Гладиатрикс - Рассел Уитфилд

Дакийка чуть подалась назад и заново осмотрела себя в зеркале. Ее тело было по-прежнему худощавым и мускулистым, груди даже не думали обвисать. И все равно… Ах, годы, годы, как быстро они пролетели!

Сорина отлично знала, что женщины, живущие в цивилизованной части империи, не посчитали бы за возраст ее тридцать шесть лет. Конечно, у них там и лекари, и всякие мази с притираниями!.. А вот дома, на равнинах Дакии, Сорина уже считалась бы женщиной в немалых годах.

«Шесть лет, — подумалось ей. — Неужели уже шесть лет минуло со дня моего пленения, с тех пор, как я стала рабыней?.. Шесть лет сражений и смертей на арене».

Она обвела взглядом комнату. Эти годы принесли ей все то, о чем большинство свободных римлянок не могло даже мечтать. Дом. Богатство. Преклонение толпы.

Тут она смутно припомнила, как накануне вечером обвиняла Эйрианвен в том, что та вроде бы польстилась на римскую роскошь. Впору было задуматься, а не нашептала ли ей эти слова собственная нечистая совесть. Может, она сама готова была поддаться тому, что так ненавидела?..

Сорина тряхнула головой и прогнала эту мысль прочь.

Без свободы все ее богатство и слава были дым, тлен и обман. Амазонка давно перестала верить побасенкам Бальба, который утверждал, будто однажды она сумеет выкупиться на свободу. Если дело касалось денег, то этот человек никогда не говорил «довольно».

Сорина знала, что выйти на свободу она могла лишь двумя способами. Ее мог освободить благосклонный эдитор, то есть устроитель игр. Для этого он должен был прийти в восторг от ее искусства и счесть достойной деревянного меча, символа воли гладиатора. Другой возможностью оставался побег. Сорина постоянно строила такие планы, но до сих пор ни один не казался ей реальным. А вот если она окажется схвачена, то наказание будет только одно. Мучительная и медленная смерть на кресте.

Сорина натянула через голову тунику и отправилась в бани.

На учебной площадке уже кипела работа. Домашние рабы расчищали завалы мусора, оставленные участницами вечеринки. Рожи у них были кислые, потому что в самом веселье им поучаствовать не удалось. Сорина задумалась о том, что на самом деле вчерашняя пирушка была очень малой наградой гладиаторам за увечья и смерть, ожидавшие их на арене, той самой, куда этих уборщиков вряд ли кто-то погонит.

В банях было практически пусто, и амазонку это не особенно удивило. Женщины еще отсыпались после вчерашнего. Одна Эйрианвен, любившая вставать на рассвете, наслаждалась плаванием в бассейне. Сорина стащила одежду и тихо слезла в воду. Она не желала зря беспокоить подругу, рьяно мерившую его от стенки до стенки.

Смотреть за тем, как скользило в воде безупречное тело силурийки, было сущим наслаждением. Эйрианвен являлась живым воплощением древнего таинства, совершенством, возникающим от слияния противоположностей. Прекрасная и в то же время нешуточно смертоносная, она всего-то два года провела в гладиаторской школе — и поди ж ты, мечом завоевала право называться Гладиатрикс Секунда.

Сорине оставалось только молиться о том, чтобы их с Эйрианвен никогда не выставили одну против другой. Увы, она слишком хорошо знала Бальба. Если ему предложат достаточный куш, то он, не моргнув глазом, выпустит двух своих лучших воительниц на белый песок с тем, чтобы вернулась только одна.

Эйрианвен заметила ее и подплыла ближе. Улыбка, которой она одарила подругу, должна была развеять грусть амазонки.

— Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть, — по-кельтски сказала Эйрианвен.

Родные страны двух женщин разделяли многие тысячи лиг, однако их языки были на удивление схожи. Эйрианвен успела приспособиться к гетскому языку, на котором от рождения говорила Сорина, и они общались, мешая те и другие слова.

— Да, решила окунуться, — ответила Сорина. — Может, голова трещать перестанет.

— Вчера ты точно перестаралась, — сказала Эйрианвен.

— Редко когда такой вечерок выдается, — потянулась Сорина. — И драка славная получилась. Жаль только, что я ей еще раньше не насажала…

— Не приглянулась она тебе, верно?

— А что там вообще может приглянуться?

Сорина возмущенно вскинула руки, не надеясь выразить свои чувства одними словами.

— Эти греки с римлянами привыкли бахвалиться своими достижениями, но спросили бы лучше себя, а что они принесли миру на самом деле? Раковые опухоли городов и военный пожар! Кем, к примеру, был величайший из греков, Александр? Завоевателем, истребившим народы! Римляне породили своего Цезаря, да еще и обожествили его… Лисандра же — плоть от плоти этой культуры, которую я глубоко презираю.

— А по мне, она просто женщина, как ты или я, — вздохнула Эйрианвен. — Она, как ты или я, не по своей воле угодила сюда.

Сорина невесело рассмеялась.

— А ты видела, как упражняется эта спартанка? — спросила она. — Ей же это нравится! Она работает так, словно всю жизнь только этим и занималась! Даже когда ее порют, она и это воспринимает как состязание! При этом в полную силу она не выкладывается, уж я-то вижу!

Эйрианвен поразмыслила и сказала:

— Наверное, так уж устроен греческий ум. Или она тоже пытается повернуть свою судьбу к лучшему.

— Ты сама заговорила как эти греки. Ишь как завернула — устроен ум! Скоро философскими сентенциями сыпать начнешь.

Чтобы выговорить это, амазонке пришлось перейти на латынь, ибо ни в кельтском, ни в гетском таких слов просто не было.

— Что ж, — сказала Эйрианвен. — Похоже, я становлюсь немножко более цивилизованной, чем тебе по вкусу, а, Сорина?

— На самом деле вчера я наболтала немало лишнего и сожалею об этом, — честно ответила амазонка. — Я напилась.

— Мы все были пьяны, — сказала Эйрианвен. — Недаром у нас говорят, что у трезвого на уме…

Некоторое время они молча плескались в воде, наслаждаясь взаимным теплым сестринским чувством. Им ни разу не приходилось бывать друг у друга дома, но варварский мир не зря простирался от океана до океана. В действительности это было великое царство. В отличие от империи, созданной римлянами, оно держалось не на силе меча, а на родстве. Сорина догадывалась, что варварские племена выживут и будут процветать еще долго после того, как обратятся в пыль каменные города римлян. Земля не позволит вечно топтать себя жестоким завоевателям. Всего лет десять назад она уже послала им предупреждение, затопив расплавленным камнем великий город римлян — Помпеи. Правители империи не вняли этому предупреждению. Ну что ж, им же хуже.

— А чего ради ты привела эту Лисандру к нам за стол? — чуть погодя спросила Сорина.