Броненосцы Петра Великого - Алекс Кун

Как обычно, вменяемым был только Петр. Вот его и вменял.

— Государь! Вернулся от Керчи, в море неспокойно — османы зашевелились. Зашел к Шереметьеву, ему уже выступать пора. Вернулся в Таганрог, на рейде корабли стоят не разгруженные… Петр! Не время ноне дань Бахусу возносить! Коли прямо сейчас все силы не приложим, то конфузия случиться огромная.

— Да что не так то князь? — Петр поигрывал кубком и был благодушен. Действительно, и что у нас не так? Раз царь сказал — победа будет за нами, значит так и будет.

— Все так государь. Османы вот-вот на Константинополь нападут, а бояре, портом управляющие сидят тут с тобой, да кубками бренчат, вместо того, что бы суда разгружать, да по новой их войсками загружать. Константинополь солдат нашых ждет, а мы тут за его здоровье чарки поднимаем. И в лагере Шереметьева теперь не на один день праздник, а татары меж тем силы стягивают. А знаешь, государь, во что тебе каждый день такого стояния армии обходиться?… Ну, так смотри сам — одного корма лошадям надо восемьдесят тысяч пудов, да солдатам муки да мяса на десять тысяч пудов. А еще три тысячи пудов для гарнизонов наших в проливах и три сотни пудов на флот твой, весьма разросшийся. А коль в деньгах то посчитать — то около четырнадцати тысяч рублей. Вот, коль поднял ты сегодня десяток кубков, считай, каждый кубок тебе по сто пятьдесят червонцев обошелся. Или, что ты просто треть пуда золота в отхожую яму выкинул.

Петр посмурнел. Полководцы вообще редко задумываются, во сколько их действия, или бездействия обходятся.

— Не гоже князь, радость людскую на деньги мерить! Да в достатке стола московского сомневаться.

Склонил голову в поклоне, испросил разрешения уйти, так как ждут меня раненные. Полный сюр. Теперь представляю смысл фразы — пир во время чумы. Вышел во двор, постоял под звездным небом. Покурил. Плюнул. И занялся самодеятельностью, рассылая по службам посыльных и запуская машину аварийной разгрузки, с последующей загрузкой. Надо будет проверить, как там мой шверботик, глядишь, и понадобиться.

Капитану головной шхуны отдал письмо для Шереметьева, мол, государь согласовал график движения, и теперь корабли будут ждать войска в Керчи не позже, чем через три недели. Коли войска опоздают, государь может осерчать, и… а потом еще и о-го-го! и никаких привилегий. Капитану велел добиться, чтобы Шереметьев письмо прочел, даже если его в бочку окунуть придется. Хотя нет, в бочку не надо — воды у них и так в обрез. Велел передать Шереметьеву на ушко — «Боярин, государь гневается — поторопись, не ровен час, переиначит все государь». На кого государь гневается — не уточнял, так что сказал чистую правду. С боярином понятно. Надо еще казакам оживляжу добавить. Подумал, оценил свою казну. Дописал в письмо приписку — готов скупать лошадей и скот, собранных во время кампании, в случае их предоставления в течение этих четырех недель. Не по полной цене, конечно, но договоримся. Мне все равно пахать на чем-то надо.

Посчитав свою могилу выкопанной достаточно глубоко, двинулся укладываться спать.

Не тут то было. В шатре меня ждал благообразный, грустный, и сильно начитанный Ермолай, с которым и коротал эту ночь, за планами развертывания торговой сети в османской империи. За чаем коротал. У меня скоро все пакетики закончатся!

Всю ночь к нам на огонек заскакивали бригадиры, просили уточнений по разгрузке и загрузке, приходили с жалобами и спорами. Утром вообще начался первый круг ада. У шатра выстроилась толпа желающих, припасть к мудрости и справедливости в лице князя этих земель. Ермолай, с милой улыбкой сообщил, что это только начало, и к обеду наверняка потянуться бояре, и купцы, расшвыривая плетками холопов, и грозно требуя к себе внимания. Плохо иметь богатое воображение, меня аж перекосило.

Высунулся из шатра, крикнул дежурному позвать ко мне боцмана. Посажу тут канцелярию морпехов, пускай записывают пожелания трудящихся. Не смогут записывать — пусть зарисовывают. К обеду ноги моей в Таганроге не будет, мне еще с атаманами в Азове встречаться надо.

