Времена выбирают (СИ) - Леонов Дмитрий Николаевич

– Пойдёмте, я покажу вам распечатки! – лейтенантика распирало от восторга, как будто он наконец решил кроссворд, над которым бился два дня. А полковник повернулся к майору Корнееву из отдела аналитики.

– Товарищ майор, если вы будете любезны подождать денёк-другой, я смогу вам предоставить более веские доказательства успешности нашего опыта, чем только математические расчёты.

И добавил, уже обращаясь к представителю ЦК.

– Как видите, говорить о неудачах, досконально во всём не разобравшись, преждевременно. Я предлагаю перенести совещание на два дня. К тому времени у нас уже будет дополнительная информация.

Уже в коридоре Ковалёв нагнал математиков.

– Товарищ полковник, а можно узнать, что с ней сейчас?

– Забудьте слово «сейчас», молодой человек, – назидательно ответил полковник. – Для неё «сейчас» – лето 1943 года.

– Но ведь он сказал – всё в порядке, – Ковалёв кивнул на растрёпанного лейтенантика. Тот немедленно отозвался:

– Я хотел сказать, что по зарегистрированным аппаратурой параметрам точки пространственно-временной плоскости перемещение прошло успешно. Сказать, как она себя чувствует после перехода, сейчас невозможно.

– Вы сказали «сейчас», – уцепился за малейшую надежду Ковалёв. – А когда будет возможно?

– Дайте нам день-два, – ответил полковник. – Я считаю, что в архивах мы найдём её следы. Да, и свяжитесь с ротой охраны, уточните – не обращалась ли женщина предпенсионного возраста?

«Точно!» – сообразил Ковалёв, – «если она переместилась на 25 лет назад, то сейчас ей под пятьдесят».

2

Целый день у Ковалёва всё валилось из рук. Он задумчиво следил за ленивым миганием лампочек на консолях управления – машины были не загружены. Основными потребителями машинного времени был математический отдел, их задачи крутились на ЭВМ вычислительного центра днём и ночью. То, что сейчас им нечего считать – плохой признак. Значит, они просто не знают, где и когда Машка, и не могут просчитать переход во времени. Получается, её отправили в один конец, и причём – неизвестно куда.

На душе было погано. Тут ещё за плексигласом машинного зала машет трубкой дежурный офицер – мол, к телефону! Он снял трубку параллельного аппарата.

– Старший лейтенант Ковалёв!

– Товарищ Ковалёв, это Арнольд Оскарович.

– Слушаю вас, товарищ представитель ЦК!

– Алексей Викторович, у меня к вам будет неофициальная просьба. Если вас не затруднит, зайдите ко мне в гостиницу после службы.

– Хорошо, Арнольд Оскарович, – растерянно ответил Ковалёв. В трубке уже были короткие гудки, а он всё пытался понять – что бы это значило?

Вечером он не пошёл в общежитие, а сразу направился в гостиницу. Арнольд Оскарович не назначил время. Ну что же, если его ещё нет в номере – придётся подождать. Вот и знакомая дверь, чуть больше месяца они с Машкой так же стояли перед ней. А ведь это он втравил её в это дело! Получается – это он виноват в её гибели!

На стук дверь открыл хозяин номера. Арнольд Оскарович выглядел не лучшим образом – мешки под глазами, чуть подёргиваются уголки рта.

– Алексей Викторович, прошу прощения, что нарушил ваши планы. Проходите, пожалуйста.

– Что вы, Арнольд Оскарович! У меня не было никаких планов. Все мысли только о ней. Как она там?

– Знать бы ещё – где именно «там». Алексей Викторович, мне не совсем удобно это говорить, но я хотел бы, чтобы вы уделили мне немного времени. Не сочтите это за нарушение субординации.

Ковалёв удивлённо поглядел на него. А Арнольд Оскарович достал из портфеля бутылку «Столичной» и несколько банок консервов.

– Я думаю, что она для вас не чужой человек, и вы тоже сейчас переживаете.

Ковалёв сглотнул комок в горле и молча кивнул.

– Возьмите стаканы там у графина, на подоконнике, – Арнольд Оскарович распечатал бутылку. Налив по полстакана, он сказал:

– Надеюсь, эта история закончится хорошо.

– Обязательно надо чокнуться, – протянул свой стакан Ковалёв. – Не на поминках же!

