Меч Алдонеса - Мэрион Брэдли

— Ну ладно, — произнес он, помолчав. — Я по-прежнему боюсь… Я мог бы убить тебя за то, что ты со мной сделал. Но мне больше не к кому обратиться за помощью. — Он судорожно сглотнул. — По крайней мере ты это сделал в открытую. Это еще ничего. Хуже всего то, что я сам не знаю, что способен сделать в следующий момент.

Пристыженный и совершенно растерянный, я пошел прочь. Реджис ведь пытался подружиться со мной, сойтись поближе — и встретил с моей стороны то, чего мог бы ожидать только худший мой враг. От стыда я не мог поднять глаз.

Однако минуту спустя Реджис последовал за мной.

— Лью, — начал он, — я же сказал: давай забудем об этом. Нам нельзя сейчас ссориться. Разве ты этого не понимаешь? Мы с тобой в одинаковом положении, оба совершаем поступки, на которые никогда не осмелились, если бы все вокруг не сошли вдруг с ума.

— Спокойно, — ответил я. — Все мы напуганы. Я тоже. И на это должна быть какая-то серьезная причина. — Я помолчал, пытаясь вспомнить все, что знаю о способностях членов Комина. Многие их таланты теперь почти выродились, угасли в результате многочисленных браков с чужеземцами.

Но в Реджисе словно вновь возродились все черты и качества далеких предков; это проявилось даже в его внешности. Может быть, он и древний Дар тоже унаследовал?

— Великий Дар Хастуров, в чем бы он ни выражался, видимо, находится у тебя в латентном состоянии. Скорее всего, ты подсознательно пришел к мысли, что заседание Совета надо прервать, и невольно прибегнул к столь странному способу. Если бы… не мой поступок… я мог бы предложить свою помощь: вошел бы в твой мозг и тщательно проанализировал все твои мысли. Однако теперь ты мне вряд ли это позволишь…

— Вероятно, нет. Прости.

— За что же? — резко возразил я. — Я и себе-то не доверяю после всего этого. Однако Ашара — или Каллина, коль уж на то пошло, — словом, одна из Хранительниц на такое вполне способна.

— Ашара? — Он задумчиво уставился на Башню Хранительниц. — Не знаю. Может быть.

Мы облокотились на перила, глядя вниз, в долину, почти совсем скрывшуюся в вечерней мгле. Замок вдруг словно вздрогнул от далекого громового раската, и небо прочертила серебристая стрела с алым хвостом. Мелькнула и исчезла.

— Почтовая ракета, — сказал я. — Из их зоны.

— Терра и Дарковер, — произнес чей-то голос у нас за спиной. — Могущество, которому мы не в силах противостоять, препятствие, которого нам не преодолеть.

На балкон вышел старый Хастур.

— Знаю, знаю, — сказал он. — Юные Элтоны не любят, когда им кто-то приказывает. Откровенно говоря, мне самому это не доставляет никакого удовольствия. Я слишком для этого стар. — Он улыбнулся Реджису. — Я отослал тебя, чтобы ты тоже не влез в эту свару. Однако от тебя. Лью Элтон, я требую впредь сдерживать свой темперамент!

— Ах вот как! — воскликнул я. У меня не находилось слов. Какая несправедливость!

— Да-да, я знаю, тебя спровоцировали. Но если бы ты сдержал свой праведный гнев… — В словах Хастура звучала почти неуловимая ирония, — тогда во всем винили бы одного Дайана. А теперь… Ты первым нарушил закон о неприкосновенности члена Комина. А это очень серьезно. Дайан поклялся, что потребует твоего изгнания.

— Не потребует, — ответил я почти вызывающе. — По закону требуется присутствие в Совете хотя бы одного наследника каждого рода, обладающего ларанскими правами. Иначе зачем вам было тратить столько сил, чтобы вызвать меня сюда? Я последний оставшийся в живых Элтон и у меня нет детей. Этот закон Комина не может нарушить даже Дайан.

Хастур нахмурился.

— А ты, стало быть, считаешь, что тебе нарушать законы Комина можно? Ты не прав, Лью. К тому же Дайан клянется, что нашел твоего ребенка.

— Моего ребенка?! Гнусная ложь! — зло выпалил я. — Я шесть лет жил в чужих мирах. Я постоянно работал с матрицами, и вам должно быть известно, что это значит: я соблюдал полный целибат. — Мысленно я простил себе тот единственный случай. Если бы Дио родила ребенка после лета на

Вэйнуоле, я бы об этом знал. Знал? Да меня бы за это просто убили! Регент скептически оглядел меня.

— Да-да, я знаю. А до того? Ты ведь тогда был уже взрослым. Лью, и вполне мог стать отцом, не так ли? А ребенок — из Элтонов!

Я задумался. Вряд ли у меня здесь был сын. Это, конечно, не было абсолютно невероятным, особенно если вспомнить о некоторых приключениях моей ранней юности. И все же вряд ли.

— Предположим, я обвиню Дайана во лжи. Пусть он представит этого моего ребенка, пусть докажет мое отцовство, пусть требует моего изгнания и проклятия на вечные времена. В конце концов я ведь и не стремился сюда возвращаться. Предположим, я позволю ему проделать все это, что тогда?

— Тогда, — мрачно произнес Хастур, — мы окажемся там же, откуда все это начали. — Он положил свою морщинистую руку на мою. — Лью, мне пришлось чуть ли не драться, чтобы тебя согласились призвать назад. Потому что твой отец был моим другом; и потому что мы, Хастуры, оказались в полном меньшинстве в Совете. Я считал, что ты нужен Комину. Так не подводи же меня, не стремись нарушить мир при каждом удобном случае.

Я повесил голову, чувствуя себя совершенно несчастным.

— Я попробую. Но, клянусь мечом Алдонеса, было бы гораздо лучше, если бы я оставался в космосе!

Глава VII

Расставшись с обоими Хастурами, я отправился к себе, чтобы обдумать то, что узнал сегодня.

Я угодил прямо в расставленную Дайаном ловушку. Только благодаря заступничеству Хастура меня до сих пор не изгнали. Все это время — теперь я это понимал прекрасно — они просто заманивали меня, вынуждая бросить Совету открытый вызов. Теперь еще этот якобы мой ребенок… Это либо ребенок отца, либо Мариуса… Игрушка в чужих руках…

И Каллина. Убежденность в том, что Хранительница должна блюсти девственность — просто суеверие, чушь, но должна же за этим стоять хотя бы крупица научной истины, как и за всеми прочими традициями и установлениями Комина.

Суеверные могут верить во все, что им нравится. Но я по собственному опыту знал, что любой телепат, работая с Экранами, скоро начинает понимать, что все его нервные и физические реакции настроены на код матриц. Специалист по матричной технике часто переживает очень длительные периоды вынужденного воздержания. Именно вынужденного. Его импотенция — это защита, выставляемая самой природой. Нарушив или ослабив свои нервные реакции в результате физических или эмоциональных перегрузок, он нарушает и эндокринное равновесие своего организма. И немедленно за это расплачивается. Человек может перенапрячь свою нервную систему до такой степени, что произойдет нечто вроде короткого замыкания. И он сгорит, как плавкий предохранитель. В итоге полное нервное и физическое истощение и чаще всего смерть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});