Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья - Томас Кейтли

После четырнадцати лет и трех дней залитого кровью правления Кеах Бузург Умейд умер. Изменяя принципам Хасана Сабаха, который, вероятно, желал подражать образу действия пророка и считал, что высший пост должен быть избирательным, он назначил преемником своего сына Кеаха Мухаммеда, руководствуясь то ли отцовской привязанностью, то ли считая его наиболее подходящей для этой роли личностью.

Глава 7

Кеах Мухаммед. – Убийство халифа. – Замки, захваченные в Сирии. – Суть вероучения исмаилитов. – Сын Мухаммеда Хасан выдает себя за обещанного имама. – Его сторонники наказаны. – Хасан становится наследником. – Он отменяет законы. – Выдает себя за потомка пророка. – Убит

Политика общества не претерпела каких-либо изменений с приходом Мухаммеда. Кинжал продолжал карать его врагов, и с каждой павшей жертвой те, кто отстаивал права Исмаила и кого держали в строгом соблюдении заповедей Корана, не замечали ничего, кроме справедливой руки Небес, обнаженной для того, чтобы осуществить возмездие за преступления и незаконное присвоение прав. Горный властитель едва успел взять в свои руки бразды правления, когда Рашид, преемник последнего халифа, стремясь отомстить за убийство своего отца, собрал армию и отправился в поход на Аламут. Он достиг Исфахана, но здесь его поход и завершился. Четыре ассасина, которые специально для этого поступили к нему на службу, напали на него в палатке и зарубили. Когда эта новость дошла до Аламута, то были устроены великие торжества, и в течение семи дней и семи ночей трубы и литавры гремели с крепостных башен, возвещая окрестностям о триумфе кинжала.

Сирийские владения исмаилитов к этому времени значительно расширились. Они выкупили у Ибн Амру принадлежавшие тому замки Кадмос и Кахаф, а также силою захватили у властителей Шейсера замок Массьят. Этот замок, расположенный на западной стороне горы Легам, напротив Антарадуса, с тех пор стал главным местом расположения исмаилитов в Сирии. Теперь обществу принадлежала вся береговая линия до Триполи на севере, а внутрь страны их владения простирались вплоть до Хаурана.

Правление Мухаммеда оставило немного событий, которые могли бы проиллюстрировать историю ассасинов. Возможно, при нем было дано следующее описание сути вероучения исмаилитов людям, которых султан Санжар послал в Аламут, чтобы разузнать о нем[43].

«Наше учение такое, – рассказал глава общества, – мы верим в единого Бога и признаем в качестве истинного знания и правой веры только то, что соответствует слову Божьему и наставлениям Пророка. Мы исповедуем их, как они нам даны в Священном Писании, Коране, и веруем во все, чему учил Пророк о Сотворении мира, о конце света, о вознаграждении и воздаянии, о Судном дне и о воскресении. Верить в это необходимо и никто не вправе самостоятельно судить о предписаниях Всевышнего либо исправлять хотя бы букву в них. Это фундаментальные основы вероучения нашей секты, и, если султан не согласен с ними, пусть он вышлет к нам одного из своих высокообразованных духовников, с которым мы могли бы обсудить этот вопрос».

Такому кредо ни один правоверный мусульманин не мог что-либо возразить. Единственным вопросом было – в чем заключалась исмаилитская система интерпретации и какие еще доктрины они вывели из сакрального текста. Активное же использование кинжала фидави в достаточно ясной форме предполагало, что были и другие теории и что за портьерой скрывалось нечто плохо совместимое с общественными устоями и мирным существованием. Действительно, положение дел, при котором правители исмаилитов преподносили себя всего лишь слугами и представителями невидимого имама, само по себе вызывало серьезные подозрения, что могло помешать им приказать совершить какое-либо злодеяние, которое отвечало их собственным интересам, но прикрывалось именем невидимого хозяина. Совершенно не разбираются в человеческой природе те, кто считает, что на незамедлительное исполнение подобных приказов не согласятся невежественные и фанатичные члены секты.

