М.С. - Владимир Чистяков

Напрасно мы жили. Напрасно горели. Мечта улетела навеки, не оставив ничего.

Стоишь у руин, не зная, за что браться. Или может, не браться ни за что, а набрать полторы сотни недобитых головорезов, да убраться в какой-нибудь мелкий городок. Быть первым в деревне тоже не так уж плохо. Жизнь прожить вполне можно.

— Ты так никогда не поступишь.

— Интересно почему?

— О дин из страхов- ребенок спрашивает у отца, показывая тебе вослед: «А она и правда была Бестией когда-то?» И тогда точно тебе будет незачем жить дальше. Только тогда, но никак иначе. Но пока тебе смотрят вслед, и кто с гордостью, кто с ненавистью, говорят ребенку «Бестия идёт!». Нет равнодушных. Тогда понимаешь- может и не зря прожил.

Ты вот строишь какие-то планы, и словно не помнишь о самой простейшей, элементарной альтернативе — а если ОНИ прилетят снова? У нас очаговое ПВО и на 80 % выбита авиация. Высаживайся, где хочешь, и делай что хочешь. И не стройбатовцы, которых ты так лихо давила гусеницами…

— Сама знаешь, там были вовсе не стройбатовцы.

— Ну не они, так что дальше? Если прилетят снова?

— Операция свернута окончательно…

— Ты веришь в то, во что очень хочешь верить. То что свернуто, всегда можно вновь развернуть. Стратегические соображения подсказывают, что нас надо добить. Я бы это сделала весной. Слишком многие умрут зимой.

— Всё-таки тут что-то сложнее. Умрут многие, но гораздо большим мы сохраним жизнь. Приказ об эвакуации пришел из метрополии от Верховного Командования флотом. Понимаешь что это значит? После даже тяжелые корабли не предпринимали никаких враждебных действий. И тебе это известно даже лучше чем мне. К тому же. Они практически не наносили ударов по небольшим населенным пунктам, и мало применяли оружие, способное эффективно уничтожать плохо укрытое гражданское население. Их цель — эта все- таки нейтрализация армии. Разрушение государственных формирований. Но ни в коей мере не геноцид мирного населения. Называй это остатками кодекса чести, но это так.

— Я это назову остатками твоих человеческих чувств. Ты начала жалеть врага. Это тоже надлом. И первый признак измены. Совсем недавно за подобное я бы даже тебя не пожалела… Сейчас же… Не знаю. Надломилась сама. На многое теперь смотрю по-другому.

— Я не жалею никого. Стала их понимать. Подспудное и ничем не объяснимое чувство. Ни одного факта, но знаешь, что так и есть. Бывает, что кто-то вынужден воевать. Их толкнули на войну. И толкнули не мы. Мы много не знаем. Но не могу отделаться от ощущения. Вся эта чудовищная война, разрушения, смерти — чья-то чудовищная провокация, совершенная по непонятным нам мотивам.

Кэрдин смотрит очень пристально. В черных глазах не прочтёшь ничего.

— Публично не скажу никогда. Можешь не просить. Но тебе говорю: я боюсь этих мыслей, и гоню их, но за столько лет слишком хорошо научилась считать и просчитывать. Думала о том же. Слишком уж все не гладко у них было. Слишком. Больше не скажу ничего. Я не желаю их понимать.

В городе постоянно появлялись новые проблемы. Очередная — корабли чужаков. По грэдской терминологии — тяжёлые штурмовики. А по габаритам — эсминец летающий. Они стали кружить над городом практически ежедневно. Иногда их по три, иногда по шесть, реже даже двенадцать. Прилетают и просто кружат. На зенитный огонь реагируют только тем, что поднимаются выше предельной дальности огня 130- и 150-мм зениток, то есть почти на 20 километров.

На такой высоте с земли мало что видно. Так что эта проблема в основном у зенитчиков.

И словно зловещее напоминание о прежней жизни возвышаются над руинами города уцелевшие башни ПВО. Запомнились они видать чужакам.

С матюгами и горечью вспоминали о так и не развёрнутом перед войной производстве 240-мм зенитных чудищ. Две штуки из опытной партии в городе правда были. Но войны не пережили. Эти монстры наглости им поубавили бы.

Зенитные ракеты есть, но их берегут, ибо неясно, удастся ли возобновить их производство, а производство снарядов уже восстановлено.

Прилетят, покружат и улетят. Но на следующий день снова объявятся на не слишком большой высоте. Развлекаются так они что ли? Кружить-то кружат каждый день.

Саргоновцы слышали большую часть их переговоров. Стандартный радиообмен лётчиков, выполняющих скучную обязанность и ничего больше.

