Жандарм - Никита Васильевич Семин

разговора-лекции.

Дворянское собрание происходило в особняке Коршуновых. Уж не знаю, всегда ли так бывает, или место каждый раз меняется. Мне было все равно. Подъехали мы почти ровно к восьми вечера. Перед металлическими воротами, чьи прутья завивались в виде хищных птиц, мы оказались в небольшой очереди. Перед нами была пара роскошных карет и один автомобиль. Авто перед нами выглядело гораздо богаче — кузов цельный, из черной древесины, не откидывающийся. Он был похож на карету, которую переделали в новомодный транспорт. На улице было по-летнему светло. Дул легкий теплый ветерок.

Когда наконец дошла очередь до нас, возле ворот нас встречал опрятный пожилой лакей с густой окладистой бородой и в ливрее в темных тонах. Услужливо распахнув перед нами дверцу нашего авто, он дождался когда сначала на землю спрыгнет Катя, затем неспешно выйдет дед и уже последним покину транспорт я, после чего захлопнул дверцу авто и указал вглубь территории поместья Коршуновых.

— Прошу, господа. Собрание проходит на первом этаже. Почти все уже в сборе.

Дед коротко кивнул и пошел по устланной брусчаткой не длинной дороге к особняку. Перед ним, еле сдерживая шаг, с горящими глазами шла Катя. Я медленно плелся следом, с любопытством поглядывая по сторонам. Пока ничего интересного не углядел. Сам особняк в три этажа, выполнен в темных тонах с колоннами на входе. Крыша увенчана небольшими башенками. Всего их три штуки. За оградой раскинулся вишневый сад. Вишня уже отцвела, но на кустах еще ярко пестрели красные ягоды.

На входе в дом нас встретила статная дама. Указав, куда можно повесить шляпы и зонты (у Кати), она проводила нас вглубь особняка, где уже играла тихая лирическая музыка. Но стоило нам зайти, я будто примерз к полу. Всего в паре метров от входа стояло три девушки, что мило общались между собой. И одну из них я узнал. Трудно не узнать ту, чье интимное фото я видел совсем недавно, буквально в тот же день, как очнулся в поместье нашего рода. И она тоже заметила меня. Евгения Старопольская. Та, что писала письма бывшему владельцу моего тела и совсем не стеснялась в выражениях своих чувств в тех посланиях. Широко улыбнувшись мне, она тут же прервала беседу и быстрым шагом двинулась прямо ко мне.

— Гришенька! — громко воскликнула она. — Ты вернулся!

Глава 7

На вас когда-нибудь смотрела девушка с безумным желанием вами обладать? Во всех смыслах. Вот у меня было такое чувство, что подобный опыт у меня впервые. В пару шагов подлетевшая ко мне Старопольская в последний момент сумела удержать себя в руках и не кинуться мне на шею, а лишь схватить мои ладони и крепко сжать их. Ее руки при этом были опущены вниз и подчеркивали крупную грудь. Так еще и в платье были чашечки-вставки под два упругих полушария, визуально еще больше придавая им объем и открывая шикарное декольте. Волосы Евгении были заплетены в косу, которая обвивала голову по кругу и крепилась на затылке фигурной заколкой в небольшой шарик. Подбородок чуть прижат к шее, глаза опущены в пол, но при этом лукаво стреляют в меня раз в две три секунды. Ресницы чуть дрожат от возбуждения, дыхание слегка сбилось.

— Гриша, я тебя так ждала, — прошептала девушка, еще сильнее стиснув мои пальцы.

— Кхм, — недовольно кашлянул рядом дед.

На Евгению это произвело впечатление раздавшегося над ухом выстрела. Она ойкнула, чуть подпрыгнула и, стремительно залившись краской стыда, быстро спряталась у меня за спиной.

— Евгения Михайловна, приличные девушки для начала здороваются, а уж после... все остальное, — повел рукой по воздуху перед собой старик.

— Извините, — пискнула Старопольская из-за моей спины. — Здравствуйте, Борис Леонидович. Рада встрече.

— Взаимно, голубушка. Но не могли бы вы отпустить уже моего внука? Собрание вот-вот начнется. А поговорить сможете и после.

— Да, конечно, — кивнула Евгения, что успела не только спрятаться за моей спиной, но и прижаться ко мне, чуть ли не вдавливая свою грудь мне между лопаток.

Да и когда она отвечала деду, я чувствовал ее дыхание на своей шее, что будоражило кровь и заставляло прилагать титанические усилия, чтобы не случился конфуз. Получить славу озабоченного парня, у которого штаны постоянно натянуты в одном месте, не хотелось от слова совсем. Репутация среди аристократов — вещь трудно нарабатываемая, но легко теряемая.

С большой неохотой Евгения отлепилась от моей спины и, сделав книксен, поплыла к подругам, с которыми общалась до нашего появления. Я осмотрел зал. Благодаря выходке девушки на нас бросали взгляды почти все. По большей части равнодушно-любопытные. Но были среди них и раздраженные, парочка брезгливых, предназначенных в первую очередь Евгении, и один злой. Молодой парень примерно моего возраста с вьющимися черными волосами, чисто выбритый, но с бакенбардами в белом костюме-тройке. Пиджак в данный момент был снят, а сам парень остался в жилетке и галстуком-бабочкой. Почему-то он мне казался смутно знакомым. Неужто память возвращается? Но чуть напрягшись, понял, что прошлое для меня все также скрыто, а лицо парня мне знакомо по фотографии из ящика моего стола. Незнакомец был на нем, только там он был в форме выпускника Михайловского училища.

Мы с дедом двинулись вдоль стены бального зала, куда нас и провела дама, встретившая на входе в поместье. Центр зала пока почти пустовал, хотя в противоположном от нас конце был собран небольшой подиум, на котором стоял рояль. Сидевший за клавишами музыкант неторопливо перебирал ноты, что причудливо сливались в единую чуть тоскливую мелодию. Поблизости от него на стульях лежали другие музыкальные инструменты, а их владельцы обнаружились еще чуть дальше почти в углу, прикрытые колонной. Пятеро музыкантов о чем-то общались, не забывая запихивать в себя бутерброды и запивать их соком.

Пройдя половину зала, мы добрались до двери в смежное помещение. Здесь уже собрался народ. Все — мужчины не младше двадцати лет. Вдоль стен стояли мягкие диваны и кресла. Между ними стояли низкие журнальные столики. Но вместо журналов на них сейчас стояли бокалы с вином и шампанским, а также хрустальные пепельницы. Последние активно применялись по прямому назначению. В комнате было сильно накурено, и даже приоткрытое окно не сильно помогало табачному дыму покидать помещение. Дымили казалось все. Кто-то неспешно посасывал мундштук деревянной трубки. Кто-то затягивал толстую сигару, после чего подержав немного дым во рту, выпускал его небольшими колечками вверх. Были