Погрешность - Марина Инаяни

И чем он так его зацепил, на этот вопрос Петр сам не мог ответить. С одной стороны, его всё в Глебе раздражало. Его манера общения, его перепады настроения, странное поведение, резкие выпады в сторону Петра, едкие замечания. Но, в то же время, Петр словно был под каким-то странным гипнозом. С самого первого их разговора он не мог отделаться от мысли, что этот странный тип действительно что-то, как бы это выразиться, «видит»?

Да, именно это и не давало Петру покоя. Он не верил в подобные сверх способности, но здесь, прямо перед собой, он наблюдал реальные примеры того, как человек брал информацию просто ниоткуда.

Из снов, так говорил Глеб. Ему якобы снится. Петр ловил себя на мысли, что, если бы он услышал что-то подобное от кого угодно другого, то не поверил бы, и даже не стал бы пытаться выяснить, есть ли в этих словах доля правды. А здесь он сам не то, что верил Глебу, он буквально обращался к нему за помощью. Неслыханно. И необъяснимо.

И обидно. Потому что Глеб словно видел его насквозь, а сам он вообще ничего не мог сказать об этом человеке. Несмотря на то, что Петр всегда был довольно подозрительным и осторожным человеком (два незаменимых качества для его службы в полиции), он как-то легко доверился Глебу, сам не понимая, почему. И, хотя Петр был человеком, который довольно хорошо разбирается в людях, но в Глебе он не разобрался совсем. Он не мог понять, кто он и чем занимается по жизни. Он не представлял себе его родных. Не мог представить, есть ли у него семья, любит ли он животных. Он не знал о нем ровным счетом ничего. Не видел. А вот Глеб про него всё видел. И его страхи, и его грехи. Неравный счёт, подумал Петр и по лицу пробежала легкая ухмылка.

Наверное, надо было хотя бы навести о нем справки, вдруг проскочило в голове. Нет, он тотчас же отмел эту мысль. Человек помогает, а он вместо благодарности – недоверие. Это совсем нехорошо. Да, надо будет спросить Глеба, не знает ли он чего-то нового об этом деле. По приезду, сразу.

Петр не заметил за своим внутренним диалогом, как наступило утро. Нужно было собираться, но прежде выполнить данное себе накануне слово и зайти в участок, возобновить дело художника.

Елена еще спала, и Петр вышел из дома как можно тише, чтобы не разбудить ее. Неплохо было бы попрощаться, но ничего, он позвонит потом. Позвонит и скажет, что ему удалось раскрыть дело ее отца, вот она обрадуется.

Она, или он сам? Комплекс Бога, как назвал бы это Глеб. Тьфу ты, чертыхнулся Петр, опять этот Глеб. Как – будто и впрямь без него мир рухнет.

Добравшись до участка, Петр разыскал старшего офицера и рассказал ему о своих наблюдениях насчет снотворного. Доводы были безусловно убедительными, и Петр не сомневался в том, что дело мгновенно возобновят. Однако, вместо ожидаемой реакции полного повиновения, он встретил на лице офицера снисходительную ухмылку:

– Конечно, Петр Сергеевич, – тихим вкрадчивым голосом обратился к нему офицер, – я понимаю, о чем Вы. Но и Вы меня поймите. Дело-то закрыто. Стоит ли ворошить? Кому от этого будет лучше? А у меня отчетность, сами понимаете, это же везде так. – С этими словами офицер похлопал Петра по плечу и протянул руку, давая понять, что готов завершить этот разговор.

– Нет, Вы не понимаете, – возмущенно оттолкнул его Петр, – это же убийство, надо это отметить в деле. Это халатность, я заявлю об этом …

– Да никуда Вы не заявите, Петр Сергеевич, – офицер отошел и встал около окна. – Вы думаете, мы не знаем, кто Вы и откуда приехали? Я не имею ввиду, откуда Вы приехали к нам. Я имею ввиду, «откуда», Ваше первое «откуда», понимаете?

– Не совсем, – ответил Петр, но он прекрасно понимал, о чем идет речь. О его несостоятельности и о том, что никто не воспринимает его всерьез. Даже здесь, в этой глуши.

– Вы, конечно, раскрыли пару дел и довольно удачно, Вами даже гордятся там у Вас, но нам-то здесь всё равно, и для нас Вы – ну, извините, конечно, но не высшая инстанция. Ладно бы еще командировка была служебная, с запросом и всё такое, так ведь Вы приехали сами, разве не так? Ну покопались в старом деле, что-то узнали, возможно, но подумайте логически, самому-то не смешно? У Вас же даже подозреваемого нет, что Вы собрались возобновлять?

– Я убежден, что смерть художника – это дело рук Ольги, – твердо заявил Петр.

– Возможно, что так, – офицер разговаривал с ним, как с ребенком, и ощущения от этого были двоякие. – А доказательства есть? Мотив? Не отвечайте, – офицер жестом дал понять, что не собирается слушать аргументы Петра. – Мой Вам совет, Петр Сергеевич, давайте разойдемся мирно, Вы уедете, и все останутся при своих. А сообщать кому-то – не думаю, что это хорошая идея. В контексте того, что у Вас нет никакой доказательной базы, только себя на посмешище выставите, Вам не кажется? Я уж молчу про то, сколько неприятностей это ваше возобновление доставит дочери покойного, как там ее, Елена? Думаете мало эта барышня выплакала слез, или думаете, что ей понравится снова быть в центре внимания всего нашего “огромного” городка? И наверное Вам нужно подумать еще кое о чем, – офицер заговорил полушепотом, – Елена не знала этого, но ее отец и погибшая при пожаре, они были любовниками. Есть даже вероятность, что Ольга была его дочерью.

– Вы это серьезно? – Петр был поражен услышанным.

– Стал бы я шутить такими вещами, – недовольно хмыкнул офицер. – Наши соседские кумушки мне тогда всю плешь проели своими сплетнями. Еле удалось всё это заглушить. Удивляюсь, что до Елены ничего подобного так и не дошло и она живет нормальной жизнью. Относительно нормальной, – офицер перевел дух. – Понимаю Ваше тщеславие, Петр Сергеевич, но девушку – то пожалейте. Не расстраивайтесь, добудете себе пару орденов в другом месте.

Офицер открыл дверь, с улыбкой предлагая Петру покинуть кабинет. Стало ясно, что на этом поездка закончилась, и можно смело ехать на вокзал, здесь ему точно больше никто никакого содействия не окажет.

Было очень жаль Елену, ведь она так и не узнает правду. Конечно, можно позвонить ей и всё рассказать, и тогда она будет знать, что ее отец – не самоубийца, и ей станет легче.

Но тогда придется рассказать и то, что он, Петр, не