ДЕТИ ДЬЯВОЛА - Иван Родионов

– Несомненно, так. Конечно, иностранцы истины не знают, ну, а русские-то беженцы знают…

– Ну и что ж с того? Кто этим презренным и голодным нищим поверит? А главное, где же они будут "обличать" нас? Не наши же печатные органы откроют для их разоблачений свои столбцы. В Белградском "Новом Времени" [1], которое умирает от худосочия и, мы добьемся, что оно таки подохнет. У нас с ним длинные счета еще по России с мирных времен. А никаких обид мы не забываем. Или в берлинском "Двуглавом Орле" Маркова II -го ли, может быть, в мюнхенском "Луче Света" Винберга? Пхе! Но вы также хорошо знаете, как и я, что еще там, в России, в царские времена, наша "прогрессивная" пресса настолько артистически "разрисовала" этих погромщиков-черносотенцев, что по крайней мере, девять десятых беженской массы если не с отвращением, то с недоверчивым предубеждением относится и ко всей их монархической партии, и особенно к их оплеванным нами именам. Ведь они в наших слюнях плавают. Их имена одиозны. Кто их писания читает? Кто им верит? Одни свои же полегоньку вымирающие старички. Но какой же от них прок? "Всякому овощу свое время". А для них оно прошло. Мы же чихать на них хотели. Люди средних лет и беженская молодежь с ними не считаются. Подавляющее большинство беженской массы в погоне за куском хлеба совершенно равнодушно к судьбам своей Родины. К тому же что из себя представляет наша беженская масса? Ведь это чуть ли не сплошь либеральствующие, республиканствующие, конституционалисты, демократы, т.е. не националисты русские, какими бы они быть должны, а все вскормленные и обработаны нашей прессой, ее духовные питомцы. Ещё до Великой войны, там, в России, мы нашими "прогрессивными" идеями так густо и плотно "засидели" их и без того тускленькие мозги, как вон по летам в заброшенных помещениях мухи засиживают пыльные окна. Через них не рассмотришь, что за стеной делается. – Мэтр ухмыльнулся. – Ведь и до сего времени они спят и во сне видят либо республику, либо хоть конституцию. Ведь это та самая наша слепая шпана, которая всю жизнь ходила на наших помочах. И если сама персонально не творила в собственном отечестве революции, то уж, наверное, мечтала о ней, как о сладком запретном яблочке и сознательно, а чаще безотчетно, по своей непролазной, как дремучий лес, глупости подготовляла ей почву. В прошлом они являлись нашими незаметными, но верными сотрудниками, в настоящем и будущем они тот тяжеловесный балласт, который погрузит на дно утлый челнок живого эмигрантского экипажа, который мог бы нанести нам не мало вреда. Вы подумаете, Липман, что невиданный по бедствию и размерам от начала времен разгром их несчастной Родины хоть сколько-нибудь отрезвил и образумил их? К нашему большому счастью, ничуть. Про них можно сказать, что "они ничему не научились и ничего не забыли". Как бессмысленный вол, годами привыкший ходить по одной борозде, ни за что не хочет свернуть в сторону, так и они гуртом прут по проторенной для них стезе. Приглядитесь, что они читают и откуда поучаются.

– Зачем же мне приглядываться, мэтр? Это моя специальность. На том стою…

– Ну и что же? Липман осклабился.

– Что же? Читают исключительно одни наши зарубежные, "прогрессивные" газеты, издающиеся нами, евреями.

– Этим все сказано. И тогда мы с вами, Липман, можем спать спокойно. Эти люди самостоятельно мыслить не могут. Нет. Они и на свое-то несчастие, на разгром и на потерю Родины смотрят через те очки, которые ежедневно втирает им наша зарубежная пресса. Кто же ещё остается из наших обличителей? Не корифеи же от литературы?

Липман прыснул от смеха.

– Ну, вот этого еще не доставало! Никогда никто из них и пикнуть не посмеет…

– Я тоже так думаю. Еще бы! Да разве они, эти самовлюбленные заячьи души, решатся на обличение своих благодетелей и хозяев? Они кругом обязаны нам. В России мы дали им славу, платили им жирные гонорары, носили их на наших руках, нянчились с ними, как с избалованными, капризными детьми, купали их во всяческом благополучии. А здесь? Мы великодушны и благородны, – с насмешкой презрения продолжал Дикис. – Мы своих верных, заслуженных рабов не забываем и в тяжелые для них времена спешим им на помощь. Без нас в беженстве они все с голоду подохли бы. А мы их всех попристроили, правда, не на жирные российские гонорары, а на "чечевичную похлебку". Но по сравнению с рядовой беженской массой они живут крезами, получают себе хорошие денежки в виде единовременных и регулярных пособий от различных славянских демократических правительств и разных обществ. Кто все это для них устроил? Мы, благодаря нашему неограниченному влиянию и связям во всем демократическом мире. И мы же изо всех сил рекламируем их произведения в нашей всесветной печати. И это дает им и деньги, и славу. Небось, неугодные нам писатели такими прерогативами не пользуются, будь они по дарованию хоть Шекспиры и Гомеры. Это ли еще не забота о наших корифеях с нашей стороны?!

Взглянув друг на друга, как могут переглядываться два понимающие один другого мошенники, оба одновременно расхохотались.

