Я спас ссср! том iv (СИ) - Вязовский Алексей

– Все, спекся Родион! – генерал повернулся к врачу – Семен Семенович, что скажете по Русину? Вы его осмотрели?

– Осмотрел – кивнул пожилой доктор – У него странная рана на груди, из нее сочится кровь. И обширная гематома. Сделал пальпацию вокруг раны – не исключена трещина в грудине. Я наложил тугую повязку, но надо его на рентген везти.

– Собирайся – кивнул мне Мезенцев – Поедешь в больницу.

– Давайте в Первую Градскую его отправим – предложил врач – я договорюсь об отдельной палате.

– На Ленинский? – спросила Вика – А можно мне с ним?! Я его одного теперь не оставлю!

– Езжай, конечно, красавица – устало улыбнулся генерал – я распоряжусь.

– Степан Денисович, на два слова! – я кивнул в сторону коридора.

Мы вышли из кабинета, я без сил прислонился к стене.

– Алексей, мне некогда! Там на Пленуме первые секретари орут, вот-вот ситуация выйдет из под контроля.

– Родион – это же Малиновский? Он арестован? – я пытался собрать мысли в кучу, но получалось плохо.

– И Суслов тоже – Мезенцев посмотрел на часы.

– И кто теперь станет Первым секретарем ЦК?

– Микоян, наверное – пожал плечами генерал.

Этот интриган и хитрец?!? Тот самый Микоян, что «счастливо» избежал расстрела по делу 26 бакинских комиссаров?? Да на нем же клейма ставить негде – непотопляемый Анастас! Такой человек скорее сам страну потопит. Продаст быстрее, чем Горбачев с Ельциным.

– Степан Денисович! Нельзя Микояна делать Первым секретарем ЦК!

– Много ты понимаешь! – раздраженно ответил Мезенцев – В ЦК большинство у секретарей обкомов. А Микоян с ними со всеми “вась-вась”, уже небось раздает обещания, да посулы…

– И пусть раздает. А вы сломайте ему игру!

– Да как?! Микоян – старейший член Партии и ЦК, у него все нити в руках!

– Дайте Пленуму другую удобную кандидатуру.

– Какую?!

Кого же предложить? Я вижу, что Мезенцев уже совсем потерял терпение. Сейчас уйдет. Косыгина? Но «золотой пятилетки» еще не было – у Алексея Николаевича просто еще нет того авторитета экономиста мирового класса, который он заработал в «моей» истории. Мазуров? Та же история. Отличная кандидатура – воевал среди белорусских партизан, был ранен, честный и прямой человек. Но у чиновников не пройдет. Он ведь из своих, из первых секретарей обкомов, и те будут завидовать – из принципа не проголосуют.

– Товарищ, Мезенцев! – из кабинета выглядывает доктор, озабоченно на меня смотрит – Русина надо уже везти. На нем же лица нет.

За спиной доктора я вижу обеспокоенную Вику.

– Все, Русин, спускайся во двор и езжай в больницу. Я пошел.

Кого же предложить-то?! Поврежденная печать на груди отзывается сильной, пронзительной болью, я слышу где-то совсем далеко грохот Слова. Да, неужели?!

– Степан Денисович! Предложите им Гагарина!! – Слово в голове отзывается космическим рокотом одобрения, печать раскалывает грудь дикой болью, и я падаю на пол. На меня вновь накатывает беспросветная чернота.

* * *

На какое-то время я зависаю в непонятной, но довольно уютной темноте. То прихожу в сознание, то теряю его, даже слышу отрывочные фразы окружающих, только глаза открыть нет сил. Судя по тряске и слабому запаху бензина, меня куда-то везут на машине. Совсем рядом тихо всхлипывает Вика, ее рука нежно гладит меня по щеке. Хочу улыбнуться ей, успокоить, что со мной уже все в порядке, но… даже пальцами не могу пошевелить, не то, что губами. В какой-то момент сквозь гул мотора до меня начинает доноситься какой-то шум, как в радио эфире, когда пытаешься настроиться на нужную волну. Мне почему-то кажется, что это со мной разговаривает Логос, только слов, я никак не могу разобрать. Я напряженно вслушиваюсь, но от бесплодных попыток понять божественную речь, начинает ломить виски. Быстро устаю и, наконец, сдаюсь, проваливаюсь в крепкий сон…

Очнулся я уже под вечер. Судя по знакомым медицинским запахам и белым стенам – снова в больнице. Правда, теперь в небольшой отдельной палате кроме меня никого нет. Осторожно приподнимаюсь на локте, чтобы оглядеться. Рана на груди отдает тупой болью, но теперь она вполне терпима, не то, что днем. Только вздохнуть глубоко по-прежнему не могу. Кошусь на грудь – тугой повязки там больше нет, а бывшая печать Люцифера прикрыта только маревой нашлепкой, закрепленной пластырем.

