Александрия - Дмитрий Барчук

Водитель, молодчина, дождался меня, и я попросил отвезти меня домой, к площади Маяковского.

– Сколько это будет стоить? – поинтересовался я.

– Вы уже со мной рассчитались, – ответил таксист.

Дома я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок и все думал о Татьяне. И лишь когда за окном начало светать, забылся. Разбудил меня телефонный звонок. Я моментально схватил трубку, надеясь услышать Танин голос. Но это был Неклюдов.

– Я тебя вчера весь вечер искал. Ты где был? – наехал он на меня с утра пораньше.

Я, как мог спросонья, объяснил ему, что вначале был у мамы, потом заезжал еще в одно место.

– Слушай, Ротшильд, – прервал он меня. – Чаша весов, похоже, склоняется на сторону президента. Министр обороны уже отдал приказ о штурме Белого дома. Поэтому сейчас быстренько умылся, побрился, привел себя в порядок, и через полчаса дуй на Шаболовку. Там для тебя зарезервировано пять минут прямого эфира. Поддержи царя Бориса добрым словом. Машину с охраной я за тобой уже выслал. А потом встретимся в банке и обо всем перетрем подробнее.

Я не стал спорить со своим заместителем и последовал его советам. На этот раз он и вправду говорил дельные вещи.

В старом телецентре на Шаболовке собрался весь цвет столичной элиты. Здесь были и политики, и актеры, и писатели. Причем все вели себя на редкость прилично и сдержанно. Тихо сидели на стульях в коридоре, с чувством глубокого смирения дожидаясь своей очереди в студию.

– Господин Ланский, вы будете за Яблонским, – поставила меня в известность ассистент режиссера, молоденькая девчушка в очках и мини-юбке.

На удивление, очередь в студию продвигалась очень быстро. Вот что значит организованность! Даже гении, повинуясь инстинкту самосохранения, не выпячивали свое «я», а говорили быстро, по делу, и тут же освобождали место другому. Вскоре место за стеклянной дверью занял лидер демократической партии. Он говорил в камеру эмоционально, сильно жестикулировал. Когда дверь на пару секунду отворилась и кто-то вышел из студии, я услышал часть фразы:

– …призываю вас, Борис Николаевич, раздавите гадину!

Наконец раскрасневшийся оратор покинул студию, и настал мой черед.

В отличие от предшественника, я говорил спокойно и взвешенно. Просто призвал членов парламента одуматься и ради сохранения общественного спокойствия подчиниться указу президента. Во имя отечества.

В начале десятого я уже выходил из здания телецентра.

– В банк? – спросил меня водитель, когда я сел в джип.

– Нет. Давай сперва заскочим на Кутузовский, – и я назвал номер дома.

Шофер скривился, переглянулся с сидящим рядом на переднем сиденье охранником, но ни тот, ни другой вслух ничего не сказали.

По Садовому кольцу, бороздя гусеницами асфальт, в сторону Белого дома продвигалась колонна танков. Выставив на крышу джипа правительственную мигалку, мы какое-то время лавировали между бронетехникой и продвигались вперед. Но перед Смоленской площадью нас остановили военные в камуфляжной форме с автоматами и велели свернуть влево.

Дальше мы пробирались закоулками. На одном из перекрестков нас опять остановили вооруженные люди. Впереди шел настоящий бой. Одни солдаты стреляли в других солдат через головы пригнувшихся к тротуару прохожих.

Метрах в тридцати от нас улицу перебегали двое мальчишек, лет десяти, не больше. Вдруг один из них вздрогнул, словно его ужалила оса, откинулся назад и упал на асфальт. Другой успел уже отбежать вперед на несколько метров, но обернулся и, увидев, что его товарищ упал, встал на четвереньки и пополз к нему на помощь. Он уже достиг раненого друга, взвалил его на свои хрупкие плечи и побежал в сторону домов. Но уже возле самого тротуара чья-то пуля настигла и его. Мальчишки, Лешкины ровесники, лежали на московской улице и истекали кровью.

Я рванулся из машины, но офицер в маске и камуфляже не дал мне даже выйти.

– Сидите, уважаемый, – процедил он сквозь зубы и повел автоматом в мою сторону.

– Тогда помогите им сами! – выпалил я.

Он еще раз посмотрел в сторону мальчишеских тел и, не говоря ни слова, какими-то непонятными мне жестами пальцев дал команду своим бойцам. Тотчас же два камуфляжных халата выделились из группы засевших в подворотне автоматчиков и, пригнувшись, заскользили по тротуару, то и дело вжимаясь в стены близлежащих домов.

