Я спас ссср! том iv (СИ) - Вязовский Алексей

Я смотрю в лицо Вике и решительно отставляю чашку:

– Рассказывай, что случилось.

Невеста отводит глаза, но потом все-таки сквозь силу произносит:

– В общаге девчонки болтали, что Хрущев вчера вечером умер…

Я тянусь к радиоточке, щелкаю выключателем. Играет подозрительно траурная музыка. Кажется, что-то из Бетховена.

– Соседка рассказывала – Вика взяла чашку с взваром, помешала ложкой кусочки яблока – что парни “голоса” ночью слушали…

Черт! Неужели уже и на Запад утекло?!

– И что там говорят?

– Ничего конкретного: в Кремле обострилась борьба за власть, Хрущев умер не приходя в сознание.

Я погружаюсь в тяжелые раздумья. Выходит я своими действиями можно сказать убил «волюнтариста». Если бы не мое вмешательство в историю, Никиту мирно бы отправили на пенсию и он прожил бы еще семь долгих лет в окружении семьи и внуков. Да, его бы прослушивал Комитет, сидел бы Хрущев на даче фактически под домашним арестом. Но это все лучше, чтобы умереть вот так, даже не попрощавшись с родными. Стоят ли быстрые перемены в судьбе страны жизни пусть и плохого ее правителя, но все же живого человека?

– О чем ты, Леша?

– Так, о своем, наболевшем – я даже не заметил, как произнес вслух последнюю мысль.

– Все, хватит о плохом – Вика машет градусником – Приступаем к лечению!

Вся первая половина дня наполнена у меня больничной суетой. Только и успеваю, что выполнять распоряжения врача. Тамара Семеновна в Вике души не чает – все ее назначения выполняются безукоризненно и в срок, пациент Русин находится под строгим и неусыпным контролем. Заметно, что моей невесте все это привычно, в больнице она чувствует себя, как рыба в воде. С детства рядом с мамой – врачом, да и сама Вика медик от бога.

Днем выглянул в окно, посмотреть, как там погода, и обомлел – в парке под окнами растянут большой транспарант из белого полотнища: “Русин, выздоравливай, мы тебя ждем!”. Приятно, конечно, чего уж говорить… Но перед другими пациентами все же неудобно, теперь вся больница будет знать, что здесь лежит «тот самый Русин».

А ближе к обеду ко мне пришел первый посетитель – Марк Наумович. И конечно, не с пустыми руками. Разве Мира Изольдовна могла допустить, чтобы «бедный больной мальчик» умер с голода?

В ярком китайском термосе, укутанном в пуховый платок, мне был доставлен живительный «еврейский пенициллин» – душистый куриный бульон, сваренный из домашней курицы с различными кореньями и специями. Вика радостно расцеловала Когана в обе щеки и тут же налила мне полную чашку божественно пахнущего супа. К бульону прилагались слоеные пирожки – бурекасы. С начинкой из картофельного пюре вперемешку с грибами.

– Такая вкусная домашняя еда самого тяжелого больного на ноги поставит! – я пытаюсь улыбаться, но Марк Наумович в ответ только тяжело вздыхает.

– Так это правда? – спрашиваю, откладывая ложку – Никита Сергеевич умер?

– Да, на Пленуме вчера вечером объявили.

– Кто назначен Председателем похоронной комиссии? – тут же задаю я наиважнейший вопрос.

– В корень зришь – печально кивнул Коган – Пока никто. Рашидов предложил Микояна. Мезенцев – Гагарина.

Вот собственно и сразу все ясно. Тот, кто станет Председателем похоронной комиссии – тот и возглавит потом партию и страну. Так было и так будет. Значит, борьба на Пленуме сейчас в самом разгаре, медлить с назначением им нельзя – времени уже нет.

– Идея с Юрой – твоя что ли? – в лоб интересуется Марк Наумович.

Я скромно киваю, снова набрасываясь на бульон.

– Ну ты… даешь! – Коган никак не может подобрать слова.

Марк Наумович начинает рассуждать вслух: Юра – конечно, не член ЦК, зато депутат Верховного Совета и любимец народа. А главное, фигура нейтральная, не участвовавшая в партийных дрязгах – у него хотя бы врагов нет. А Микоян может и мягко стелет, но у него большая оппозиция на Пленуме – Фурцева, Аджубей, Косыгин, Мазуров…

– Если вы общаетесь с Алексеем Ивановичем – подаю идею – посоветуйте ему сразу же вытаскивать все эти подковерные договоренности на трибуну Пленума. И не надо особо агитировать за Гагарина – за него работает имя и репутация честного, открытого человека. А вот на интригане Микояне пробы ставить негде – сто раз уже успел своих сторонников предать и поменять. Только на интригах и может пролезть.

