Кузькина мать Никиты и другие атомные циклоны Арктики - Олег Химаныч

Происходившее на Новоземельском полигоне, и сегодня поражает своими масштабами, а очевидцами тех событий были тысячи. Однако, задумывая эту книгу, я с самого начала не ставил целью представить в ней как можно больше устных свидетельств. Из всего того, что довелось услышать, я выбрал те воспоминания участников событий, которые вкупе, на мой взгляд, могут дать читателю общее представление. Из того же стремления к объективности я обратился к рассказам очевидцев разных воинских специальностей, должностей и званий, а также людей, скажем так, гражданских профессий.

Кому-то, быть может, покажется невероятным, но к середине 50-х Новая Земля, где стремительно создавался полигон для испытаний самого современного оружия, не была до конца исследована. На карте архипелага даже в те годы оставалось еще немало так называемых белых пятен. Со строительством полигона связан небывалый бум гидрографических исследований западного побережья Новой Земли, который предшествовал взрыву здесь первой советской атомной бомбы. Архангелогородец Павел Петрович Федотов — ветеран военной гидрографии, участник нескольких арктических и антарктической экспедиций, вспоминал о том времени:

«Глубокой осенью 53-го пароход «Мурман» снял партии нашей экспедиции и вернулся в Архангельск, а следующей весной ушел на Балтику, там стал на капитальный ремонт в Кронштадте. Поэтому экспедиция 1954 года выдалась особенно трудной — не было у нас большого гидрографического корабля, чтобы развернуть подразделения на побережье Новой Земли, а потом, по окончании работ, снять…

6 июля мы вышли из Архангельска на транспорте Северного морского пароходства «Ржев». С него партии высадились в Маточкином Шаре, в губе Машигина и в губе

Крестовой. Предстояло обследовать все заливы и бухты от Маточкина Шара и до полуострова Адмиралтейства. В тот год лето на Новой Земле по меркам Заполярья выдалось довольно «жарким» — случалось, температура поднималась до 10 градусов, и на суше в штилевую погоду ощущалось тепло. Но и экстремальных погодных условий тоже хватало.

Испытания от природы

В сентябре, когда наша группа уже перебазировалась в губу Южная Сульменева, случилось ЧП — катер лейтенанта Карбасова при подходе к берегу сильным накатом выбросило на осушку. Каждая последующая волна все далее забрасывала его и замывала песком. Мы приняли сигнал бедствия по радио и направились на помощь. Сначала демонтировали эхолот и доставили на берег экипаж, а сам катер удалось снять, только когда улеглись волны. Но на этом наши неприятности не закончились — в том же сентябре пришлось пережить еще одно испытание от природы.

Утро 13 сентября выдалось мрачным — низкие тучи и темный небосвод. По всему чувствовалось — надвигается ненастье, а у нас в море еще оставались «недоделки» — требовалось пройти контрольными галсами и взять образцы грунта. К тому же день 13 сентября выпал на понедельник. Моряки обычно суеверны, но тут мы вспомнили, как наш наставник Виктор Фридрихович Викман любил в таких случаях приговаривать: «Понедельник и 13 число взаимно «уничтожают» друг друга». В общем, позавтракали и вышли в море, до полудня выполнили галсы, взяли образцы грунта и с чувством выполненного долга вернулись на базу. Можно сказать, нам крупно повезло.

Всю ночь на 14 сентября давление продолжало падать, и в конце концов утром разразилась буря! Ураганный ветер новоземельской боры срывал палатки, катера едва удерживались на якорях. Даже чайки, кайры и гаги не отваживались летать и плавать — уныло ходили по берегу среди куч выброшенных водорослей. Так продолжалось трое суток! Потом ветер стихал еще два дня, а море по-прежнему гневалось и бушевало.

«Ходили на «петушках»

Такие испытания от природы приходилось переносить не однажды. Мы работали на воде — исследовали дно, его рельеф. Мотоботы у нас маленькие, их мы прозывали «петушками», вот на них и «нарезали» галсы, за навигацию выходило десятки тысяч. При этом ходили мы в «нехоженых» акваториях — того и гляди наскочишь на подводный камень или скалу. А если заметил опасность — банку, отмель, осыхающие камни, то потом требовалось их подробно обследовать, чтобы «положить на карту». Хорошо, если позволяла погода. А бывало так: выйдешь на катере в район промера, всего-то 2–3 часа хода, и ничего не предвещает беды, а потом вдруг замечаешь облачко над вершинами гор — обычное облачко, это значит, скоро налетит бора! Тут уж одна надежда — на мотор! Идешь в базу, ветер — «в зубы», крепчает с каждой минутой. Матросы могут укрыться в моторном отделении, а гидрографу нужно стоять рядом с рулевым — волна обливает с головы до ног.