Нам пришлось развернуться и поехать в объезд. А у меня перед глазами еще долго стояли две крошечных фигурки московских Гаврошей, распростертые на асфальте. За что, ради чьей такой выгоды матери этих мальчишек не дождутся их сегодня к обеду? – не выходило у меня из головы, пока мы ехали к дому Татьяны.

Я хотел подняться в ее квартиру один, но охранник не отпустил меня и пошел со мной.

Лифт работал. Мы быстро поднялись на седьмой этаж. И еще не выйдя из лифта, я заметил, что моей визитной карточки на двери ее квартиры нет. Значит, она дома, – решил я и стал отчаянно звонить. Но дверь не открывали. Тогда я стал стучать по двери кулаком и пинать ее ногами. Вдруг она внезапно распахнулась перед самым моим носом. Я успел отпрянуть, а вот стоящего за мной охранника зацепило краем двери. Он рефлекторно схватился за голову двумя руками. И в этот момент на меня обрушился страшной силы удар прямо в переносицу, и я потерял сознание.

Очнулся я от холода на лбу. Кто-то прикладывал к ране мокрое полотенце и заботливо протирал мое разбитое лицо. Я попробовал раскрыть глаза. Яркий электрический свет резанул сетчатку. Я вновь зажмурился. Потом все же медленно разлепил веки. Вокруг меня все было как в тумане. Очки? Мне разбили очки! – наконец дошло до меня.

Я, щурясь, обвел растерянным взглядом пространство вокруг. Кафельный пол, белоснежная ванна, душевая кабина и виновато улыбающееся Танино лицо прямо передо мной.

– Успокойся. Все обойдется. Я точно знаю, что все будет хорошо. Мне сердце об этом говорит, – приговаривала она, продолжая вытирать мокрым полотенцем мне лицо, не знаю, кого больше пытаясь успокоить – меня или себя.

Оказывается, до сегодняшнего утра Таня была у родителей на даче. Перед работой решила заскочить домой, чтобы переодеться. А тут гости…

– Я не успела даже повернуть ключ в замке, как меня втащили в квартиру, – поведала она мне. – Их трое или четверо. Из разговора между ними я поняла, что они из Приднестровья. В Москву приехали защищать Верховный Совет. У них снайперские винтовки. А на кухне я еще видела пулемет и такую большую трубу…

– Гранатомет, – подсказал я.

– Точно, – согласилась Таня и добавила. – Они, похоже, здесь не первый день. В мусорном ведре много пустых банок из-под консервов. Но ребята аккуратные и вроде бы не наглые. По крайней мере, мне они ничего дурного не сделали. Просто заперли в ванной и велели сидеть здесь тихо. Ради моей же безопасности.

– Я это уже однажды слышал. В предыдущий путч, – пошутил я и попробовал встать, но в глазах потемнело и я снова опустился на пол.

– А где мой охранник? – спросил я.

– Они его разоружили и связали, он в спальне.

Вдруг дверь в ванную распахнулась, и на пороге появились две фигуры в камуфляже. Тяжело ступая походными «берцами» по кафельному полу, они подошли к нам и больно схватили меня за руки.

– Вставай, кровосос. Пришло время отвечать за ограбление народа, – заявил один из них, пытаясь оттащить меня от Татьяны.

– Куда вы его уводите, гады! – страшным голосом закричала женщина, как кошка, вцепившись мертвой хваткой за полы моего плаща.

– Успокойтесь, дамочка. Каждому – свое время, – приговаривал другой сторонник парламента, удерживая Таню в ванной.

Но им все равно не удалось отцепить ее от меня. Так нас вместе и выволокли на середину гостиной. А по телевизору в это время передавали мое выступление, в котором я призывал депутатов сложить оружие, а внизу экрана титры красноречиво указывали, кто я. Председатель правления такого-то банка.

– Значит, олигарх, говорите, – неожиданно обратился ко мне до этого стоявший к нам спиной человек в таком же камуфляжном костюме, как и у других, но, судя по стальным ноткам в голосе, старший в этой группе. – Даже и мечтать не мог, что вот так запросто встречусь с живым олигархом. Но судьба была к нам благосклонна. А вот к вам, господин банкир, нет. Сегодня явно не ваш день, – продолжал юродствовать безусый командир с курносым носом и вытащил из ножен армейский штык-нож. – Ты даже не представляешь, с каким наслаждением я перережу сейчас твою еврейскую глотку, сука. За разваленную страну, за ограбленных стариков, за униженный народ. Уберите же эту бабу, наконец!

Изогнувшись в каком-то невероятном прыжке, Татьяна, как пантера, бросилась на него. И ей удалось даже повалить этого юнца на ковер. Завязалась борьба. Снайперы, отложив винтовки, пытались оттащить от своего командира взбесившуюся женщину. А она царапалась, кусалась, брыкалась, извивалась, как змея, ускользая от них.