Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

– Ладно! Итак, ты все-таки приехала к нам, несмотря на то, что побывала и у важных людей. Я уж было подумал, что ты решила порвать с нами, мисс Молли, когда узнал, что ты отправилась в Тауэрз. Неужто не нашлось другого места, кроме графского особняка, где можно было остановиться, пока отца с матерью не было дома, а?

– Они пригласили меня, и я поехала, – ответила Молли. – А теперь меня позвали вы, и я приехала сюда.

– А я-то думал, что ты уже поняла, что здесь тебе всегда рады и безо всякого приглашения. Как же так, Молли? Я считал тебя чуть ли не дочерью, во всяком случае куда больше, чем эта мадам! – сообщил сквайр, слегка понизив голос и, очевидно, надеясь, что лепет малыша заглушит его слова. – Нет, не смотри на меня столь выразительно, она с трудом понимает по-английски.

– А я думаю, что она все прекрасно понимает! – негромко отозвалась Молли, не поднимая, однако, глаз, потому что боялась вновь увидеть загнанное выражение на лице Эйми и жаркий румянец у нее на щеках.

Она вдруг ощутила прилив благодарности, словно одолжение было сделано лично ей, когда услышала, как мгновением позже Роджер по-дружески заговорил с невесткой. Вскоре они так увлеклись беседой, что Молли и сквайр могли невозбранно продолжить свой разговор.

– А он крепкий мальчуган, не правда ли? – сказал сквайр и погладил курчавую головку маленького Роджера. – А еще он может четыре раза подряд пыхнуть дедушкиной трубкой, и его даже не тошнит, правда?

– Я не буду больше пыхать, – решительно заявил малыш. – Мама говорит «нет». И я не буду.

– Вот такая она во всем! – заявил сквайр, на этот раз переходя чуть ли не на шепот. – Можно подумать, ребенку от этого будет какой-нибудь вред!

После этого Молли постаралась увести разговор от личных тем и принялась расспрашивать сквайра о том, как продвигаются дренажные работы. Он предложил отвести ее туда, и она согласилась, мимоходом сказав себе, что совершенно напрасно опасалась чересчур уж тесного общения с Роджером, который, как оказалось, целиком и полностью посвятил себя невестке. Но вечером, когда Эйми поднялась наверх, чтобы уложить малыша в кроватку, а сквайр задремал в своем мягком и удобном кресле, слова миссис Гуденоу вновь всплыли у нее в памяти. Она все-таки осталась наедине с Роджером, как уже десятки раз случалось ранее. Но сейчас Молли напустила на себя сдержанно-чопорный вид: она избегала с предельной откровенностью смотреть ему в глаза, как бывало прежде; во время паузы, возникшей в разговоре, она взялась за книгу, оставив его пребывать в недоумении и раздражении, вызванными подобной переменой в ее поведении. Так продолжалось на протяжении всего ее визита в Холл. Если даже временами она забывалась и позволяла себе стать естественной, то вскоре спохватывалась, напуская на себя холодность и сдержанность. Подобное поведение причиняло Роджеру сильную боль, которая с каждым днем становилась все сильнее, и он все настойчивее стремился найти ее причину. Эйми тоже про себя отметила, сколь разительно меняется Молли в присутствии Роджера. Однажды она не удержалась и спросила:

– Вам не нравится Роджер? Вы непременно полюбили бы его, если бы знали, какой он хороший! Он очень умен и образован, но это ничего не значит, восхищение и любовь вызывает именно его доброта.

– Он очень добрый, – согласилась Молли. – Я знаю его достаточно давно, чтобы не сомневаться в этом.

– Но разве вы не считаете его милым и приятным? Да, он не похож на моего бедного покойного мужа, которого вы тоже хорошо знали. Ах! Расскажите мне о нем еще раз. Когда вы впервые увидели его? Когда его мать еще была жива?

Молли привязалась к Эйми; когда последняя чувствовала себя вполне непринужденно, она была само очарование, но, испытывая неловкость и стесняясь своего положения в доме сквайра, француженка превращалась для него в настоящий раздражитель; да и он, в свою очередь, демонстрировал ей свои худшие качества. Роджер изо всех сил старался подружить их и даже несколько раз советовался с Молли на предмет того, как достичь этой цели. Пока они обсуждали исключительно эту тему, она разговаривала с ним со спокойным благоразумием, унаследованным ею от своего отца. Но стоило ей счесть, что вопрос закрыт, как она вновь надевала нелепую личину холодного достоинства и сдержанности. Ей было очень трудно выдерживать взятую на себя роль, особенно когда ей раз или два показалось, что она причиняет ему боль; в таких случаях Молли поднималась к себе в комнату, чтобы выплакаться, желая, чтобы ее визит поскорее закончился и чтобы она вновь очутилась в размеренной и умиротворенной атмосфере собственного дома. Но вскоре расположение ее духа менялось и она отчаянно цеплялась за каждый проходящий час, словно надеясь сохранить ускользающее счастье. Она не подозревала об этом, но Роджер старался сделать ее визит максимально приятным для нее. Он вовсе не хотел выглядеть навязчивым составителем маленьких планов на каждый день, поскольку чувствовал, что она относится к нему уже не так, как прежде. Тем не менее однажды Эйми предложила сходить за орехами, потом они устроили чаепитие на свежем воздухе, доставив маленькому Роджеру неслыханное удовольствие, а еще раньше состоялось нечто столь же очаровательное. И всякий раз именно Роджер устраивал эти маленькие развлечения, которые, как ему было известно, принесут радость и наслаждение Молли. Но перед нею он представал лишь в качестве услужливого исполнителя пожеланий Эйми. Неделя близилась к концу, когда однажды утром сквайр застал Роджера сидящим в старой библиотеке, – перед ним лежала раскрытая книга, но он настолько погрузился в свои мысли, что внезапное появление отца едва не напугало его и заставило вздрогнуть от неожиданности.

