Последний очевидец - Василий Шульгин

Для этого-то и создана собственность. Легче всего человеческая мысль работает над той вещью, которая находится вполне в его власти, над которой он диктатор.

Собственность есть диктатура над материей. Единоличная диктатура дает наилучшие результаты. Это доказано опытом.

Каким опытом?

* * *

Во-первых, опытом всего Запада.

— Дайте собственнику бесплодную скалу, и он превратит ее в цветущий сад.

Такова формула всемирно известного экономиста, вполне подтвержденная жизнью.

Ты знаешь край, где померанец зреет,Лимон в садах желтеет круглый год …

Этот благословенный край отличается каменистой почвой. Но собственник превратил камни в цветы и плоды.

Но не только камни и бедные пески Германии дают высокий урожай в руках собственника. А черноземы, попадая в руки ущемленной собственности, в тиски русской общины, давали жалкие сборы.

* * *

Русская община была вторым великим опытом в деле земледелия.

В 1861 году Царь, в полном согласии с дальновидными помещиками (Милютин и прочие), провел на путях мирной Эволюции грандиозную реформу: освобождение крестьян и наделение их землей. Этот переворот был сделан тремя волшебными словами:

— Быть по сему…

* * *

Увижу ль, о друзья! Народ освобожденныйИ рабство, падшее по манию Царя…

Да, именно «по манию», то есть по подписи Императора Александра II под манифестом 19 февраля.

Пушкин увидел бы это «русское чудо», если бы не погиб на дуэли. Увидел бы в возрасте шестидесяти двух лет, то есть мог бы оценить величие реформы. И мог бы осознать некоторые преимущества так называемого абсолютизма перед отстающей демократией.

Примерно в то время, когда в России можно было увидеть «рабство, павшее по манию Царя», в Америке шла кровопролитная гражданская война за освобождение негров. Победили северяне, они освободили негров ценой разорения Юга, но не дали им ни клочка земли. Голыми брали негров в рабство, голыми же их выпустили на свободу. Эта демократическая манера благоденствовать людей еще и сейчас дает себя знать.

Если бы сто лет тому назад чернокожим дали землю, то, может быть, в наше время негра называли бы «сеятель наш и кормитель», как помещик Некрасов называл русского мужика.

* * *

Но почему же тот же Некрасов декламировал, а русские студенты распевали, на мотив из итальянской оперы «Лукреция Борджиа», нижеследующее?

Укажи мне такую обитель,Я такого угла не видал,Где бы сеятель наш и кормитель,Где бы русский мужик не стонал?

Некрасов писал во времена крепостного права. Его поэзия была направлена против… рабства, падшего по манию Царя… Значит, когда это рабство пало и русский крестьянин, в противность неграм, был обильно наделен землей, он перестал страдать?

Это вопрос по существу, и на него надо ответить прямо и честно.

* * *

Нет, русский мужик не перестал страдать. Но отчего? От того, что

Порвалась цепь великая.Порвалась и ударилаОдним концом по барину,Другим по мужику.

По барину — это еще понятно. У бар отняли половину земли. Многие не сумели приноровиться к новому положению. Стали беднеть. Беднея, начали продавать землю и уходить в город, где они делались чиновниками.

И продажа помещичьей земли пошла шибко. За пятьдесят лет бывшие баре продали мужикам кроме половины, что отошла при освобождении, еще и еще. В конце концов перед первой мировой войной крестьяне владели восьмьюдесятью процентами всех пахотной земли.

И, можно сказать, сходили на нет помещики в Святой Руси. Оно и понятно: всходила новая Русь, не Святая, — безбожная.

* * *

Но все же почему страдал мужик и после 1861 года, до самой мировой войны? Не всякий мужик страдал. Те, что купили землю, покупали ее именно потому, что они получали землю в единоличную собственность.

Дайте собственнику бесплодную скалу, и он превратит ее в цветущий сад.

Наши крестьяне покупали не камни, а землю. Они не только разводили сады, но и сеяли пшеницу.

Братья сеяли пшеницуИ возили в град-столицу,Знать, столица та былаНедалече от села.

Мысли Ершова в сказке «Конек-Горбунок» обозначают, что подгородные крестьяне легче заимствовали науку о земледелии. И так как они были собственниками, то есть диктаторами над кусочком материи, им от Бога пожалованной, то они могли к своей земле приложить знания, ими полученные от столицы.

Да, из столицы.

* * *

В тюрьме я сидел, между прочим, с двумя крестьянами, которых немцы, разделявшие с нами заключение, называли «наши святые» за их набожность и христианские чувства. Один из них рассказал мне следующее.

— У меня было двадцать десятин (гектаров) земли. Значит, я был кулак, по-ихнему. Ну, пусть кулак. Я работал много, но, сказать по правде, получал мало. Не умел хозяйничать. Так было, пока ко мне не попала книжечка Столыпина. Может быть, не сам он ее написал, но так ее называли. Там было все рассказано, как надо хозяйничать. И когда я на своей земле завел такой порядок, как надо, то стал я прямо богатеем. Ну, конечно, когда началось то, что вы сами знаете, то у меня все отобрали и выгнали из села в лес. В лесу отвели мне четыре десятины. «Довольно с тебя, кулак!» И вправду, было мне довольно. Всё взяли у меня, всё, всё. Но книжечку Столыпина я унес с собой в лес. И вот прошло несколько годов, я опять все завел по Столыпину и опять был богат, ну, не богат, но достаточен. И опять мне стали завидовать, и опять всё отняли и выгнали, брат меня принял.

Что с ним было дальше, в данную минуту неважно, хотя это — потрясающая повесть. Здесь важно только то, как при Столыпине свет знания проникал в деревню. В это время действительно

…Столица та былаНедалече от села.

Столица удалилась от деревни, когда стала теоретизировать или морализировать по Карлу Марксу. Автор «Капитала», по-видимому, не угадал, в чем тайна земледелия.

* * *

Тайна земледелия проста. Она заключается в поговорке: у семи нянек дитя без глазу.

Земля любит одного хозяина. Почему? Потому, что искусство хлебороба примерно наполовину состоит из знаний. Другая половина отдана глазомеру, смекалке.

Конечно, аксиомы признаются всяким коллективом, но таких мало в земледелии. Очень многое спорно. При таком положении, чтобы при коллективном управлении до чего-нибудь договориться, приходится по каждому делу, важному или мелкому, бесконечно спорить. Открываются прения, обсуждают-рассуждают, пока состарится большинство, которое что-то постановит. Именно «что-то», потому что меньшинство все же останется при своем мнении и будет исполнять решенное, так сказать, бездушно, неохотно. Между тем земледелие требует многочисленных и незамедлительных решений. При коллективе выходит такая канитель, что у людей пропадает охота убеждать и спорить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});