Дочь Голубых гор - Морган Лливелин

Ригантона одобрительно закивала.

Туторикс провел правой рукой по глазам.

– У нас достаточно своих богатств. Соляная гора сделала нас такими же богатыми, как любой грек или этруск, и мы будем еще богаче, если торговля железными изделиями пойдет столь успешно, как я предполагаю. Зачем пытаться добыть то, в чем мы не нуждаемся? Охотиться, когда у тебя достаточно мяса, только навлечь на себя гнев духов.

– У тебя нет желания вновь надеть свой бронзовый военный шлем? – спросил Окелос.

– В молодости я много раз надевал этот шлем, – ответил Туторикс. – Да, тогда я любил сражаться с мечом и щитом, но я давно уже пресытился войной. Это все равно что объесться свининой. Если ты выживешь, то больше не возьмешь ее в рот.

Окелос нагнулся вперед, упершись локтями в колени; на его веснушчатом лице появилось алчное выражение.

– Ты выиграл все свои битвы, Туторикс; ни одно племя отныне не смеет бросить тебе вызов. Как же мне проявить свою воинскую доблесть, если мне не с кем сражаться? Участвовать в игрищах? Но это не то же самое… к тому же я провел всю свою жизнь среди этих гор. Я хочу посмотреть, что лежит за ними. Я хочу побывать в землях, где долго длится солнечное время года, где тени гор не ложатся на мою тропу добрую половину дня. Я хочу видеть, как Морской Народ плавает по Тирейскому морю в своих раскрашенных кораблях с парусами, похожими на орлиные крылья… – Его лицо ярко пылало – и не только потому, что на нем отражался свет очага.

Слова Окелоса звучали для Эпоны, как зов сирены, манящей куда-то в далекие края. Раскрашенные корабли с парусами, похожими на орлиные крылья!

– Но ведь ты уже побывал за горами, – напомнил ему Туторикс. – Как выкуп за жену ты отвез Мобиориксу из племени винделичи полную повозку даров.

– Ну что это за поездка!

– Но, когда ты вернулся домой, ты прожужжал всем уши рассказами о ней.

Окелос пожал плечами.

– Винделичи – родственное нам племя. Они почти не отличаются от нас и поэтому не представляют никакого интереса. Они были очень обходительны со мной, потому что я твой сын. Но ни одна из женщин их племени не хотела ехать со мной в Голубые горы. Хотя они и знали, что я принадлежу к твоему дому. У меня не было другого выбора, кроме как жениться на Бридде, дочери сестры вождя, и мне даже не пришлось обнажить свой меч. Это совсем непохоже на достойное испытание для героя… Неужели ты не понимаешь, Туторикс? Я хочу помериться силами со знаменитыми воинами, как ты в свое время. Я хочу сам раздобыть богатства, чтобы моя семья чтила меня, как твоя семья чтит тебя.

– Если ты хочешь, чтобы семья чтила тебя, почему бы тебе не работать побольше в Соляной горе? – с нотками раздражения в голосе спросил Туторикс. – Я-то отработал свое в этих темных тоннелях. Это почетная и полезная для любого мужчины работа. Надо обладать задатками истинного воина, чтобы бороться с холодом, темнотой и своими страхами, добывая соль. Но ты у нас считаешь недостойным для себя работать в шахте, боишься замарать руки, Окелос. Ты предпочитаешь держать в руках меч, а не кирку. Ты не можешь предложить своей жене и детям ничего, кроме хвастливых речей. Ты просто-напросто болтун.

Отзвук его саркастических слов, точно горький дым, все еще витал в воздухе, когда Туторикс отошел от очага и растянулся на своем ложе, спиной к сыну.

Окелос придвинулся к жене.

– Туторикс совсем состарился, – тихо сказал он. – Пора бы уже совету старейшин подумать о выборах нового вождя.

– И кто бы мог занять его место, уже не ты ли, Окелос? – спросила невольно подслушавшая его слова Эпона. – Тебя и сравнивать нельзя с Туториксом.

– Я его родная кровь, – напомнил Окелос. – Выбирать будут среди его сыновей и братьев, людей благородной крови, потомственных воинов, почему же выбор не может пасть на меня? – Он повысил голос, чтобы Туторикс наверняка услышал его, но отец ничем не показал, что слышал.

Ригантона посмотрела на сына, взвешивая сказанное им.

А ведь неплохо, подумала она, быть матерью нового вождя племени. Если не выберут Окелоса, то титул перейдет к мужниному брату Таранису, у которого свой круг любимчиков, при нем Ригантоне будет житься уже не так хорошо. Сирона позаботится об этом.

– Это дело не из тех, которые можно решить здесь, – сказала она сыну. – Туторикс по-прежнему наш вождь, и мы все, не забывай этого, должны хранить ему верность. – И, слегка понизив голос, она примирительно добавила: – Когда настанет твой день, мы также должны будем хранить верность тебе.

Глаза Окелоса ярко сверкнули.

– Слышишь? – сказал он Эпоне. – Ригантона согласна со мной, она говорит, что мой день еще настанет.

Но Эпона просто не могла представить своего брата в роли вождя племени, не могла представить себе, что жезл, символ власти, держит кто-нибудь другой, кроме Туторикса, их надежной защиты и опоры.

Меж тем Ригантона задумчиво рассматривала Окелоса. Что сулит племени правление такого вождя? Она знала сына; как заметила Эпона, его и сравнивать-то нельзя с Туториксом. Но ведь они с мужем могут рассчитывать еще на долгие годы здоровья. О выборах нового вождя пока не может идти и речи; беспокоиться пока не о чем.

Ригантона встала и потянулась, прежде чем лечь спать. «Как было бы хорошо, – пронеслось у нее в голове, – если бы все неприятные события можно было бы отложить, как уплату долгов, перенести их в другой мир, пусть там они и случаются».

Утром Туторикс поднялся таким же здоровым на вид и энергичным, как всегда, и Эпона подумала было, что зря о нем беспокоилась. Но она не могла не замечать взглядов, которые Окелос исподтишка бросал на старого вождя, к тому же она подслушала, как одна из женщин сказала Бридде, что шахтеры недовольны некоторыми недавно заключенными Туториксом торговыми сделками; им кажется, что он продешевил.

Мужчины отправились в шахту, женщины занялись домашними хлопотами и уходом за скотом. А Эпона, поглаживая руку, мечтала скорее выздороветь.

На лесистых склонах гор и по берегам сине-зеленого озера началось альпийское лето: оно принесло с собой жужжание пчел и легкое ощущение вялости.

Эпона изнывала от скуки.

С наступлением солнечного времени года летние игрища заменили собой зимние состязания, которые всю долгую пору, пока длились холода, пока дичь попадалась редко и все занимались домашней работой, поддерживали охотничий азарт и воинскую доблесть. В снежное время года мужчины увлекались борьбой, метанием ножей и перекидыванием мяча. В солнечное же время года они собирались на площади, бросали камни различной тяжести, гоняли изогнутыми палками мяч, играя в каманахт.

В снежное время, когда взрослые женщины ткали и шили, девочки также занимались очень важной работой, они целыми корзинами сплетали собранную ими шерсть животных в тугие мячи, которые в солнечное время изо всех сил швыряли, бегая по площади, игроки.