Закусив консервами, Арнольд Оскарович спросил:

– Ваш отец жив?

– Да, – кивнул Ковалёв.

– Воевал?

– Да, с 43-го и до конца.

– Что рассказывает?

Ковалёв попытался вспомнить, что отец рассказывал про войну. На память приходили только какие-то пустяки – как делили тушёнку, как ухаживали за медсёстрами… Непосредственно про бои отец ничего не рассказывал, только становился задумчивым, когда на праздники надевал боевые награды – три ордена и три медали.

– Вот именно! – кивнул Арнольд Оскарович. – Фронтовики не любят об этом вспоминать. А знаете, что самое тяжёлое на фронте? Ждать! Ждать приказа о наступлении, ждать товарищей с боевой операции. Но там-то хоть ясно, что происходит. А тут – был человек, и нет его. И непонятно, что можно сделать, чем помочь. Вы меня понимаете?

– Это я её уговорил! – стукнул по столу кулаком Ковалёв. – Если бы не я…

– Не вините себя. Если бы не она, то кто-то другой. Но она сама хотела быть первой. Понимаете, есть такие люди, которые хотят быть первыми. И ничего с этим не сделаешь. Наверное, это такая порода, наследственность. Но эти люди и гибнут в первую очередь, часто не оставив потомства. И когда-то порода людей, которые хотят быть первыми, вымрет, и останутся только вторые. И тогда прогресс человечества остановится.

– Но как же… – поразился такой мысли Ковалёв.

– А вот так! Наше поколение прошло через страшные испытания, и мы знаем цену мирной жизни. Но следом идут другие, для которых эта мирная жизнь – норма. Да, наше поколение сражалось именно для этого. Но не получится ли так, что следующее поколение растеряет все достижения, потому что просто не понимает их ценности?

– Мы понимаем! – запротестовал Ковалев. Он прекрасно понял намёк.

– А я вот что ещё думаю, – Арнольд Оскарович налил ещё по полстакана. – А может, я по-стариковски вижу опасность там, где её нет? Может, и эта жертва будет напрасной? Может, нет никакой угрозы, а я дую на воду, обжегшись на молоке?

– Но вы же говорили, что есть информация… – опешил Ковалёв.

– Есть, – кивнул Арнольд Оскарович. – Но насколько адекватна наша реакция на эту информацию? Не слишком ли мы перебарщиваем? А может, вообще всё, что мы воспринимаем как катастрофу, на самом деле естественный порядок вещей? И все наши тщетные усилия – жалкая попытка остановить неумолимый ход истории?

На это Ковалёв не знал, что ответить, и только молча сидел со стаканом в руке.

– Выход только один – верить в правоту того, что мы делаем, – подвёл итог Арнольд Оскарович. – Поэтому давай выпьем за то светлое будущее, которое мы тут приближаем, или по крайней мере пытаемся сохранить.

Закусив, он закупорил наполовину пустую бутылку и отставил её в сторону.

– На этом сегодня закончим. Завтра нам потребуется свежий разум и крепкие руки. А это допьём, когда всё благополучно завершится. Алексей Викторович, спасибо за компанию.

– И вам спасибо! – ответил Ковалёв. – За доверие.

3

Вечером следующего дня Ковалёв звонил математикам. Обсуждать опыт по перемещению во времени в своём вычислительном центре он не имел права – секретность.

– Дежурный по математическому отделу! – раздалось в трубке.

– Начальник вычислительного центра старший лейтенант Ковалёв! – представился он. – Соедините с начальником отдела.

– Слушаю! – проворчала трубка голосом пожилого полковника.

– Старший лейтенант Ковалёв! У вас есть новости?

– Товарищ Ковалёв, голубчик! Да как вам сказать? Лучше подходите к нам в отдел, я закажу пропуск.

Шагая по коридорам подземного бункера, Ковалёв недоумевал – что же такого про Машку нарыли математики, что даже по телефону не хотят говорить?

Часовой у гермодвери, ведущей в отдел математиков, сверив пропуск, кивнул:

– Товарищ старший лейтенант, проходите.

Полковник его уже ждал.

– Голубчик, я позвал вас, чтобы не по телефону. Я хочу, чтобы вы видели это своими глазами. Секретного в этом ничего нет, завтра я буду докладывать на совещании. Прошу сюда.