– Так я и думал, что застану тебя здесь, мой мальчик! Мы снова приготовили старую комнату к зиме; здесь пахнет пылью, но я-то знаю, что здесь тебе самое место! Я хотел, чтобы ты наведался со мной на ту полоску земли площадью в пять акров. Я подумываю о том, чтобы засеять ее травой. А тебе самое время подышать свежим воздухом, а то ты только и делаешь, что чахнешь над своими книгами, а они, как никто другой, способны отнять у мужчины его здоровье!

Итак, Роджер отправился на прогулку вместе с отцом; они едва обменялись несколькими словами, пока не отошли от дома на приличное расстояние. И только тогда он вдруг разразился целой речью, причем с такой же неожиданностью, как и отец несколькими минутами ранее, словно хотел сполна расплатиться с ним за испуг, испытанный им самим четверть часа тому назад.

– Отец, вы помните, что в следующем месяце я вновь отправляюсь на Кейп! Вы говорили о том, что распорядились привести в порядок библиотеку. Если это для меня, то ведь я буду отсутствовать всю зиму.

– А ты не можешь отказаться? – взмолился старый сквайр. – Я уж начал думать, что ты позабыл об этом…

– Ну, это вряд ли! – со слабой улыбкой отозвался Роджер.

– Да, но ведь они могут найти другого человека, кто мог бы закончить твою работу.

– Ее не сможет закончить никто, кроме меня. К тому же контракт есть контракт. Когда я писал лорду Холлингфорду о том, что должен вернуться домой, я пообещал ему, что отработаю оставшиеся шесть месяцев.

– Да. Я знаю. И понимаю, что тебе нужно забыть обо всем. Но мне всегда трудно расставаться с тобой. Однако, пожалуй, так будет лучше для тебя.

Лицо Роджера залил жаркий румянец.

– Вы намекаете на… на мисс Киркпатрик… то есть миссис Гендерсон, я имею в виду. Отец, позвольте заявить вам раз и навсегда, что я полагаю всю ту затею поспешной и ошибочной. Теперь я совершенно убежден в том, что мы не подходили друг другу. Да, я был раздавлен, получив ее письмо – на Кейпе, я имею в виду, – но теперь я думаю, что это было к лучшему.

– Вот это правильно. Молодец, мой мальчик, – заявил старый сквайр, оборачиваясь и крепко пожимая руку сыну. – А теперь я расскажу тебе, что услышал давеча, когда был на собрании членов магистрата. Они все толковали о том, что она сначала обольстила, а потом бросила Престона.

– Я не желаю слышать о ней ничего дурного, у нее могут быть свои недостатки. Но я никогда не забуду, как любил ее когда-то.

– Что ж, будь по-твоему! Пожалуй, ты прав. Но и я проявил тогда себя не так уж плохо, верно, Роджер? Бедному Осборну не стоило таиться от меня. Я приглашал сюда твою мисс Синтию вместе с ее матерью и всеми прочими… Да, я лаю, но не кусаю. Если у меня и было сокровенное желание, так это увидеть, как Осборн женится так, как подобает представителю старинного рода, а он взял да и выбрал себе в жены это француженку без роду без племени, которая была всего лишь…

– Не имеет значения, кем она была прежде, смотрите на то, кем она стала сейчас! Должен сказать, что удивляюсь тому, что на вас не действуют ее смирение и кротость, отец!

– Я даже не могу сказать, что она красива, – проворчал сквайр, которому не хотелось в очередной раз выслушивать аргументы, к которым частенько прибегал Роджер, когда требовал от него уважения и привязанности, причитающихся Эйми. – А вот твоя мисс Синтия и впрямь была красавицей, этого у нее не отнять, потаскуха этакая! Подумать только, что вы, оба моих сына, пошли против воли своего отца и выбрали себе девчонок намного ниже себя по положению и при этом никто из вас не обратил внимания на малышку Молли. Пожалуй, мне следовало бы разозлиться на нее в то время, но девчонка сумела подобрать ключик к моему сердцу, в отличие от этой француженки или твоей избранницы.