Реванш Генерала Каппеля (СИ) - Романов Герман Иванович

Затем телеграф начал передачу от Иркутска – линия связи продолжала работать, несмотря на войну, ее старались не портить обе враждующие стороны. Причем на конце провода был сам Ширямов, личность которого быстро установил Краснощеков, задав тому сразу же парочку ключевых вопросов. Бывший председатель ВРК ошеломил их известием о создании «коалиционного демократического Временного Сибирского правительства» из всех партий, кроме большевицкой. Затем передал связь главнокомандующему и правителю ДВР генералу Каппелю, который с ходу выдвинул ряд жестких условий приостановки боевых действий, причем напрямую не угрожал, а такой тон еще больше обеспокоил Смирнова и Эйхе.

Взять на себя полную ответственность, как на переговоры с правительством новоявленной ДВР, так и за широкомасштабную войну с сибиряками, что снова наступали, под уже казалось забытыми с осени 1918 года «бело-зелеными» знаменами, РВС 5-й армии не мог. И самое худшее, что произошло - сибиряков напрямую поддерживают интервенты, видимо, стремясь отколоть эту территорию от советской России, по примеру прибалтийских лимитрофов, Польши или всяких закавказских «республик». Потому они с Эйхе немедленно составили и отправили вне всякой очереди пространную телеграмму в Москву. Теперь им оставалось ждать ответа от председателя СНК товарища Ленина, а что за ним незамедлительно последует самое жестокое наказание и «оргвыводы» за допущенные ошибки, ни командарм, ни член РВС не сомневались, как и в том, что остановить продвижение сибирских частей до самого Енисея уже невозможно…

Село Нижнеилимское на Ангаре

командир Барнаульского стрелкового полка

полковник Камбалин

- Все, господа, наш тернистый поход по Ангаре здесь вроде бы окончен, но не совсем. Для моего полка он будет еще дальше продолжаться. Пока мы по Оке до Зимы дойдем, дней семь на марш уйдет, а может и восемь, обоз с больными выступит вслед за нами под надежной охраной казаков с пулеметами на санях. Там полк получит пополнение и будет готов двигаться дальше – теперь на запад, в обратную сторону…

Полковник Камбалин с нескрываемым наслаждением закурил папиросу – их осталось мало, и он берег каждую, как опытный солдат бережет последнюю пачку патронов в ожесточенном бою. Другие генералы и офицеры, собравшиеся за струганным столом в доме волостного старшины, также курили - кто папиросы, а кто и ловко свернутые «козьи ножки» начиненные ядреным местным самосадом. Совещание уже закончилось, наступило долгожданное время перекура – приватного обсуждения два часа тому назад полученных от главнокомандующего приказов по телеграфной линии, которая к немалому удивлению офицеров, вполне исправно функционировала, обеспечивая тем достаточно надежную связь с Иркутском.

В путь до станции Зима на соединение с главными силами направлялся Барнаульский стрелковый и 11-й оренбургский казачий полки. Единственные части в Северной колонне генерал-майора Сукина, сохранившие достаточно многочисленный личный состав – свыше шестисот стрелков и почти столько же казаков, да еще примерно пять сотен раненных и больных тифом ехало на санях, вместе с офицерскими семьями.

Именно полк Александра Иннокентьевича Камбалина остался единственным из 1-й армии генерал-лейтенанта Пепеляева, которую в октябре отвели с фронта в тыл на доукомплектование. Почти все части, сформированные из местных уроженцев, за считанные недели разложились под влиянием настойчивой эсеровской пропаганды. Какому солдату захочется умирать, когда ему все уши прожужжали, что пора кончать гражданскую войну и разойтись по родным домам, к женам и детям. И сибирская армия взбунтовалась в самом скором времени, примкнув к эсерам в Красноярске, либо разбежалась во все стороны – дезертировали целыми полками, расходясь по селам и заимкам, прихватив винтовки с патронами.

