1 ведро воды) и известковым молоком (3–6 фунта негашеной извести на 1 ведро воды) и засыпать означенные ямы по наполнении их не более как 1 аршин от поверхности земли; 6) помещения, особенно землянки, тщательно очищать от сора и проветривать; 7) не приобретать питьевых и съестных припасов в домах, в которых имеются больные люди, могущие оказаться заразительными и не посещать такие дома и 8) полковые лавочки содержать чисто и товары в них – защищенными от мух. Настоящий приказ объявить в частях возможно шире.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});