С земли пытались завязать с ними переговоры — бесполезно. Саргоновцев они несомненно слышат, но с землёй им похоже прямо запрещено разговаривать.

А зенитки всё стреляют. Бесполезно. Взбешённый начальник сектора ПВО затребовал у М. С. разрешения о выдаче на батареи опытных зенитных снарядов с увеличенной дальностью по высоте. Их выпустили всего несколько тысяч штук. Очень опасных в обращении. Выдали. На следующий день один корабль вдруг взорвался в воздухе, накрытый первым же залпом (все зенитки наводили с помощью радиолокации). Второй задымил и резко пошёл на снижение.

Остальные снизились вслед за ним, и ушли, может он, где и упал, саргоновцы этого не видели.

На следующий день их пришло двадцать четыре, но на этот раз они кружили вне досягаемости огня зениток. С земли их практически не видно. Но операторам РЛС — прекрасно.

И они никогда не летают по ночам. Опять же непонятно почему, ведь их средства навигации куда лучше земных. Да и домой возвращаются в кромешной тьме.

— На психику давят, сволочи — сказал на это Кэрт — стандартная практика устрашения.

— Подавятся! — огрызнулась М. С…

— Не подавятся. Снаряды у нас быстрее кончатся. А эти паразитам хоть бы хны.

— Не любишь ты своих, — прокомментировала М. С…

— Люблю я их, или нет — теперь это дело десятое. Я свой выбор сделал. Я с вами до конца. Я один из вас. — и слова летят как плевки, а ухоженные ногти вцепляются в стол.

— Я ни минуты не сомневалась в этом — сказала М. С., чтобы разрядить напряженность.

— Да, кстати к вопросам о любви: Ты в курсе, что здесь меня уже почти все твоим э-э-э… как бы это потактичнее выразится? Твоим интимным другом считают?

— Разумеется. Я ведь ещё и слухи о себе коллекционирую, но вернёмся к твоим бывшим соотечественникам. Интересно, как они теперь расписывают нас в своей пропаганде? В какой уровень нас забомбили.

— А кто их знает. В нашем парламенте в обеих его ветвях хватает мастеров делать хорошую мину при плохой игре. Вряд ли после первой войны они ушли совсем. Наверняка оставили парочку баз где-нибудь на полюсах, а поводом к войне наверняка представили нападение на одну из этих баз. А пропагандистскую шумиху у нас лихо умеют раздувать.

— По подобному дерьму у нас и своих деятелей было выше крыши.

— Сама скоро начнешь таких же брехунов разводить. Только кого селекционером назначишь?

— Да хоть тебя.

— Тот, у кого есть принципы, не может быть журналистом.

— Дошутишься Кэрт.

— До того же, до чего и ты.

— Соберутся они нас бомбить или нет?

— Хотели бы, давно бомбили.

Во время войны М. С. нахваталась практически всей заразы, витавшей в воздухе. Пару раз чуть не отправилась на тот свет. И как она тогда не умерла. Это было непонятно как ей самой, так и Кэрту. А последствия разнообразных отравлений сказывались через совершенно непонятные сроки. М. С. прекрасно знает, что свалиться больной нельзя. Она неплохо разбирается в медицине, и пьет довольно много лекарств. Но иногда, когда по меркам обычных людей ей было, не просто плохо, а очень плохо, и препараты не помогают, тогда она приходит к Кэрту.

Тот каждый раз предлагал ей лечь в госпиталь. И каждый раз она отказывалась, зачастую подкрепляя свой отказ отборнейшим матом. Как, например, и сегодня.

— Загнешься ты от такого режима — снова начал Кэрт — и никакие бандиты не понадобятся.

— Может быть, это ты, наконец, заткнёшься. Мне эта тема уже во как надоела — она провела рукой по шее.

— А мне не надоело, я вовсе не хочу, чтобы ты померла раньше времени.

— Ну, ты-то в любом случае на моих похоронах побываешь.

Кэрт только хмыкнул. Он-то относится именно к тем людям, которые специфический юмор М. С. переваривают в абсолютно любом количестве. И он им даже нравится. Но таких людей подавляющее меньшинство.

Впрочем, от Еггтовского юмора тошнит практически всех людей.

Глава 3

Когда выдавался свободный вечер, Кэрт заглядывал к М. С… Её нет — с Мариной болтает, пока мать не объявиться. Сегодня и у неё дел не слишком много, так что нашлась возможность языками почесать. И главное, о чём!

— Узнав о ваших параллельных мирах, я кое о чем начал задумываться.

— О чём же это?

— О том, кто мы такие, и откуда взялись.

М. С. склонила голову набок. Взгляд её при этом говорил нечто вроде: «Ты чё, спятил?»