Миров двух между... - Виталий Пищенко

Жила в те времена на берегу озера женщина. Муж ее был знаменитым охотником. Но сгубил охотника злой дух. Остался у женщины сын. Отважная душа была у мальчика. Понял он, что погибнут люди, если не осмелятся победить злого духа. Взял мальчик отцовское копье, пошел злого духа искать. Долго шел. Видит, на самом краю земли на крутом скалистом мысу лосиные кости лежат. Совсем древние кости, истлели наполовину. Собрал мальчик кость к кости, ударил три раза по черепу между рогами. После первого удара все кости до единой сухожилиями связались, соединились между собой. Когда второй раз ударил, мясом обросли, шерстью оделись и вздулись, костяк в тело зверя превратился. После третьего удара, четырьмя ногами опираясь, подобно быку дикого оленя, шеей потягиваясь, лось тот вскочил. Рогами до туч достал, вздохнул – камни с дальних гор посыпались. Ударил лось копытом – в том месте горячий родник забил. Напился мальчик воды из него, богатырем стал. Между глаз стадо оленей легко пройдет, между лопаток сто медведей охотиться смогут, щеки стали подобны большим холмам, нос – крутому хребту, брови – густому лесу на северном склоне горы. Вскочил богатырь на своего лося, поехал навстречу злому духу. Долго они бились. От шума и грохота горы обрушились, в пыль рассыпались, реки и моря из берегов вышли, на месте холмов болота образовались, на месте равнин – горы выросли, крики богатыря и рев злого духа разнеслись от неба до подземного мира. Пыль и пар к звездам поднялись, закрыли Солнце и Месяц. Много лет так прошло. Изнемогать стали соперники. Но изловчился человек, поднял врага до синего неба и ударил об островерхую скалу. Разорвалось тело злого духа на тысячи кусков, разлетелись они по свету, маленькими духами стали, тоже злыми. Но сил мало у них, с сильным человеком не справятся. А кровь злого духа рекой текла, землю напитала. Выпили ее деревья и тяжелыми стали. Богатырь тот к матери вернулся, охотником стал, хорошо жил. Потом девушку привел, женился, детей родили. От них наш род пошел. А дерево с тех самых пор кровью злого духа напитано. Тяжелая кровь та, тонет от нее дерево в воде.

32. Юрий Старадымов

Взглянув на пульт, я убедился, что запись идет нормально. Геров бы мне не простил, если б великолепная речь старика осталась втуне. Все-таки гуманитарий есть гуманитарий, хотя подобное разделение в наш век почти не сохранилось. Но сохранилось то, чего жаждет и к чему тянется душа. Кое у кого – это педагогика и иже с ней, у других – проснувшаяся кровь предков, заставляющая отстреливать, отлавливать, убивать и спасать от гибели различные виды животных, у третьих – потребность рисковать жизнью. Скорее всего мои далекие пращуры произошли от той обезьяны, которая, любопытства ради, висела над пропастью, уцепившись за сук дерева самым кончиком хвоста, и ждала, чем все это кончится. Поскольку я существую, то можно прийти к выводу, что для той гоминиды все кончилось благополучно.

Когда-то на Криме… Черт возьми! Я уже говорю о Криме – когда-то… Или на меня так поразительно действуют обстоятельства, в которых мы оказались, эта неизвестность. Насколько помнится, в бытность космодесантником в подобные минуты во мне отключалось все, не имеющее отношения к текущему моменту в собственной бурной биографии, а то, что требовалось для выполнения задач, приходило как-то само собой, по наитию, что ли…

Психика космодесантника, как любила говаривать Эрика, сердясь на меня. В некоторые минуты это определение звучало, как ласка, а в другие…

По-видимому, старик заканчивает свой рассказ. Он уже чуть шевелится. Грудь ходит ходуном, жидкая бороденка трясется, голос уставший и осипший.

Геров готов выпрыгнуть из бота, только бы все получше увидеть и услышать. Чтобы доставить Богомилу удовольствие, сдвигаю бот с места и зависаю совсем низко над слушателями этого импровизированного театра одного актера. И хотя прекрасно знаю о технических возможностях бота, все равно возникает чувство, что находящиеся под нами охотники, их жены с детьми, их волкоподобные собаки вот-вот обнаружат нас.

Старец замолчал. Тишина повисла над стойбищем. То ли его обитатели переваривали полученную информацию, то ли проявляли таким образом уважение к сказителю. Внезапно бойкий мальчишка, вертевший по сторонам головой, словно пытаясь понять причину всеобщей задумчивости, просунулся из-за спин взрослых, шмыгнул носом и совсем непочтительно выпалил:

– А мой брат ходил к Большой реке, там люди на кожаных лодках плавают!