– Теперь попробуй кто-нибудь из них возвысить против нас свой голос. О большевиках пиши, что хочешь, клейми их, сколько твоей душе угодно. Мы позволяем. Но нас не тронь. Наши действия не подлежат суду гоевской толпы. Знаете, о нас "не сметь свое суждение иметь". Мы уже добились таких привилегий среди всего человечества и ими не поступимся. А хочешь обличать, тогда простись и со славой, и с почетным именем, и с "похлебкой", за которую продал нам свое отечество, выбрасывайся со всеми твоими бебехами на мостовую, а если не угомонишься, то почитай дни жизни твоей значительно сокращенными. Тут не до шуток… Затрагиваются интересы планетарного масштаба и угроза великому делу через непослушание продавшегося раба должна караться жестоко и беспощадно.

– Это они все знают… И с этой стороны никаких неприятных эксцессов быть не может…

– Еще бы! Полагаю. Вопрос исчерпан. Мы слишком много зря потратили на него времени. Теперь вот что… Когда мы закрепим власть советов в России, то оттуда, с этого нашего колоссального плацдарма, мы будем уже грозить всему миру и там ковать ему "свободу", нашу еврейскую "свободу". В этом направлении и к данному времени сделано уже много, но остается сделать ещё больше. Нашей интенсивной, упорной и умелой работой за многие годы, предшествовавшие Великой войне, мы сумели в таких ярких красках и тонах размалевать Россию, ее самодержавный режим, ее грубый, темный народ, что культурное человечество не иначе, как без крайнего омерзения и презрения не могло относиться к этой стране. И когда разразилась революция и стали зверствовать большевики, все народы облегченно вздохнули и никто из бывших союзников царской России, которым на войне, надо быть справедливыми, она оказала колоссальные и неисчислимые услуги, не захотел помогать белой армии и когда она, истекающая кровью, несколько раз уже была близка к осуществлению своей заветной цели, каждый раз ее бывшие "верные" соратники или не оказывали ей последней, иногда пустячной, помощи или обманывали и предавали ее или даже вооруженной рукой поворачивали ее вспять. А тайные рычаги такой политики победоносной Европы кто держал тогда в своих руках? Мы, евреи.

VII

– В данное время главное наше внимание обращено на красную армию. Сейчас она – палка о двух концах. Если не быть достаточно благоразумными и осторожными, то советы в один далеко не прекрасный день могут и сесть на красные штыки. Следовательно, прежде, чем пустить эту опасную машину в большое дело, придется перебрать все ее части и произвести ей капитальный ремонт. Ее надо совершенно перевоспитать и переменить весь ее состав. Для этого необходимо удалить из армии всех царских офицеров от самых высших и до низших и заменить их "нашими". Чистка настолько должна быть радикальна, чтобы в армии и следов царского духа не осталось. Конечно, мы даром времени не теряем и попутно ведем интенсивнейшую коммунистическую пропаганду во всех державах земного шара и всеми нашими силами надавливаем на все правительства о скорейшем признании Советов законной национальной властью в России…

Липман сомнительно покрутил головой.

– Что, вы не верите в успех?

– Трудновато.

– Трудновато даже блох ловить. А в больших и сложных политических делах препятствия и трудности неизбежны. Но для нас нет ничего непреодолимого, и в великих европейских державах мы же провели к власти представителей тех подчиненных нам партий, которые обязались выполнить эти акты. И они выполнят. [2]

В Северо-Американских Штатах, насквозь пронизанных нашим масонством и где мы особенно сильны, как это ни странно, едва ли удастся в ближайшие годы это осуществить. Почему? Воспрепятствует нетерпимость населения, как к коммунизму, так и к еврейству. Но для нас это не так страшно. И без этого обойдемся. Благодаря признанию, а с ним и повсеместному внедрению советских, представительных гнезд, мы зальем волнами коммунистической пропаганды всю западную Европу. Конечно, в первую голову мы поставим в наши ряды всю рабочую среду и те массы обездоленных войной и ее бедствиями, которых так много накопилось в современных капиталистических странах. Что касается лопающихся от благополучия, кичливых своими богатствами американцев, то и им в свою пору мы нанесем удар в их ахиллесову пяту, в безгранично-разбухшую индустрию их. Они забыли одно маленькое такое обстоятельство, заключающееся в том, что индустрию питает капитал. И он настоящий хозяин индустрии, а он весь в наших руках. В подходящий момент мы и ударим в эту пяту. И вся их индустрия, на созидание которой положено ими столько труда и затрачено денег, путем наших несложных биржевых комбинаций чуть ли не вся целиком за жалкие гроши перейдет в наши руки. Тогда мы сократим производство, т.е. остановим множество фабрик и заводов и таким образом выбросим на улицы миллионы рабочих. Вследствие сокращения производства очень быстро почувствуется острая нужда во всевозможного рода фабрикатах. К тому времени мы проведем закон о покровительственных пошлинах. [3] Мы попридержим товары в наших складах, а потом будем продавать их втридорога. В стране воцарится нужда. Мы хорошо наживем на ней, а безработные с их семьями образуют многомиллионные оравы голодных ртов и, конечно, значительно увеличат собою численность наших революционных армий. Что касается принятия советской России, как равноправного члена, в среду держав, то к этому принудит сама жизнь…