– Да, открытость сейчас – наше главное оружие – закивал Коган – Поговорю с Аджубеем вечером. Ладно, что мы все о политике… Как твое здоровье?

Обсудив успехи моего лечения, главред переключается на журнал. Первый номер нашего «Студенческого мира» практически сверстан. Как только Пленум закончится, и Аджубей вернется на свое рабочее место, журнал запустят в печать. К ноябрьским он уже появится в продаже.

Коган открывает свой потертый кожаный портфель и мы тщательно просматриваем макет. Я вношу несколько мелких поправок, но в целом мне все нравится. Номер получается классным, а в профессиональном плане еще и вполне революционным – в том смысле, что и рубрики в нем необычные, и подача материала очень живая, а уж обложка… Такие фотографии наших серфингисток – вызовут фурор и на пресыщенном Западе. Теперь бы только Аджубея не сняли, а то ведь врагов у него в ЦК и без Суслова хватает.

Время утреннего посещения закончилось, всех посетителей просят на выход. Тепло прощаемся с Коганом, прошу передать огромное спасибо Мире Изольдовне за ее заботу. Марк Наумович, вспомнив что-то, хлопает себя по лбу и лезет в портфель за конвертом – в нем мое новенькое служебное удостоверение заместителя главного редактора и первая зарплата. Сердечно благодарю его – деньги сейчас очень пригодятся. Я на мели, а до абабуровской заначки еще добраться нужно. После ухода Когана пытаюсь вручить эти деньги Вике. Та отмахивается:

– Леш, я еще не потратила те, что ты мне оставлял до Японии – потом задумчиво поправляет накрахмаленную шапочку – Слушай, а это, правда, что Гагарин может возглавить Президиум?

– Может – я откашливаюсь и решительно вкладываю деньги в руку невесты – Вик, ну ведь непредвиденные траты сейчас будут!

– Отстань, у меня тоже зарплата есть.

Еле уговорил упрямицу взять хотя бы половину. Ну, какая теперь у нее зарплата, если невеста с октября перешла на полставки? А сейчас и вовсе со мной сидит – значит, на неделю заявление за свой счет успела написать. Надо что-то делать с этой не в меру самостоятельной девушкой… Впереди первая сессия – как она собирается ее сдавать, одновременно работая?

После обеда в палату неожиданно заходят Иванов в компании Измайлова. Да уж… вот это тандем нарисовался!

Вика тревожно смотрит на обоих, но успокаивается, когда они, подмигнув мне, начинают выгружать на тумбочки апельсины и яблоки. Весело им…! Значит, не все так плохо.

– Пойду помою – подруга, забрав фрукты, исчезает из палаты, плотно прикрыв за собой дверь. А представители конкурирующих спецслужб рассаживаются на стулья у кровати.

– Ну как поживаешь, Алексей? – первым начинает разговор Иванов.

– Да хоть сейчас в бой – я лезу под матрас и достаю свой ТТ, с которым я вышел из офиса Особой службы.

– Выпороть бы тебя Лешка за самодеятельность! – Иванов решительно забирает пистолет, прячет себе за пояс – Я тебе что сказал? Сидеть тихо на базе! А ты что устроил? Знаешь сколько народу уже собралось у Кутафьей башни?!

– Да они и так собирались бы! – не очень натурально возмутился я – Я просто направил все в правильное русло.

– Какое русло правильное – вздохнул Измайлов, снимая очки – еще не известно. Станет ясно через пару дней. Кстати, Алексей, позвольте принести вам официальные извинения за причиненные неудобства. Вот документ, подтверждающий, что у КГБ к вам претензий больше нет.

Мне протягивают какой-то официальный бланк с печатью. Я улыбаясь, кладу его на тумбочку.

– Большое человеческое спасибо! – ерничаю я – Какая радость знать, что КГБ я ничего не должен.

Измайлов передает мне также рентгеновский снимок и выписку из медицинской карты. Это уже явно Андрей Николаевич постарался. Прошу передать ему большущее спасибо. Мужчины начинают прощаться. Вот так быстро? Я внимательно смотрю на Иванова. Тот едва заметно качает головой – не сейчас…