Из шатра мы с Ермолаем сбежали вместе. Пытал его о своих должностных инструкциях. Тут тоже все было далеко не так просто, как хотелось. С одной стороны, на князе висело все то, о чем и подумал, религия, налоги, суд и воины. С другой стороны, княжество входило в царство Московское, и любые самостоятельные действия могут быть оценены как самоуправство и посягательство. Как собственно и бездействия — это уже саботаж. Одним словом — назначение владетельным князем, это самый верный способ свести на плаху. Попросил Ермолая собрать своды, по которым хоть как-то ориентироваться можно. На что Ермолай порекомендовал отложить это дело до Москвы, там он все сделает, а пока рекомендовал делать, что считаю нужным — у меня, мол, это хорошо получается. Спросил, предоставит ли святая обитель мне убежище, в случае чего. Поулыбались. Не предоставит, нехристям не положено. Как всегда. Оказывается, не только у саперов работа нервная.

Хорошо, что вспомнил про саперов. Пошли на склады. Мне бы глицеринчика с марганцовкой — весь Константинополь бы заминировал.

Ходил по складу, поясняя вновь налипшей на меня тени, чего ищу, и попутно удивляясь, чего мы только не притащили. Море всего, от медных подносов, и до сумасшедшего количества сабель. Вот еды было маловато, она на складе практически не задерживалась, как и порох. Порох, конечно, был, да только мне не известен способ его самовоспламенения. Начал искать лимоны, или чего ни будь из этой серии, в надежде сделать пирофорное железо. Но и этого добра не нашел. С горя закусил свою тоску моченым огурцом, и уселся в тенечке думать. Значиться, не судьба. Подумал еще. Медитировал на огурец. Из под завалов мысли выползла идея, и уселась напротив, плотоядно взирая на недоеденный овощ. Запихал в себя огурец, от греха и побежал обратно на склад, провожаемый удивленным взглядом тени.

День застал нас в корабельной мастерской, где из красивейших подносов уже было наделано медное конфетти, и кузнецы заканчивали нарубать из гвоздей и плющить для меня железные лепешечки. Поручил кузнецам, нарезать мне еще тооооненьких медных полосок, ну вот таких, показал на пальцах, и длинной с поднос. Собрал все эти ингредиенты в корзину и ушел к морпехам, велев выставить вокруг одного шатра охрану.

Разложил на столе ингредиенты, и довольный собой, складывал столбики из железных лепешечек, и медного конфетти, не забывая прокладывать все это бумажками из блокнота, между прочим, с расписанной на них операцией «Дно», размоченными в рассоле. Мурлыкая себе под нос про не кочегаров и не плотников.

Моя тень, наперекор законам оптики, устроилась на солнечной стороне, и старательно зарисовывала это дело, ничего не понимая и ожидая разъяснений. Не уверен, но, по-моему, и слова мурлыканья записывал, может, думает, что это обязательный заговор? Хотя нет, все же священник, ему такое думать по штату не положено. Поясню, куда же деваться то. Но потом.

Вольтовый столб потихоньку рос в высоту, но искры не давал. Делать его большим не мог, по понятным причинам. Соединил две тоненькие пирамидки последовательно. Маловато. А три? Вот теперь можно пробовать.

Прерывателей у меня будет два. Первый это чека, то есть зажатая щепка между двух пластинок, при вытаскивании которой пластинки замкнуться. Подумалось, что на части бомб, на этом можно будет и остановиться. Хорошая получиться растяжка, да еще и бомбу в плоском ящике сделаем, с одной стенки заполненную камнями, а вторую стенку прижмем к стене дома. Зарисовал. Отметил свою, повышенную, бякость, и перешел к маятниковому замыкателю. С ртутью по-прежнему связываться не хотелось — будет просто висеть тонкая медная полоска со свинцовым грузилом внутри медного колечка из полоски, то же подвешенного к общему центру — тогда, в любом положении конструкция покачается и центруется. А после ее успокоения можно будет вытаскивать чеку и тогда уже лучше эту бомбу не трогать. Вся эта машинерия делается буквально за полчасика, если под рукой все есть. Чувствительность будет низковата, но на перенос бомбы отреагирует точно.

Первый опыт провалился, из-за рассыпавшихся столбиков. Положил их горизонтально и зажал двумя лучинами. Потом пришлось вообще всю конструкцию крепить с внешней стороны одной из лучин, так как зазор разрядника было не зафиксировать. Так что не столько делал, сколько переделывал. Выйдя на финишную прямую, попросил пороха, и насыпал чуть-чуть на разрядник. Вытащил, аккуратно чеку, отошел, и толкнул стол.

Выскочил из задымленной палатки, сел и закурил, трясущейся рукой. Закурив, подумал. И чего это так мучался? У меня же спички есть! Что мне мешает сделать молоточек, стукающей по спичке, если у него чеку выдернуть. Даже не молоточек, а пластину, оттянутую над спичкой, и удерживаемую от удара просто палочкой, которую выдергивают.