История куртизанок - Элизабет Эбботт

В этом мире, пронизанном сексуальностью, Джону Кеннеди хотелось получить больше, чем просто оргазм. Как и его отец, он был одержим чем-то вроде идеи небесного гламура, существующего только в Тинсельтауне. Джон Кеннеди мечтал завести любовницу никак не менее известную, чем знаменитая Глория Свенсон. В 1960-х годах такой женщиной была восхитительно сексуальная и талантливая кинозвезда Мэрилин Монро{535}.

Соединение Президента и Богини стало победой страсти и дерзости над здравым смыслом. И этот мужчина, и эта женщина с одинаковой решимостью игнорировали существовавшие между ними вопиющие различия. Он был красивым и любимым президентом. Она — восхитительной и обожаемой кинозвездой. Жена и дети не могли его остановить, а она тем более не видела в них препятствия для отношений с президентом. Он твердо решил одержать самую блистательную победу, какую только знал Голливуд. Она ни от кого не скрывала, что стремится покорить внимательного и могущественного мужчину, который мог сделать то, что другим не было дано: обосновать само ее существование.

Социальная и финансовая пропасть разделяла миры, сформировавшие Джона Фицджеральда Кеннеди и Норму Джин Бейкер, более известную под именем Мэрилин Монро. Норма Джин родилась в 1926 г. неподалеку от Голливуда в Калифорнии. Мать ее звали Глэдис Монро, она родила Норму Джин, находясь в затруднительном и грустном положении: отец малышки, Стэн Гиффорд, отказался на ней жениться. Незамужние матери в то время подвергались сильнейшей дискриминации, и потому Глэдис отдала Норму Джин на воспитание бывшим соседям, которым платила за это пять долларов в неделю. Она навещала ее каждую субботу, но, как вспоминала Мэрилин, никогда ее не обнимала, не целовала и не называла себя ее матерью.

На самом деле Норма Джин была третьим ребенком Глэдис. Первого она зачала, когда ей было четырнадцать лет; отказавшись делать аборт, Глэдис с молчаливого согласия матери вышла замуж за отца ребенка, Джаспера Бэйкера, мужчину значительно старше ее, который взял ее в жены без особого желания. У них родился сын, а меньше чем через два года у них появилась дочка.

Брак оказался непродолжительным и несчастливым. Молоденькая супруга была никчемной домохозяйкой. Бэйкер постоянно закладывал за воротник и нещадно ее колотил. После развода он похитил у нее детей и надругался над сыном, как некогда надругался над Глэдис. Глэдис его выследила и попыталась вернуть себе опекунство над двумя детьми, но у нее ничего не вышло.

Вернувшись в Калифорнию, на Венис-Бич, Глэдис, которая была не в силах совладать со своими чувствами, пустилась в загул и безумно влюбилась в Стэна Гиффорда. Она мечтала о свадьбе, но разведенный Гиффорд ни за что не хотел брать на себя какие бы то ни было обязательства, так что Глэдис его оставила и вскоре вышла замуж за норвежского рабочего Эдварда Мортенсена. Ценой стабильности, которую она искала в союзе с Мортенсеном, была невыносимая скука. Через четыре месяца Глэдис его оставила и возобновила отношения с Гиффордом. Когда она забеременела, Гиффорд ее бросил. Глэдис дала Норме Джин фамилию Мортенсена, стремясь скрыть тот факт, что девочка была незаконнорожденной.

Спустя годы Глэдис продолжала искать утешения в загулах. Узнав о том, что ее четырнадцатилетний сын умер мучительной смертью на руках отца, она была совершенно подавлена и опустошена. Ее близкая подруга вспоминала, что «основной проблемой, которая вела к ухудшению психического состояния Глэдис, было чувство вины и угрызения совести»{536}. Глэдис прошла религиозное обращение в Церкви Христа Всезнающего и однажды сказала восьмилетней Норме Джин, которая все еще жила у чужих людей, что построит для них двоих прекрасный дом.

Два месяца Норма Джин жила со своей замечательной мамой в их прекрасном белом домике. Чтобы проще было выплачивать ипотечный кредит, Глэдис сдала второй этаж. Однажды ее квартирант сделал с Нормой Джин что-то сексуальное, что-то такое страшное, о чем она попыталась рассказать маме. Но Глэдис рассерженно сказала, чтобы она прекратила жаловаться на их «прекрасного жильца», и Норма Джин все глаза выплакала и долго не могла заснуть — так ей хотелось умереть. Она не умерла, но стала заикаться.

Вскоре после этого у Глэдис случился сильный нервный срыв, и ее поместили в психиатрическую лечебницу. (Спустя годы ей поставили диагноз: параноидная шизофрения). Прекрасный белый домик был продан за долги матери. Норма Джин кричала и заикалась, когда ее увозили в Лос-Анджелес, где отдали в сиротский приют и присвоили ей номер 3463.

Подруга ее матери Грейс мечтала о том, чтобы как-то убедить нового мужа позволить Норме Джин жить вместе с ними. До этого директор приюта рекомендовал Норме Джин какое-то время пожить в семье. Она снова стала кем-то вроде приживалки и жила в девяти разных семьях, связанных с приютом, пока не утратила юридический статус сироты.

Норма Джин росла в ужасающей нищете. Она жила в семьях бедных простых людей, которые в годы Великой депрессии, стремясь выжить, брали на воспитание сирот, за что получали небольшие деньги от государства. Норму Джин купали последнюю и первую ругали, если что-то было не так. У нее было два одинаковых комплекта одежды: выцветшие синие юбки и белые кофточки. Ее часто называли «мышка», но в мечтах своих она была так прекрасна и ослепительна в одеждах алого, золотого, зеленого и белого цветов, что люди останавливались и смотрели на нее, когда она проходила мимо.

В конце концов Грейс смогла взять ее к себе, и Норма Джин поверила, что наконец обрела настоящий дом. Пять месяцев спустя пьянство мужа вынудило Грейс отправить Норму Джин к своей тетке. Тетка Грейс, Ана, жила скромно, но любила девочку и заботилась о ней, а Норма Джин ее обожала. Однако за пределами жизнелюбивого и религиозного дома Норме Джин приходилось сталкиваться с суровой реальностью. В школе издевались над ее двумя одинаковыми приютскими костюмами, а мальчишки прозвали ее «Норма Джин — срам один»{537}. Друзей у нее там было совсем немного, а школу она ненавидела.

В церкви Норма Джин пыталась побороть в себе странную и пугавшую ее фантазию: ей хотелось снять с себя одежду и стоять обнаженной перед Господом и людьми. Эта фантазия, по ее словам, не вызывала у нее «ни стыда, ни чувства греховности». «Мечты о людях, которые на меня смотрят, — вспоминала впоследствии Мэрилин, — делали меня менее одинокой, Я стыдилась своей одежды — неизменного, выцветшего, синего одеяния нищеты. А нагая я была такой же, как другие девочки»{538}.

В один прекрасный день Норма Джин стала еще меньше похожа на других девочек. Постепенно под белой кофточкой ее тело округлялось и обретало женские формы. Она как-то одолжила у одной девочки свитер и пошла в нем в школу: с тех пор никому никогда не приходило в голову называть ее «срам один». Тело ее стало своего рода чудом, которое она украшала помадой и тушью для ресниц. Куда бы она ни шла, люди таращили на нее глаза, и теперь она понимала, что Норма Джин из сиротского приюта стала кем-то другим.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});