Опасное поручение - Виталий Кулак

всего лишь ваши домыслы, — молодой человек снисходительно посмотрел на меня. — Ведь вы не полицейский чиновник, не так ли?

— Да, это так.

— И у вас нет опыта в подобных делах, в расследовании убийств или самоубийств? Ведь так?

Я был вынужден согласиться и с этим. Действительно, подобного опыта у меня ранее не было, хотя я много слышал о преступлениях и о расследовании преступлений от своего друга доктора Кесслера.

— Вы ведь, кажется, служили в лейб-гусарах в чине ротмистра? — молодой человек, видимо, намеревался обсудить всю мою родословную.

Его насмешливый тон мог бы меня заставить совершить опрометчивый поступок года два или три тому назад, но не теперь. Теперь мне были безразличны его насмешки. Поэтому я спокойно ему ответил:

— Да, сударь.

Белевцов хотел продолжить меня расспрашивать, но Елена, почувствовавшая, видимо, что такое поведение её жениха может в конечном итоге привести к чему-то плохому, к дуэли, например, перебила его.

— Александр, прекрати. Ты невыносим. Я полностью доверяю суждениям Владимира Сергеевича. Мне нужно знать, почему папеньку убили.

Молодой человек поклонился своей невесте, сказав, что не смеет ей противоречит, но что лучше бы всё это забыть и жить дальше нормальной жизнью. В его словах присутствовала логика, но Старосельская не изменила свое решение.

— Что вы намерены теперь предпринять? — Она смотрела на меня своими карими глазами, ожидая немедленного ответа.

— Поеду в Петербург. Хочу встретиться с Бернарди, попробую узнать подробности о картине, купленной Пасынковым.

Мои слова заинтересовали Белевцова.

— А когда, сударь, вы выезжаете?

— Завтра поеду. Сегодня хочу немножко отдохнуть.

— Прекрасно! Так поедемте вместе в моем экипаже. Мне пора возвращаться в Петербург.

Поразмыслив всего несколько мгновений, я принял его предложение. В дороге у меня появится возможность порасспросить Белевцова. Может быть он каким-нибудь образом связан со смертью Старосельского? Вероятность этого, конечно мала, — я не мог себе представить, зачем бы Белевцову понадобилось убивать отца своей невесты, — но, тем не менее, она все-таки существовала. Нужно было поближе узнать жениха фрейлины Великой княгини.

— Хорошая мысль, Александр, — Елена с нежностью посмотрела на своего жениха. — Заодно ты поможешь господину Версентьеву в его расследовании, если понадобиться. Ты не возражаешь?

— Конечно, нет! Готов оказать всяческую помощь.

Мы поговорили ещё минут десять, договорились с Белевцовым о том, во сколько утром он за мной заедет, после чего я откланялся. Я нуждался в хорошем отдыхе, поэтому рассчитывал пораньше лечь спать. К сожалению, мои планы были нарушены.

Глава 10

Выйдя из дома Вольницких, я нанял экипаж.

— Трактир Дягтерева, — приказал я ямщику.

Когда мы проезжали мимо одной новой ресторации, в которой я раньше никогда не был, во мне вдруг проснулся сильный аппетит. Конечно, можно было поесть в трактире Дягтерева, но мне уже порядком надоела тамошняя однообразная кухня. Поэтому я велел ямщику остановиться возле замеченной мной ресторации.

Эта была одна из тех рестораций, открываемых в России на западный манер. За рубль серебром там можно угоститься приличным обедом.

Посетителей в ресторации было немного, всего пять человек. Обед давно прошел, но официант обслужил меня по высшему разряду, принеся красиво оформленные блюда, от вида которых у меня сразу же потекли слюнки.

Не успел я приступить к супу, как в зал вошли двое хорошо одетых в гражданскую одежду мужчин. Они уселись недалеко от меня. Я мельком взглянул на них: обычные отпрыски московских дворянских родов. Они сделали заказ и начали вести между собой ранее прерванную беседу. Я сидел достаточно близко от них, чтобы слышать, о чем они говорят.

— Знаешь, мой друг, — обратился один из молодых людей, одетый в серый сюртук, к своему приятелю, — наши русские гусары все-таки уступают немецким гусарам. Да и вообще, самая лучшая кавалерия – прусская! Это становится очевидным, если посмотреть на итоги минувших сражений. Например, на сражения прошлого века.

Что ответил ему приятель, я не расслышал, так как меня буквально потрясли эти слова. Русские гусары хуже немецких?! Что за ерунда! И это говорят при мне, бывшем ротмистре лейб-гусар?! Я замер, так и не донеся ко рту ложку с супом. Мне захотелось проучить этих наглецов. Я положил ложку в тарелку. Руки как-то сами собой сжали скатерть.

Между тем, эти молодцы продолжали обсуждать качество русской кавалерии. Мной овладело возмущение. Хотя мне и пришлось оставить армейскую службу, в душе я по-прежнему чувствовал себя гусаром, лихим рубакой и защитником Отечества! Мне захотелось немедленно призвать негодяя, порочащего русскую кавалерию, к ответу. Но я заставил себя сдержаться.

Немногочисленные посетители ресторации не обращали внимания на разговор этих двух молодых людей. Никому, кроме меня, не было до них никакого дела. В нашем обществе почему-то с каждым годом становится всё больше и больше равнодушных людей. Может быть, это даже не равнодушие, а трусость, что, на мой взгляд, ещё хуже.

Почему так происходит — не могу сказать, так как не понимаю. И будто бы многое остается таким, как раньше, и будто бы молодежь желает процветания своему Отечеству, и, кажется, хватает у нас хороших людей, но равнодушие проникло уже во все слои нашего общества. Возможно, оттого, что слишком много в нашей стране «недорослей». Не зря же одного из них господин Фонвизин сделал героем своей комедии.

— А при Фридланде? — продолжал разглагольствовать господин в сером сюртуке. — Говорят, гусары там проявили себя далеко не лучшим образом, как, впрочем, уланы и драгуны. Конечно, у нас принято о каждой битве, даже проигранной, говорить, что она закончилась в нашу пользу, что мы сдержали превосходящего противника и так далее и тому подобное. Но мы то с тобой понимаем, что к чему.

Говорил молодой человек достаточно громко, чтобы его могли услышать в разных концах рестарационного зала. Наверное, он на это и рассчитывал. Молодому человеку явно нравилось находиться в центре всеобщего внимания.

Мое терпение все-таки лопнуло. Я отодвинул от себя тарелки, поднялся со стула, взял в руки бокал с венгерским, и подошел к столику слишком разговорчивых молодых людей.

— Извольте, сударь, взять свои слова обратно, — проговорил я, отчетливо выговаривая каждое слово.

Мое предложение не произвело сильного впечатления на господина в сером сюртуке. Он поднялся со стула, и я наконец-то смог его хорошенько рассмотреть. Я ошибся. Не следовало его относить к категории «молодых людей», так как ему было лет тридцать, или около того. На правой гладко