Барнаульцы под крепкой рукою полковника Камбалина сохранили верность присяге и прошли Ледяной поход от Алтайских гор до Илима, впадающего в Ангару. И тому было приятно, что главнокомандующий помнил это. В Иркутске сдалось свыше полутора тысяч уроженцев Алтайской губернии, молодых новобранцев колчаковской армии, перешедших на сторону Политцентра. Их всех после приведения в должный порядок целиком вливали в его часть, что искренне радовало полковника и его офицеров. Приятно чувствовать, что твой любимый полк станет полноценной боевой единицей, а не гордым, но пустым названием, как произошло со многими дивизиями колчаковской армии. Да и срок на переформирование главком отводил немыслимый по военному времени – три недели. В мирное время можно было воскликнуть – «всего», но сейчас «целых» три!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Радовались и оренбургские казаки полковника Сукина, зная, что их соединят с одностаничниками. Два поредевших полка оренбуржцев вывел от Красноярска генерал Круглевский, вскоре застрелившийся от потери веры в благополучный исход тяжкого испытания. Теперь их сведут в одну бригаду, которую должен был принять после выздоровления старший брат командира казачьего полка, тоже генерал-майор, который и начальствовал над всеми отступавшими по Ангаре белыми частями…

- Александр Иннокентьевич, а что вам наиболее всего запомнилось в нашем столь долгом походе?

Камбалин посмотрел на спросившего его офицера. Полковник Перхуров в 1918 году возглавил восстание против большевиков в Ярославле, затем командовал 13-й Казанской дивизии, а по выходу из Красноярска был начальником всех партизанских отрядов 3-й армии. Сейчас он спешно формировал из боеспособных солдат и офицеров два егерских батальона и полдюжины отдельных стрелковых рот, которые должны были стать постоянными гарнизонами в городе Киренске, Илимском и Братском острогах, в селах Усть-Куте и Мамыре, на Тушамском острове. К последнему на военном совете было решено вернуться и поставить сильный гарнизон с артиллерией, дабы воспрепятствовать проходу красных пароходов в навигацию, а заодно преградить путь идущим по Ангаре следом большевикам, впрочем, последних вряд ли было много, да и прийти они должны были не скоро.

Повстанцев белые уже не опасались. Весть о начисто истребленной под Зимой и Балаганском восставшей вольницы Дворянова, произвела на местных жителей неизгладимое впечатление. После злосчастного для большевиков тушамского боя партизанская «дивизия» Бурлова поспешно разбежалась по таежным селам и заимкам. По слухам тот же процесс начался и на Лене – мужики, привыкшие к безвластию и одичавшие за последнее время, получив известие о кровавых уроках, враз присмирели и вспомнили о хозяйстве, от греха подальше попрятав винтовки и охотничьи ружья.

Сильную власть сельские жители завсегда уважают, особенно ту, которая не боится применить эту самую силу для кровавого усмирения в лихолетье обнаглевших от полной безнаказанности «экспроприаторов» чужого имущества. Двух батальонов егерей, постоянных гарнизонов и спешно формируемой милиции должно было хватить для наведения хотя бы относительного порядка в мятежном Ангарско-Ленском междуречье.

- Знаете, Александр Петрович, ничего особенного не припоминается – одна лишь тягость, холод и усталость. Хотя нет, один курьез могу вспомнить. Это было еще на Алтае, когда оставили Барнаул. Незадолго до этого я проводил капитана Сатунина, что ушел со своим отрядом на Чуйский тракт партизанить вместе с есаулом Кайгородовым, а сами покинули Барнаул. Через несколько дней, подошли к деревне Маслянино, где местные большевики установили «советскую власть». Впереди в авангарде шли наши однополчане, только не мои стрелки, а два эскадрона «голубых улан» полковника Андрушкевича, все в накинутых на плечи бурках, погон из-под них не видно. Так вот - он известил совдеп, что идет своя Красная армия, встречайте. Легко подавшиеся на этот трюк большевики действительно устроили ему триумфальную встречу с красными флагами, плакатами и торжественными речами, при большом стечении любопытной деревенской толпы народа.

Камбалин посмотрел на офицеров – те еле сдерживали смех, хорошо зная реалии гражданской войны. Случай был отнюдь не экстраординарный, и он решил не затягивать паузу.