Гнилая сущность учения секты проявила себя достаточно быстро. Кеах Мухаммед оказался слабым, неумелым руководителем, не пользовался уважением у своих последователей. Они начали примыкать к его сыну Хасану, который имел репутацию человека поразительной эрудиции, с хорошим знанием традиций и текста Корана, искусного в его толковании и хорошо знакомого с науками. Хасан, то ли из тщеславия, то ли по политическим мотивам, тайно начал распространять утверждение, что он сам и есть имам, чей приход был обещан Хасаном Сабахом. Обуянные этой идеей, более информированные члены общества стали соперничать друг с другом в стремлении исполнить его указания, и Кеах Мухаммед, видя, как постепенно власть утекает от него, в конце концов решил проявить силу. Собрав членов общества, он в самых жестких тонах осудил распространяемую ересь.

– Хасан, – заявил он, – мой сын, а я не имам, но лишь один из его проповедников. Любой, кто придерживается иного мнения, – неверный.

Затем, как подобает настоящему ассасину, он подтвердил действием свои слова, казнив 250 приверженцев своего сына и навсегда изгнав такое же количество из крепости. Сам Хасан, чтобы спасти свою жизнь, был вынужден публично проклясть тех, кто придерживался новых взглядов, и написать трактаты, осуждающие их взгляды и защищающие позицию отца. Тем самым ему удалось избавить сознание престарелого руководителя общества от подозрений. Но поскольку он скрытно продолжал пить вино и нарушал некоторые другие заповеди, его сторонники лишь еще больше уверовали в то, что он и есть тот имам, с приходом которого все установления законов перестанут иметь какую-либо силу.

Хасан был вынужден оставаться осторожным и скрывать свои взгляды при жизни отца, поскольку, какого бы мнения ни придерживались ассасины относительно способностей и интеллектуальных возможностей руководителя своей секты, они были убеждены, что обязаны подчиняться его приказам как исходящим от зримого представителя святого невидимого имама. И как высоко ни почитали бы они Хасана, его кровь пролилась бы в тот самый миг, как приказ об этом слетел бы с губ его отца. На как только умер Кеах Мухаммед, после двадцатичетырехлетнего правления, и верховный пост перешел к Хасану, он тут же решил сбросить маску и не только сам начал попирать законы, но позволил и стал поощрять своих подданных поступать так же.

Соответственно, когда пришел месяц Рамадан (Великий пост у мусульман) 559 года от хиджры (1163 н. э.), он приказал всем жителям Рудбара собраться на эспланаде для молебна (мозелла) перед стенами замка Аламут. Обращенной в сторону Кеблы[44] по его приказу была построена трибуна, по четырем углам которой были размещены флаги разных цветов, близких исламу, а именно белого, красного, желтого и зеленого, то есть тех, которые противопоставлялись черному цвету Аббасидов.

На 17-й день этого месяца народ, повинуясь его указаниям, в большом количестве собрался под стенами крепости. Через некоторое время вышел Хасан и взошел на трибуну. Все голоса стихли в ожидании слов шейха аль-Джебала. Он начал свою речь, ошеломив умы аудитории загадочными и невразумительными фразами. Через некоторое время, когда он ввел всех таким образом в заблуждение, Хасан сообщил, что посланник имама (то есть призрака халифа, который продолжал царствовать в Каире) прибыл и передал ему послание для всех исмаилитов, в котором обновляются и утверждаются новые фундаментальные принципы секты. Он продолжил заверять всех, что этим посланием врата Божьей милости и сострадания откроются для тех, кто последует и повинуется ему, что они являются избранными, что они освобождаются от всех налагаемых законом обязательств и избавляются от груза всех предписаний и запретов, что теперь он сопровождает их до дня воскресения и что все это является откровением имама. После этого он на арабском языке прочел Кутбех, молебен, который, по его словам, был получен от имама, а переводчик, стоявший у подножия трибуны, довел его до присутствующих следующим образом:

– Хасан, сын Мухаммеда, сын Бузург Умейда, наш халиф (преемник), дай и худжет (доказательство). Все, кто следует нашему учению, должны прислушиваться к нему в вопросах веры и мирских делах и расценивать его указы как обязательные для выполнения, его слова как весомые. Его запреты не должны нарушаться, и его приказы должны расцениваться как наши собственные. Все должны знать, что наш повелитель проявляет к ним сострадание и ведет их дорогою к самому Всевышнему.

Когда это заявление было доведено до сведения собравшихся, Хасан спустился с трибуны, приказал расставить столы и повелел прекратить пост и, как в праздничные дни, предаться всем видам развлечений, с музыкой, различными играми и состязаниями.