На тумбочке за моей спиной горит настольная лампа, очерчивая на полу ровный круг. Где-то далеко за дверью еле слышны людские голоса. Тишина и покой… И есть очень хочется. Вспоминаю, что последний раз ел еще рано утром, когда нас с Литвиновым Ася Федоровна накормила завтраком. Сколько же времени с тех пор прошло…? Такое ощущение, что вечность.

Дверь в палату открывается, на пороге Вика – в белом халате и медицинской шапочке. Серьезная такая, в руках кюветка – ну, настоящий медицинский работник. На губах моих расплывается улыбка…

– Лешенька…! Ох, наконец-то ты очнулся!

Вика бросается ко мне, обдает таким родным запахом! Я аж зажмуриваюсь от счастья. Но не надолго. Ведь в приоткрывшимся халатике Вики видны два упругих полушария в бюстгальтере. Таких знакомых и любимых.

Вика перехватывает мою шаловливую руку, забавно хмурит брови:

– Ожил!

Я счастливо киваю. Кровь забурлила, дыхание участилось. Я и правда ожил.

– Ну, что ж ты никому не сказал, что у тебя воспаление легких, а?! – строго отчитывает меня моя персональная медсестричка – А если бы тебя сегодня не повезли на рентген? Разве можно так безалаберно относиться к своему здоровью?

Я осторожно беру Викину ладонь и подкладываю под свою щеку. Умиротворенно вздыхаю. Пусть ругается, сколько захочет, все стерплю. Господи, да ради этого родного голоса я готов на любые испытания!

– Викусь – виновато вздохнув, начинаю оправдываться – свет ведь не без добрых людей. Меня же лечили, делали уколы, я принимал лекарства. И даже на рентген меня возили.

– Это на тот, с которого ты сбежал? – острый ноготок упирается мне грудь. Почти рядом с повязкой.

– Ага…

На большее моего терпения не хватило, и я мягко притягиваю ее к себе, укладывая голову на подушку и вдыхая любимый запах Викиных волос.

– Соскучился, сил нет… Каждый день о тебе в Японии думал.

– И я места себе не находила. Так скучала, что считала дни, а в конце уже и часы… А когда узнала, что тебя арестовали, думала, с ума сойду. Куда бежать? Что делать?!

– И ты помчалась к Федину…!

– А куда мне еще было идти?! Кого я еще в Москве знаю? Тем более уже слухи поползли, что Хрущев при смерти, а Степан Денисович арестован. Решила – буду биться за тебя до последнего. Сяду на Лубянке перед дверью – пусть меня тоже арестовывают!

Я тихо смеюсь, уткнувшись носом в висок своей красавицы. Мой смелый, маленький мышонок. Она даже не понимает, какие силы сейчас вступили в борьбу.

– Нет, а разве ты бы за меня не вступился? – возмущенно сопит «мышонок» на мой смех.

– Викусь, я бы просто стер с Земли всех твоих обидчиков. И меня бы ничего не остановило. Веришь?

– Верю…

Тонкие руки обвивают мою шею, Вика целуют меня. Внутри опять просыпается вулкан. И тут же у двери раздаются мужские голоса, подруга шустро вскакивает с кровати, на ходу поправляя свою белую, накрахмаленную шапочку и одергивая халат. А в дверь уже заходят двое врачей – пожилой мужчина и женщина средних лет. Включается верхний свет.

– Ну, как здесь наш больной, пришел в себя? А то мне уже весь телефон оборвали – из Кремля раз пять успели позвонить!

– Это Сергей Леонидович, заведующий нашим отделением общей терапии – улыбается женщина-врач – а я Тамара Семеновна, ваш лечащий врач.

– Алексей Русин – представляюсь я в ответ.

– Наслышаны… Внизу целая делегация митинг устроила, требует немедленно пропустить их к вам.

– Всех сразу что ли? – поражаюсь я нахальству друзей – нет, это точно лишнее!

– Вот и я им сказала, что лишнее – смеется Тамара Семеновна – но ведь не уходят, настырные! Что делать будем, Алексей?