Шаг во тьму. Дилогия - Иван Тропов

Глава 3 ПОЦЕЛУЙ ЗМЕИ

Снилось ли мне что‑то?

Не помню. Но наверное, снилось — должно было сниться. Я проснулся со смутным ощущением чего‑то светлого — как возвращение домой после долгой охоты. Чего‑то такого же теплого, как кишащий людьми, горячий от жизни родной городок…

Голова была ясная‑ясная, как утреннее небо в окне.

Все перед глазами яркое, как на глянцевой картинке.

Мысли — четкие следы на сверкающем под солнцем снежном поле. Каждая малюсенькая ассоциация не улетала в никуда, а змеилась рядышком тугими кольцами, готовая коброй броситься туда, куда мне захочется…

И вчера, между прочим, тоже. Тоже выспался замечательно. Удивительно замечательно…

Я попытался выцапать из памяти, что же мне снилось.

Оно не хотело всплывать из глубин сна. Лишь чувствовалось, что это что‑то теплое и уютное, но теперь отдавало едва‑едва, а все‑таки заметно лавандовым привкусом.

И уверен, дело не в самообмане. О нет.

Я, конечно, не Гош, с его умением разбираться в многоходовых комбинациях. Но с такой прозрачно‑ясной головой даже я кое‑что способен состыковать.

Тугой жар наполнил скулы. Рывком я слетел с постели, рывком подскочил к стулу с одеждой, рывками, от ярости не туда попадая в чертовы штанины, наконец‑то натянул брюки, накинул рубашку и злым ветерком вылетел из комнаты. Промчался по коридору, вниз по лестнице…

На миг замер, закрыв глаза.

Лавандовый холодок в висках не появлялся, но все‑таки я чувствовал пульсацию ее невидимых ниточек, раскинувшихся паутиной вокруг нее…

Я повел головой, ловя, где же сгущение, и одна из ассоциаций выстрелила: принюхивающийся пес, поводит носом. Да, мой тотем волк, и вот я принюхиваюсь, все ниточки ведут в один узелок…

Куда же — к сердцевине паутины?

Не в комнате.

Внизу‑сзади — в подвале — тоже нет…

Справа. Да.

Я промчался через холл, грохнул плечом в прикрытую дверь столовой.

Она была здесь. Грелась у огня, подтащив тяжелый стул к самому камину. Обернулась на грохот — с самой кроткой из своих улыбок.

— С добрым утром, мой…

— Диана, черт побери!

— Неужели моему господину плохо спалось?

— Хорошо. Слишком хорошо!

— Прошу прощения?

— Диана! Мне казалось, мы договорились.

Она нахмурилась, разглядывая меня. Вдруг улыбнулась.

— Ах, вы об этом… Сущие пустяки. Не стоит благодарности.

— Диана… — почти прорычал я.

Покачал головой. Мне такие шуточки не нравятся.

— Вы не видели вчера себя в зеркало… мой господин. — Смешливые искорки плясали в ее карих глазах. — Небо и земля. Неужели это было плохо?

— Это было великолепно, Диана. Но я не люблю бесплатного сыра.

— Бесплатный сыр? — Кажется, она удивилась. Или очень умело изобразила это своими высокими бровями и ореховыми глазами. — Вы думаете, я сделала это с расчетом что‑то получить взамен?

— Мы договаривались, что без разрешения вы не лезете!

— Но я и не лезла. — Впервые я видел Диану невинно оскорбленную. — Я ничего не высматривала, ничего не правила… Ничего, кроме того, что вы бы и сами разрешили мне поправить, если бы не были столь горды… если бы мой господин не был столь великодушен ко мне и не жалел бы свою покорную рабу, а заставлял ее ночи напролет выщипывать подсознательных блошек, от которых никакой пользы, только вред и плохой сон, тогда как высыпаться надо так, чтобы утром как заново родился… — докончила она со своей вечной улыбкой, где сквозь игривую покорность проглядывала ирония, но и та тоже игрушечная, незлая.