Тишина стала еще напряженнее. Похоже, мальчишка допустил большую бестактность. Багровая краска проступила даже сквозь сажу на лице шамана, глаза которого, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Мальчишка хоть и с испугом, но продолжал выжидательно смотреть. Взрослые втянули головы в плечи.

Рука шамана, сжимавшая раскрашенную кость, в порыве возмущения резко взметнулась вверх. Амулет вылетел из нее как из пращи. Силовой улавливатель предотвратил удар кости о днище. Конечно, боту такое, с позволения сказать, повреждение абсолютно ничем не грозило, но неожиданный звук мог встревожить аборигенов, а отскочившая кость кого-нибудь ударить.

Эффект получился несколько иного рода. Кость зависла в воздухе, и аборигены с суеверным страхом воззрились на нее. Шаман был так возбужден, что в первое мгновение не обратил внимания на то, что амулет не возвращается. Его взгляд ошарашенно блуждал по лицам соплеменников. Но вот он вскинул голову, и в его глазах появился такой ужас, что я испугался, как бы он не лишился рассудка.

– Юрий! Верни ему кость! – выдохнул Богомил.

Как полоумный проследил старец за полетом кости к его ногам. Но природная сообразительность привела шамана в чувство. Он вскочил, воздел подрагивающие в экстазе руки:

– Слышите?!.

Племя замерло в напряженном ожидании. Я тоже.

– Слышите?! – еще сильнее понизив голос, спросил шаман.

Богомил встревоженно завертел головой. Шаман перешел на свистящий шепот:

– Я слышу дыхание богов!!

Я обратил наконец внимание на встревоженного Герова и рассмеялся:

– Исключено! Системы в полном порядке.

Богомил тихонько хихикнул и зачем-то приложил палец к губам. До Джерри тоже дошел смысл происходящего. Задыхаясь от смеха, он прокричал:

– Надо уходить, а то мы, похоже, начинаем способствовать зарождению новой религии!

– Бога летающих костей! – отозвался я. – А скорее всего становлению культа личности этого хитреца!

Джерри, все еще давясь от смеха, предложил:

– А может, поговорим с ним?!

Я поднял бот вверх, к проступающим на небе еще бледным и робким звездочкам.

33. Богомил Геров

Едва я заикнулся о проблеме питания, Джерри приступил к ее решению вплотную, причем с таким азартом, что можно было подумать, он жить не может без первобытной пищи. Старадымов снизил бот над берегом реки, и егерь внимательно уставился на экран видеофора в надежде высмотреть какую-нибудь дичину.

– Ага, – удовлетворенно изрек он через некоторое время, – дикие кабаны. Отлично! Однако фауна здесь изрядно отличается от Терры…

– Куда же нам целого кабана? – попытался возразить я.

– Возьмем подсвинка, – успокоил Линекер.

Звуколокатор уловил характерные звуки приближающегося кабаньего стада. Глаза Линекера загорелись. Первым из зарослей вышел здоровенный секач. Он настороженно поднял голову, почувствовав над собой что-то непривычное. Невидимость, во избежание расхода запасов энергии, была отключена. Округлые формы нашего судна, похоже, озадачили вожака. Его маленькие глазки, не видя опасности для подопечных, смотрели с обезоруживающей наивностью, хотя взору нельзя было отказать в некоторой властности. Вероятно, приняв бот за пусть не обычную, но безопасную игру природы, он двинулся дальше. Под напором многочисленного свиного семейства затрещали кусты.

Джерри глянул на нас с Юрием, словно прикидывая, сколько мы в состоянии съесть, а потом откинул колпак и свесился из бота. Я следил за его пальцем, сторожко лежащим на спусковом крючке. Напряжение Линекера передалось нам, и я затаил дыхание.

Внезапно один из подсвинков ткнулся рыльцем в землю. Сородичи недоумевающе задержались около него, но, вспугнутые громким окриком Джерри, бросились врассыпную. Линекер спрыгнул на землю. Что делал он дальше, я не видел, поскольку совершенно случайно загляделся на набухающее чернотой небо.

Однако когда Джерри стал вынимать из портативной печки один за другим аппетитно пахнущие, покрытые золотистой корочкой куски, мои глаза невольно возвратились на землю.

Проглотив свою порцию, я с благодарностью посмотрел на Линекера:

– Джерри, ты открыл для меня новую страницу во мне самом. Оказывается, я могу с наслаждением есть мясо убиенного животного.

– Природа оправдывает всякую необходимость, – назидательно проговорил егерь.

Старадымов был погружен в свои мысли. Казалось, он не замечал ни вкуса пищи, ни обволакивающей нас сырой прохладой ночи. Наконец он поднял глаза: