Быть собой: новая теория сознания - Анил Сет

в котором он никогда в действительности не оказывается.

Допустим, например, что эти новые нейроны активируются лишь в том случае, если вы съедите арбуз сорта «денсукэ» — редкое лакомство, которое можно найти только на японском острове Хоккайдо. И хотя в обычной жизни вы этим арбузом так и не угоститесь и новые нейроны так никогда и не будут задействованы, согласно концепции ТИИ, весь ваш сознательный опыт с приобретением этих нейронов все же изменится, пусть и очень незначительно. Произойдет это потому, что теперь у вашего мозга прибавится потенциальных состояний, в которых он может находиться, — ведь потенциально новые нейроны активироваться все же могут, — а значит, должна измениться и Ф.

Не менее парадоксально выглядит противоположный сценарий. Представьте, что в глубинах вашей зрительной коры притаился, ничем себя не выдавая, пучок нейронов. Хотя эти нейроны связаны с другими — а значит, потенциально способны возбуждаться, если получат правильный входящий сигнал, — они не делают ничего. Затем в результате какого-нибудь хитрого экспериментального вмешательства у них отнимают способность «включаться», то есть они уже не просто бездействуют, они инактивированы намеренно. И хотя общая активность мозга в этом случае не изменится, согласно ТИИ, мы вновь получим изменение сознательного опыта, поскольку число потенциальных состояний, в которых мозг может побывать, уменьшится.

Интересно, что благодаря новой технологии под названием оптогенетика, позволяющей исследователям с невероятной точностью управлять активностью выбранных нейронов, подобный эксперимент вскоре можно будет провести. Используя методы генной инженерии, оптогенетика позволяет модифицировать отдельные нейроны, сообщая им чувствительность к свету определенной длины волны. И когда затем на генетически модифицированный таким образом мозг животного воздействуют светом при помощи лазера или ламп LED, эти нейроны «включаются» или «выключаются»[94]. В принципе оптогенетику можно применять для инактивации бездействующих нейронов и оценивать, как это отразится на сознательном опыте (если отразится). Эксперимент непростой, и способом измерения Ф он служить не может. Но перспектива проверить хотя бы какую-то составляющую ТИИ очень заманчива, и мне посчастливилось участвовать в недавних дискуссиях — с Джулио Тонони и другими — о том, как воплотить эту перспективу в жизнь[95].

Если посмотреть шире, мы увидим еще одно непривычное следствие из ТИИ: уверенно заявляя, что Ф и есть сознание, она подразумевает, что информация как таковая существует, то есть имеет определенный онтологический статус в нашей вселенной, как масса/энергия или электрический заряд. (Онтология — это учение о сущем, наука о том, «что существует».) В каком-то смысле это представление согласуется с концепцией «всё из бита», выдвинутой физиком Джоном Уилером, пожалуй, самым известным пропагандистом идеи, что все сущее в конечном итоге происходит из информации, то есть информация первична, а из нее уже следует все остальное[96].

И здесь нас поджидает последняя трудность — панпсихизм. Коль скоро у системы имеется правильный механизм, правильная причинно-следственная структура, Ф окажется ненулевой и система будет обладать сознанием. Панпсихизм ТИИ — это ограниченная версия панпсихизма, не та, согласно которой сознание распределено по всей вселенной, как намазанный тонким слоем джем. С точки зрения ТИИ сознание обнаружится там, где отыщется интегрированная информация — Ф. Она может отыскаться где угодно, в разных местах, но не повсюду.

* * *

ТИИ оригинальна, амбициозна и бурлит идеями. Она по-прежнему единственная из нейробиологических теорий всерьез замахивается на трудную проблему сознания. Она очень непривычна, но непривычна не значит ошибочна. В современной физике почти все непривычно и при этом гораздо ближе к истине, чем в физике прошлого. Однако успех тех составляющих современной физики, которые признаны более близкими к истине, обусловлен прежде всего тем, что они экспериментально проверяемы. В этом проблема ТИИ. За свою дерзость ей приходится расплачиваться тем, что ее главный постулат — тождество Ф и уровня сознания — может не поддаваться проверке.

На мой взгляд, чтобы двигаться вперед, лучше всего будет, не отказываясь от основополагающей идеи ТИИ, что сознательный опыт одновременно информативен и интегративен, отбросить заносчивую мысль о том, что Ф является для сознания тем же, чем средняя кинетическая энергия молекул для температуры. Тогда предположения ТИИ, касающиеся структуры сознательного опыта, снова будут согласовываться с концепцией настоящей проблемы. Эта позиция откроет перед нами перспективу разработки альтернативных, применимых на практике версий Ф — измерений, которые в конечном итоге во многом будут похожи на измерение сложности, с которым мы познакомились в конце предшествующей главы.

Именно такой стратегии мы с моими коллегами Адамом Барреттом и Педро Медиано придерживаемся уже много лет. Мы разработали несколько версий Ф, ориентированных на информацию относительно наблюдателя, а не на имманентную. Они дают нам возможность измерять Ф на основании поведения системы, наблюдаемого на протяжении какого-то периода, не беря в расчет то, что она гипотетически могла бы делать, но не делает. Сейчас положение дел таково, что все разработанные нами версии Ф показывают себя по-разному, даже на очень простых моделях систем[97]. Это значит, что нам еще многое предстоит сделать в разработке практически применимых версий Ф, которые, мы надеемся, получают эмпирическую привязку благодаря, а не вопреки укорененности в теоретических принципах. С нашей точки зрения, это значит рассматривать «интегративность» и «информативность» как главные свойства сознательного опыта, требующие объяснения, а не как аксиоматический постулат о том, что на самом деле являет собой сознание. Иными словами, считать сознание скорее «жизнью», чем «температурой».

* * *

Путешествуя по уровням сознания, мы побывали в забвении анестезии и комы, миновали пределы вегетативного и минимального состояний сознания и мерцающие миры сна и сновидений и вышли к солнечному свету полного бодрствования и даже дальше — в причудливую гиперреальность психоделии. Все эти уровни связаны между собой идеей, что каждый сознательный опыт одновременно интегративен и информативен и располагается где-то посередине между порядком и беспорядком. На основе этой идеи были разработаны новые методы измерения, такие как ИСВ, сочетающие практическую применимость с возможностью наводить объяснительные мосты в духе настоящей проблемы между физическим и феноменальным. Благодаря ТИИ мы вплотную подошли к будоражащей воображение и одной из самых дискуссионных областей науки о сознании, где дерзость замирает перед барьером проверяемости и где, видимо, рассыпается наконец аналогия между сознанием и температурой. Но несмотря на весь мой скепсис по отношению к более громким заявлениям этой провокационной теории, мне по-прежнему невероятно интересно, как она будет развиваться дальше[98], — так же, как было много лет назад, когда мы ели джелато с Джулио Тонони.

Сейчас, оглядываясь в то время, я думаю, что более подходящего места, чем Лас-Вегас, для той дискуссии и придумать нельзя