Не эмоции, а намеки эмоций призрачно угадывались в ее лице, выглядывая друг из‑за друга, как многократные отражения в двух зеркалах — в ее ореховых глазах.

— Вы красиво плетете слова, Диана…

— Не только слова… — потупилась она с улыбкой.

— Но это всего лишь слова.

— Мой господин не верит мне? — Она перестала улыбаться. — Прислушайтесь к себе, Влад. Разве я где‑то надавила? Что‑то исказила?

Нет. Это бы я сразу почувствовал… если бы это было столь явно.

Но ведь она могла сделать это не так грубо. Могла и иначе. Хитрее. Тоньше.

Ночью я был открыт. Открыт не только потому, что без защиты, мог и не встрепенуться от ее касания. Не только поэтому.

Во сне я, как и любой человек, не дневной я. Во сне я причудливая химера из кусков меня привычного, дневного, и странных лоскутков с самого донышка моей души. Того, чего днем как бы и вовсе нет.

Во сне я вывернут наизнанку. И если Диана вышила там что‑то мелкими, аккуратными стежками… Сейчас, когда я в сознании, — вся эта изнанка невидима даже мне самому. Если Диана и расшила там лавандовыми бисеринками, то я их и не должен заметить. Ни сейчас, ни потом.

Но постепенно, незаметно эти лавандовые бисеринки прорастут — с самого донышка моей души. Вплетаясь в мои мысли так, что и не разделить, где чужое, а где мое. Вообще не заметить, что во мне пустило корни что‑то чужое… И я буду уверен, что и эти побеги тоже мои. Тоже из самого моего нутра. Выжимка из моих ежедневных дел, желаний, стараний… но планировка садика‑то будет ее, Дианы.

— Если я этого не чувствую сразу, это не значит, что оно не скажется на мне потом. Когда будет поздно.

— Ах, вам все‑таки продолжает чудиться мышеловка… Но, поверьте, кроме мышеловок на свете бывают и подарки. Просто подарки, — улыбнулась она.

— Конечно. Просто подарки. Вроде книг об охоте, каждая страница которых покрыта ядом…

— Вы думаете, я пыталась во сне заставить вас поверить во что‑то, во что верю я?

— А разве нет?

— Влад, вы в плену иллюзий…

— Да ну?

Она кивнула, улыбаясь. Очень по‑доброму улыбаясь. Кажется, даже с сочувствием.

— Мне не нужно хитрить, чтобы переманить вас на мою сторону. Хитрости нужны, когда обманывают. В религиях для глупых, слабых и пугливых. Это их нужно оплетать сетью лжи и подстегивать кнутом страхов. Лишь слабых и глупых призывают во что‑то верить, а о чем‑то запрещают размышлять… Но чтобы встать на путь сильных, не нужно ничего этого.

— Все же хотите навязать мне то, во что сами верите…

— Хочу. Как врач желает исцелить больного. Но чтобы вы стали думать, как я, мне не нужно мешать вам думать. Напротив. Я всего лишь хочу, чтобы вы смогли думать яснее и точнее, чем думали все эти годы… Остановились на миг, с чистой головой и незамутненным взором огляделись — кто вы? где? зачем? Попытайтесь хоть раз увидеть жизнь такой, какая она на самом деле. И не останавливайтесь, когда мысли приведут вас к тому, от чего вы пугливо отталкивались раньше, всю вашу прежнюю жизнь… отталкивались, потому что в глубине‑то души уже подозревали, что вам не понравятся эти ответы, они разобьют вдребезги то, что вам внушали, то, во что верили — верили слепо, верили только лишь потому, что вас так приучили верить, пока вы были юны… Но остановитесь, оглянитесь. Вы не глупый пес, чтобы всю жизнь сидеть на цепи веры и охранять склад чужих обманов, — вы прелестный волчонок, удел которого — стать прекрасным, свободным волком…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});