Добрый дедушка Сталин. Правдивые рассказы из жизни вождя - Алексей Богомолов

Следующий сюжет, который вспоминал Хрущев, касался того времени, когда Сталин был в ссылке (см. главу «Сталин и его наличные». — Авт.). Там есть упоминание о том, как «политический» Иосиф Виссарионович выпивал с уголовниками. А потом пришло время упомянуть и основателя ленинизма. Ссылки на Владимира Ильича всегда были мощным оружием для коммунистов. Вот и Хрущев приводит не подтверждавшиеся более никем слова Сталина:

Помню такой конкретный случай, когда Сталин прямо выражал неудовольствие Лениным. Когда Сталин, по его рассказу, находился в Царицыне, он поехал на хлебозаготовки и принимал тогда же меры по организации обороны Царицына. Туда вместе с 5-й армией отступил с Украины Ворошилов, и там они сошлись со Сталиным. Сталин рассказывал, что Ленин вызвал его в Москву с докладом о положении вещей. Потом Ленин ему говорит: «Батенька, я получил сведения, что вы там пьянствуете: сами пьете и других спаиваете. Нельзя это делать!» Сталин и не отрицал, что он там пил. В чем же дело? «Вот видите, кто-то ему наговорил. Это спецы наговорили, а он мне нотацию читал», — высказывался Сталин с явным недовольством. Мы между собой переговаривались: видимо, этот недостаток, от которого мы страдаем, работая под руководством Сталина, — давний порок. Он еще в те времена пьянствовал, Ленин это знал и предупреждал его.

Хрущев в своих мемуарах как бы делит сталинское «пьянство» на несколько этапов. Первый из них относится, по его мнению, к 1934–1938 годам. Тогда Сталин, по его мнению, не был склонен к «алкогольным излишествам» сам и не принуждал к ним других:

Я бывал на обедах у Сталина, когда работал еще секретарем Московского городского комитета партии (в 1934–1938 гг. Н.С. Хрущев был первым секретарем МГК, а потом МК ВКП(б). — Авт.). Это были семейные обеды, именно семейные, на которые приглашались я и Булганин. Сталин всегда говорил в шутку: «Ну, отцы города, занимайте свои места». Это был действительно обед. Было там и вино, и все прочее, но в довольно умеренном количестве. И если человек говорил, что не может пить, то особенного принуждения и не было.

Иногда Никита Сергеевич говорил даже о том, что Сталин в те времена выпивал немного:

Теперь, во второй раз, познакомился я с Берией и другими руководителями Грузии. Кадры мне понравились, вообще люди очень понравились. Единственно то лишнее, рассказывал я Сталину, что чересчур гостеприимны. Очень трудно устоять, чтобы тебя не споили, нехорошо это. «Да, это они умеют, — отвечал Сталин, — это они умеют, я их знаю». В те годы сам Сталин выпивал еще весьма умеренно, и мне его умеренность нравилась.

А в конце двадцатых годов, как вспоминал личный секретарь Сталина Борис Бажанов, тот даже не принуждал своих коллег к тому, чтобы выпить, хотя предложить скрасить досуг бокалом-другим мог:

Первый раз, когда я попал к его обеду, он налил стакан вина и предложил мне. «Я не пью, товарищ Сталин». — «Ну, стакан вина, это можно; и это хорошее, кахетинское». — «Я вообще никогда ничего алкогольного не пил и не пью». Сталин удивился: «Ну, за мое здоровье». Я отказался пить и за его здоровье. Больше он меня вином никогда не угощал.

Потом, в 1939–1941 годах, когда политическая обстановка как внутри страны, так и в международном плане осложнилась, привычки генсека, по мнению Хрущева, изменились:

А в предвоенный период если кто-либо говорил, что не может или не хочет пить, то это считалось совершенно недопустимым. И потом завели такой порядок, что если кто-нибудь не поддержит объявленный тост, то ему полагается в виде «штрафа» еще дополнительно бокал, а может быть, и несколько бокалов. Были и всякие другие выдумки. Во всем этом очень большую роль играл Берия, и все сводилось к тому, чтобы как можно больше выпить и всех накачать. И это делалось потому, что этого хотел именно Сталин.

Возвращаюсь к тому, что Сталин перед войной стал как бы мрачнее. На его лице было больше задумчивости, он больше сам стал пить и спаивать других. Буквально спаивать! Мы между собой перебрасывались словами, как бы поскорее кончить этот обед или ужин. А другой раз еще до ужина, до обеда говорили: «Ну, как сегодня — будет вызов или не будет?» Мы хотели, чтобы вызова не было, потому что нам нужно было работать, а Сталин лишал нас этой возможности. Обеды у него продолжались иногда до рассвета, а иной раз они просто парализовали работу правительства и партийных руководителей, потому что, уйдя оттуда, просидев ночь «под парами», накачанный вином, человек уже не мог работать. Водки и коньяка пили мало. Кто желал, мог пить в неограниченном количестве. Однако сам Сталин выпивал рюмку коньяка или водки в начале обеда, а потом вино. Но если пить одно вино пять-шесть часов, хотя и маленькими бокалами, так черт его знает, что получится! Даже если воду так пить, то и от нее опьянеешь, а не только от вина. Всех буквально воротило, до рвоты доходило, но Сталин был в этом вопросе неумолим. Берия тут вертелся с шутками-прибаутками. Эти шутки-прибаутки сдабривали вечер и питие у Сталина. Берия и сам напивался, но я чувствовал, что он делает это не для удовольствия, что он не хочет напиваться и иной раз выражался довольно резко и грубо, что приходится напиваться. Он делал так из угодничества к Сталину и других принуждал: «Надо скорее напиться. Когда напьемся, скорее разойдемся».

А апогей в процессе «алкоголизации» высшего руководства страны, по мнению Хрущева, наступил в послевоенный период, особенно в последние годы жизни Сталина:

Меня могут спросить: «Что же, Сталин был пьяница?» Можно ответить, что и был, и не был. То есть был в том смысле, что в последние годы не обходилось без того, чтобы пить, пить, пить. С другой стороны, иногда он не накачивал себя так, как своих гостей, наливал себе вино в небольшой бокал и даже разбавлял его водой. Но, Боже упаси, чтобы кто-либо другой сделал подобное: сейчас же следовал «штраф» за уклонение, за «обман общества». Это была шутка. Но пить-то надо было всерьез за эту шутку. А потом человека, который пил «в шутку», заставляли выпить всерьез, и он расплачивался своим здоровьем. Я объясняю все это только душевным состоянием Сталина. Как в русских песнях пели: «Утопить горе в вине». Здесь, видимо, было то же самое.

После войны у меня заболели почки, и врачи категорически запретили мне пить спиртное. Я Сталину сказал об этом, и он какое-то время даже брал меня, бывало, под защиту. Но это длилось очень непродолжительное время. И тут Берия сыграл свою роль, сказав, что у него тоже почки больные, но он пьет, и ничего. И тут я лишился защитной брони (пить нельзя, больные почки): все равно, пей, пока ходишь, пока живешь!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});