Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот здесь, на больших Киевских маневрах, впервые в огромных масштабах проводилось ее испытание.
В этот день, как и во все предыдущие, солнце грело вовсю и осенний ветер гнал по шляхам густые отары пыли.
Заревели моторы. Зазвенели гусеницы. Затрещали кусты. Стальные громадины поползли вперед. Уходили одни, а за ними ползли другие. Из неиссякаемого чрева кустарника ежесекундно выплывали все новые и новые вереницы машин. Безлюдное и смирное до того поле заполнилось грозными силуэтами мчащихся вперед танков. Страшный рев, нескончаемый грохот и лязг потрясали всю округу.
На песчаных складках местности появилась первая волна боевых машин. Ровная вначале линия танков стала изгибаться. Отдельные единицы вырывались вперед, а другие, лавируя по неровному полю, немного отставали. Изогнутый, кривой вал катился все время вперед мощно, величественно, неотвратимо, волоча за собой длинные хвосты кипящей пыли.
Крупный кулак — танковый корпус впервые решал самостоятельную задачу. Двигаясь за огневым валом, он взламывал оборону, развертывал фланги прорыва и развивал его, кидаясь на глубокие тылы «противника».
Передовой батальон, прикрывавший подступы к боевому охранению, отошел. Первая волна танков перехлестнула через выдвинутые вперед огневые точки охранения, и черный вал пыли, катившийся за танками, встал стеной между первым и вторым валом атаки.
Быстроходки, выставив вперед длинные хоботы пушек, с гулом и грохотом ринулись вперед. Синий язык пламени, как жало дракона, рвался наружу из докрасна накаленных глушителей.
Танки стремительно неслись вперед. Рытвины, канавы, валы для них нипочем...
Спустя два дня разыгралось конное сражение.
Давно уже убрали хлеба. За каждым селом высились огромные, как фабричные корпуса, скирды соломы. В каждой колхозной хате хлеба было вдоволь. Не то, что в прошлом году! По большакам и дорогам, вдоль которых в прошлую осень валялись, как на фронте, трупы лошадей, побитых голодом, с песнями и музыкой шли грозные полки кавалерии.
День выдался хмурый. Сеял мелкий дождь. На березах листья сверкали, как лакированные.
Два кавалерийских корпуса приближались для схватки именно здесь, на этой безмолвной плоскости, пересеченной кое-где пологими холмами.
Крепкие кони, грызя удила, играли под всадниками. Кавалеристы отпускали шуточки по адресу девчат из колхозного обоза, отвозившего хлеб на железнодорожную станцию. Девушки улыбались, показывая белые зубы, и, чтобы скрыть смущение, нахлестывали кнутами ни в чем не повинных лошадей.
Шли полки. Сильные, отважные, смелые. Шли за своими полковыми знаменами, помня о подвигах, которые родили их славу, и храня славу, которая родит новые подвиги.
Слава Перекопа и слава Каховки, слава Одессы и слава Харькова реяла над этими полками.
Как опытный ткач из разных кусков шерсти, различных цветов и оттенков, ткет прочный, яркий и добротный ковер, так и партия из сынов всех советских республик создавала монолитные кавалерийские соединения.
Давно уж разошлись по домам герои бессмертных подвигов. Но каждый боец, уходя домой, вносит в неделимый, безвозвратный фонд полка нечто свое. А полк, как казначейство, бережет накопленную многими поколениями бойцов воинскую славу.
Среди старых командиров конницы можно было еще встретить тех, кто дрался с деникинцами под Орлом, и тех, кого благословлял на эту святую битву сам Серго Орджоникидзе. В длинной мохнатой бурке, в страшную метель и пургу, стоял он тогда на передовой, провожая червонных казаков Примакова в деникинский тыл. Были здесь и те, кто крошил Врангеля под Каховкой, и старые командиры Котовского, громившие Петлюру под Волочиском и банды Антонова на полях Тамбовщины.
Тяжелый туман уныло полз над мокрыми полями. Медленно плыли на запад рваные тучи. Над дальними пологими буграми, где строились для атаки колонны, солнце словно ударом кривого меча распороло свинцовое небо.
Полки кавалерии, осиянные призрачным светом, стояли, как чеканные глыбы на высоких холмах. Всадники казались сказочными богатырями, воскресшими из тьмы далеких веков.
Конница перешла из походных в боевые порядки. Вслед за танками двигалась огромная ее масса. Полки шли на больших интервалах и дистанциях, рассредоточив в глубину и по фронту линейные эскадроны, пулеметные тачанки, батареи. С развевающимися по ветру знаменами, с трубачами, стремительная, мощная, неудержимая конница заполнила весь плацдарм с севера на юг и от командного пункта до опушки соснового бора.
Весь этот боевой организм, вся фаланга, раскинувшаяся по фронту на шесть километров и столько же в глубину, шла словно пантера, крадучись, короткой рысью, чтобы вблизи «жертвы» сделать смертельный прыжок и, вскочив ей на хребет, переломить его надвое.
Шмидт возвестил:
— Кронпринц идет в атаку. Смотрите, он так кричит и размахивает руками, что под ним лошадь вспотела.
Кронпринцем звали командира 14-й кавалерийской дивизии, сына председателя ВУЦИКа Г. И. Петровского.
Тяжелые машины, шедшие на флангах, пустили в ход дымопуски. Густой завесой они прикрыли весь кавалерийский клин. В прорыв, сделанный танками, втягивался конный корпус.
Прошел еще день. С огромного пространства маневров и со стороны «красных», и из районов, занятых «синими», потянулись зисы, «бьюики», «паккарды». Все они стремились к вновь загудронированному Житомирскому шоссе и по нему уже катили дальше на восток, направляясь через Ирпеньский мост к Киеву.
Целая авиадесантная дивизия должна была под прикрытием авиации и ночной тьмы появиться внезапно из облаков, совершить посадку в намеченном для этого районе и стремительной атакой овладеть Киевом.
На командном пункте, рядом с наркомом, стоял в длинной шинели, с воспаленными глазами Якир. Тут же находился и Туровский, вызванный из Харькова и игравший значительную роль в руководстве маневрами.
Всем бросалась в глаза не только служебная, но и личная близость между Якиром и Туровским. Их связывали и прошлая дружба, и общие интересы по подготовке страны к обороне, и то, что они оба не пошли за оппозицией, а остались не только верными делу партии, но и активно боролись за него.
Начало светать. В небе загудели истребители. Появились тяжелые десантные самолеты. Из их нутра посыпались парашютисты. Вот они, на ходу сбиваясь в группы, уже завладели полем. Спускались на плацдарм тяжелые корабли. Началась разгрузка проворной воздушной пехоты, танков, пушек, грузовиков.
Пройдет полчаса, и несколько полков десантной дивизии уже будут готовы к атаке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Роковые годы - Борис Никитин - Биографии и Мемуары
- Я – доброволец СС. «Берсерк» Гитлера - Эрик Валлен - Биографии и Мемуары
- Полное собрание сочинений. Том 39. Июнь-декабрь 1919 - Владимир Ленин (Ульянов) - Биографии и Мемуары
- Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919–1920 - Хадлстон Уильямсон - Биографии и Мемуары
- Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920 - Виктор Михайлович Чернов - Биографии и Мемуары / История
- Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов - Биографии и Мемуары
- Примаков - Илья Дубинский - Биографии и Мемуары
- Лавр Корнилов - Александр Ушаков - Биографии и Мемуары