Именем Закона - Олег Данилов

упал! Кинозвезда, на весь мир известная! И вот

 я с ними сниматься буду!

 -- Слушай, Игорь, -- стал рассказывать режиссер, -- по сценарию, твой отец --

рабочий. Плохой рабочий, пьяница и прогульщик. Такое бывает, к сожалению... Он

приходит домой пьяный, скандалит с женой, к тебе придирается. На работе план не

выполняет, подводит всю бригаду... И кончается фильм тем, что рабочие собирают

собрание, обсуждают и решают, что такому в коллективе не место. Требуют его

увольнения. И тебя с мамой на собрание приглашают. Она о его домашних

художествах расскажет, а Ты должен всем заявить: мне не нужен такой отец! Вот

тогда коллектив и примет окончательное решение -- выгнать! И он за свои

безобразия лишится и семьи, и работы. Останется один, поскольку сам себя

вычеркнул ил жизни своим пьянством. Понял?

 Я кивнул.

 -- Попробуем, -- предложил режиссер. -- Дай, Люда, ему реплику.

 -- Сил моих больше нет! -- сказала "мама" рыдающим голосом.

 -- Мне не нужен такой папа! -- выкрикнул я.

 -- Гениально! -- воскликнул режиссер. -- Но не очень. Главное в этой фразе -- что?

 -- Ну, что он мне "не нужен"... -- неуверенно сказал я.

 -- Вот. Значит, "не нужен" выдели голосом. Понял?

 -- Сил моих больше нет! -- опять сказала "мама".

 -- Мне НЕ НУЖЕН такой папа! -- опять выкрикнул я.

 -- Вот! -- воскликнул режиссер. -- Это достаточно гениально.

 -- А по-моему, -- вмешался Олег, -- главное, что ему ТАКОЙ папа не нужен.

 -- Попробуем, -- предложил режиссер.

 -- Сил моих больше нет! -- сказала "мама".

 -- Мне не нужен ТАКОЙ папа! -- выкрикнул я.

 -- Нет, это менее гениально, -- заметил режиссер. -- Видишь, Олег, мальчик

чувствует материал... Вот эту сцену мы завтра и будем снимать. На настоящем

заводе, прямо в цехе.

 -- Как? -- удивился я. -- Это же последняя сцена!

 -- А снимать будем первой, -- улыбнулся режиссер. -- В кино так часто бывает.

...На следующий день прямо к школе подкатил автобус с надписью "киносъемочный".

Когда ребята увидели автобус, а в нем и Олега, и Людмилу, и режиссера, с ними

случился массовый столбняк. Я, конечно, в раздевалке подольше покопался, пускай,

думаю, полюбуются.

 В автобусе меня ожидал сюрприз. На последней скамейке, забившись в угол и явно

растерявшись среди весело переговаривавшихся актеров, сидел -- кто бы вы думали?

 -- капитан милиции Соколов! Я его сразу узнал -- запомнил, когда мы к нему Серегу

Иванова привели.

 Соколов махнул мне рукой, и я сел с ним рядом. Автобус тронулся.

 -- Это, значит, ты юная кинозвезда?! -- сказал капитан. -- А меня, видишь, тоже

пригласили...

 -- А вы кого играть будете? -- поинтересовался я. -- Наверное, милиционера,

который моего отца забирает?

 -- Куда уж мне играть! -- засмущался Соколов. -- Режиссер, правда, предлагал... У

вас, говорит, фактура выигрышная... Да ну, со страху помрешь перед камерой! Меня

как консультанта пригласили. Главный герой -- пьяница, в милицию попадает, и все

такое... Я должен следить, чтобы все было по закону.

 Какое-то время мы ехали молча.

 -- Слушай! -- спросил меня капитан Соколов. -- А как там ваш Сережа Иванов?

 -- Да ничего, -- пожал я плечами. -- Тихий стал... На уроках сидит молчит...

Экономикой стал увлекаться!

 -- Экономикой? -- переспросил капитан. -- Это в чем выражается?

 -- К нашей библиотекарше все пристает, просит книжки про планирование, про

отчетность предприятий, про какую-то... как ее... финансовую

дисциплину... Она говорит: "Нет у нас такого!" Так он добился, что ему

направление дали в Публичную библиотеку... Торчит там... Странно!

 - Да нет... -- нахмурился капитан. -- Это, брат Игорь, совсем не странно.

Я стал к нему приставать, пусть расскажет! Ведь знает что-то про Серегу! Но

капитан только махнул рукой и стал смотреть в окно.

 В красном уголке одного из цехов уже стояли осветительные приборы, кинокамеры,

по полу тянулись провода, а среди всего этого суетился знакомый помреж. В зале

сидели люди. Как объяснил нам по дороге режиссер, сниматься будут и настоящие

рабочие, из цеха, -- это придаст фильму достоверность.

 Нас провели на сцену. За длинный стол уселись актеры: "начальник цеха", "знатный

рабочий", "девушка-комсомолка". Олег-отец сел в углу сцены на стул. Мы с "мамой"

 -- с другой стороны президиума. Капитан Соколов примостился где-то сзади, в

последнем ряду.