Добежим до базы, укроемся, а дальше убеждаемся, что известная поговорка «Ждать у моря погоды» имеет на Севере самый конкретный смысл. Если нельзя выходить в море, работали в палатках: вычисляли координаты, прокладывали галсы на базовые планшеты, анализировали качество промеров и сходимость глубин.

На берегу работали наши коллеги-экспедиционники — топографы и геодезисты. Этим приходилось пробираться по бездорожью, в горах и ущельях, по скалам и ледникам, где до них человек вообще не появлялся! И ведь люди не просто шли, но и несли, тащили на себе инструменты и приборы, а потом еще и строили из подручного материала геодезические знаки-ориентиры.

С геодезистами природа тоже шутила злые шутки. Помнится, Михаилу Синопальникову поручили «отнаблюдать» на геодезическом пункте гору Первоусмотренную. Опыта он имел мало, и всякий раз поднимался на гору поздновато, когда она скрывалась туманом или пряталась за дымкой. Прошел месяц, а результатов нет. Выручил опытный геодезист Василий Мамонтов — уж он-то знал характер новоземельской погоды. С группой рабочих он поднялся на гору, разбил там палатку и «подкараулил» нужный момент у теодолита. Благодаря этому Первоусмотренная получила свое точное место в системе координат Земли.

К сожалению, не обходилось без жертв. В сезон 1954-го погиб гидрограф Павел Иванович Зайцев — душевный человек и очень грамотный специалист. Погиб он, можно сказать, нелепо — оступился на железной палубе «Ярославца», перевернулся через леерное ограждение и упал, ударившись головой о борт, умер он сразу.

Как поощрялся наш труд? Итоги подводили по завершению экспедиции. Определялись лучшие — отряд, партия, группа, катер. Например, в 1954-м экипаж нашего катера ГПБ-410 «за успехи в промере и исследовании Новой Земли» был награжден вымпелом «Лучший катер экспедиции». Командиру катера вручили ценный подарок — настольные часы, а матросы получили по 10 суток внеочередного отпуска, смогли съездить на родину.

Доброе слово о «Мурмане» и Жилинском

В 1954-м мы свернули работы в первых числах октября. Пришел зафрахтованный экспедицией ледокольный пароход «Леваневский», командовал им знаменитый капитан А.А. Качарава, забрал людей и мотоботы сначала в губе

Крестовой, а потом и в Маточкином Шаре. В Архангельск «Леваневский» вернулся 6 октября.

Еще четыре экспедиционных партии в губе Машигина снимал транспорт «Кола» — его тоже зафрахтовали. Долго мучились с гидрографическими катерами — они не проходили в горизонтальном положении через люк грузового трюма. Поэтому их пришлось сначала «ставить» почти вертикально, опускать в трюм, а потом, уже вручную растаскивать и крепить. Пароход-лесовоз не был приспособлен для перевозки людей — экспедиционники ехали в трюме, где не было ни воды, ни других «удобств». Вот, где еще пришлось добрым словом вспомнить ушедший на ремонт «Мурман»!

На следующий год флот гидрографии пополнился новыми кораблями — «Нивелиром» польской постройки и «Сиреной», построенной в Венгрии. «Нивелир» имел 1370 тонн водоизмещения, а «Сирена» — 1860 тонн. Командовали судами соответственно Н.Я. Столяров и Б.Е. Валинский.

Где мы в тот год работали? Группа Л.П. Агафонова — на полуострове Панкратьева, у острова Берха, в заливах Седова и Борзова. Группы В. А. Антипова и С.А. Фридмана — в заливах Вилькицкого и Русской гавани. Мы же числились во второй партии и делали промеры от губы Глазовой — в заливах Норденшельда и Вилькицкого, в проливе и у острова Баренца.

В 1955-м сворачивать экспедицию начали с полуострова Панкратьева. Подошла «Сирена», взяла на борт людей и катера, а затем, уже в Русской гавани, забрала остальных. Все уже настроились — идем домой. Не тут то было! Из Архангельска пришел приказ — снять навигационные буи в губе Черной. А там к этому времени уже взорвали атомную бомбу! Приказ есть приказ. «Сирена» прошла в Маточкин Шар, там в поселке Лагерном выгрузили с теплохода экспедиционные катера, чтобы освободить место на палубе под буи.

Пришли в губу Черную. Здесь мы в последний раз были в 1952 году — проводили промеры совместно с группой лейтенанта А.И. Шапошникова. Запомнились величественная гора Тизенгаузен, по форме напоминающая гранитный пьедестал «Медного всадника», губа Воронина, где стояли топографы, мелководная бухта Гусиная, где обитали и гнездились птицы. Очень опасную банку Игнатьева мы обнаружили всего в 250 метрах от линии входного створа, когда лотовый постучал наметкой с металлическим концом — грунт «камень».