 -- Товарищи! -- сказал режиссер, обращаясь к сидящим в зале. -- Снимается эпизод

"Рабочее собрание". Попрошу вас живо, непосредственно на все реагировать, как

будто обсуждают вашего товарища. Мы снимаем одновременно с нескольких точек, так

что вы все тоже в кадре! Внимание! Камера! Мотор! Начали!

 -- Товарищи! -- поднялся начальник цеха. -- Этого, с позволения сказать,

деятеля вы все знаете...

 -- Слава богу, насмотрелись! -- выкрикнул кто-то.

 -- И насмотрелись, и натерпелись! -- подхватил начальник цеха.

 -- Какие меры наказания к нему применяли? -- спросила девушка-комсомолка.

 -- Согласно законодательству о труде, -- ответил начальник цеха, -- выговор

объявляли, строгий выговор... На нижеоплачиваемую работу переводили, на три

месяца... Летний отпуск передвинули на зимнее время... Сами видите, товарищи: не

помогло это все... Вы Закон о трудовых коллективах знаете. Там прямо сказано,

если что, рабочее собрание может и крайнюю меру потребовать. Вам решать,

товарищи! Дальше будем с ним нянчиться или как?

 -- А чего с такими возиться, -- вздохнул пожилой усатый дядька, сидевший в

проходе. -- Вот и привыкают, что им все дозволено...

 Дядька актером не был. Значит, рабочие начали постепенно включаться.

 - Я так скажу! -- поднялся актер -- "рабочий -- ударник". -- Коллектив у нас

передовой. По всем показателям. Так скажите на милость, зачем нам этого

разгильдяя терпеть? С какой стати?

 Верно! -- зашумели в зале. -- Зачем нам этот балласт нужен? Гнать такого в

шею!

 -- Давайте жену заслушаем, -- предложил начальник цеха. -- Как он дома себя

ведет?

 Людмила встала, прижимая к глазам платочек.

 -- Не могу больше! -- рыдающим голосом заговорила она. -- Каждый вечер пьяный,

каждый вечер! И ругала, и кричала, и -- что скрывать! -- била... Ничего на него не

действует! Друзья-приятели ему всего дороже! Решайте, как знаете... Сил моих

больше нет! -- И с этими словами она незаметно подтолкнула меня в спину.

Я вскочил со стула.

 -- Товарищи! -- выкрикнул я на весь зал и повернулся к отцу, чтобы сказать свой

текст ему в лицо, как учил меня режиссер.

 Я посмотрел на Олега, -- и заученные слова застряли у меня в горле.

Олега не было. Маленький, жалкий, потерянно улыбавшийся человек сидел на краешке

стула, изо всех сил прижимая к коленям дрожащие руки.

 Бесформенный серый пиджак с оторванным карманом свисал у него с плеча. Он купил

этот пиджак, когда еще был сильным, здоровым мужчиной, а сейчас он исхудал,

ссохся от пьянства, и пиджак болтается на нем... Он еще старается выглядеть

прилично, этот человек: мятую, жеваную, когда-то белую рубашку он застегнул на

все пуговицы, а пуговицы -- разные, пришитые кое-как, а самая верхняя -- от

наволочки... Он пытался побриться перед собранием, но из-за того, что руки

дрожали, порезался и бросил -- половина лица чистая, половина в какой-то сизой

щетине...

 Сынок!.. -- еле слышно сказал он тонким надорванным голосом. -- Сыночек!..

Мой собственный папа -- инженер, руководитель группы в одном проектном институте.

Никогда в жизни не видел я его пьяным. Они с мамой живут дружно и весело, любят

друг друга и меня тоже. У нас трехкомнатная квартира, красивая мебель, папа и

мама любят хорошо одеваться, часто ходят в театр, а скоро мы, наверное, купим

машину...

 Я потом все думал: откуда же взялась другая жизнь, которая так ясно и в один миг

представилась мне?! Пустая, почти без мебели, комната, с провисшими, выгоревшими

шторами. Вечно скандалящая, озлобленная мать. "Иди ужинать, олух!" -- кричит она,

с грохотом швыряя прямо на стол сковородку с макаронами. И этот человек, мой

"отец", всюду чужой -- и дома, и на заводе. Всюду никому не нужный, лишний...

 -- Да сядь ты как следует! -- закричал я на него. -- Что ты их испугался?!

Зал мгновенно затих.

 Отец взглянул на меня, и что-то вдруг мелькнуло в том взгляде, что-то прежнее,

оставшееся от сильного, красивого человека, самого сильного и красивого на

свете...

 -- Эх, вы! -- тихо сказал я в зал. -- Выгнать хотите?! Да выгоняйте! Если вас

только показатели.. если вы... не нужно нам... Он тоже без вас обойдется... Да

что вы все на него кричите?.. А ты не смей ничего просить... уходи и все... И от

нее уходи, -- кивнул я на мать. -- Она тебе за всю жизнь пуговицы не пришила! В