Рыцарь Семи Королевств (сборник) - Джордж Мартин

– Не знаю, что сказать, ваше высочество. – Дунку, пожалуй, следовало бы возненавидеть принца Мейекара, но он почему-то сочувствовал этому человеку. – Да, палицу держали вы, но погиб принц Бейелор из-за меня. Значит, и я его убийца – не меньше, чем вы.

– Да, – признал принц. – Вас тоже будут преследовать пересуды. Король стар. Когда он умрет, Валарр взойдет на Железный Трон вместо своего отца. И каждый раз, когда будет проиграна битва или случится неурожай, дурачье будет говорить: «Бейелор такого не допустил бы, но межевой рыцарь убил его».

Дунк знал, что это правда.

– Если бы я не вышел на бой, вы отрубили бы мне руку. И ступню. Иногда я, сидя здесь под вязом, смотрю на свою ногу и спрашиваю себя: не мог бы я обойтись без нее? Разве стоит моя нога жизни принца? И оба Хамфри тоже были славные мужи. – Сир Хамфри Хардинг скончался от ран прошлой ночью.

– Что же отвечает вам ваше дерево?

– Если оно и говорит что-то, то я не слышу. Но старик, сир Арлан, каждый вечер повторял: «Что-то принесет нам завтрашний день?» Он не знал этого – и мы тоже не знаем. Может, настанет такой день, когда эта нога мне пригодится? Может, она и Королевствам понадобится – больше даже, чем жизнь принца?

Мейекар, поразмыслив, стиснув челюсти под серебристой бородой, делавшей его лицо квадратным.

– Черта с два, – бросил он наконец. – В Королевствах столько же межевых рыцарей, сколько и межей, и у всех у них ноги на месте.

– Не найдется ли у вашего высочества ответа получше?

Мейекар нахмурился.

– Быть может, боги любят жестоко подшутить над нами. А может, их вовсе нет, богов. Может, все это ничего не значит. Я спросил бы верховного септона, но в последний раз, когда я был у него, он сказал, что промысел богов человеку недоступен. Может, ему следовало бы поспать под каким-нибудь деревом. – Мейекар скорчил гримасу. – Мой младший сын, похоже, привязался к вам, сир. Ему уже время поступить в оруженосцы, но он сказал, что будет служить только вам, и больше никому. Он непослушный мальчишка, как вы сами могли заметить. Согласны вы взять его к себе?

– Я? – Дунк открыл рот, закрыл и снова открыл. – Эг… то есть Эйегон, он, конечно, хороший парнишка, и я понимаю, что для меня это честь, но… ведь я только межевой рыцарь.

– Это можно поправить. Эйегон вернется в Летний Замок. Там и для вас найдется место, если захотите. Вы поступите ко мне на службу, принесете присягу, и Эйегон станет вашим оруженосцем. Вы будете учить его, а мой учитель фехтования придаст блеск вам самим. Не сомневаюсь, что ваш сир Арлан сделал для вас все, что мог, но вам еще есть чему поучиться.

– Я знаю, ваше высочество. – Дунк посмотрел на траву, на тростник, на высокий вяз, на солнечную рябь пруда. Над водой снова кружила стрекоза – быть может, та самая. Ну так что же, Дунк? Стрекозы или драконы? Еще несколько дней назад он знал бы, что ответить. Это было все, о чем он мечтал, но теперь мечта, став осуществимой, почему-то пугала его. – Перед самой смертью принца Бейелора я поклялся, что буду служить ему.

– Весьма смело с вашей стороны. И что же он ответил?

– Что стране нужны смелые рыцари.

– Это верно. Ну и что же?

– Я возьму в оруженосцы вашего сына, но не в Летнем Замке. Год-другой по крайней мере нас там не увидят. На мой взгляд, он довольно пожил в замке. Я возьму его только в том случае, если он отправится со мной в дорогу. Он будет ездить на моей лошади, – Дунк кивнул на старую Каштанку, – носить мой старый плащ, точить мой меч и чистить мою кольчугу. Мы будем ночевать в гостиницах и на конюшнях, а временами в замке какого-нибудь богатого рыцаря или мелкого лорда – да и под открытым небом, когда придется.

Мейекар посмотрел на него недоверчиво.

– Уж не повредились ли вы умом после суда? Эйегон – принц крови, потомок дракона. Принцы не созданы для того, чтобы спать в канавах и есть жесткую солонину. Вы хотите сказать еще что-то, но боитесь? Выкладывайте смело, сир.

– Бьюсь об заклад, что Дейерон никогда не спал в канаве, – очень тихо сказал Дунк, – Эйерион всю жизнь ел только самое свежее, нежное и сочное мясо.

Мейекар Таргариен, принц Летнего Замка, посмотрел на Дунка из Блошиного Конца долгим взглядом, медленно двигая челюстями под серебристой бородой, а затем повернулся и пошел прочь, не сказав ни слова. Дунк услышал, как он уехал со своими людьми – и единственным звуком стал гул крылышек стрекозы, летающей над водой.

* * *

Мальчик явился на следующее утро, как только взошло солнце, – в старых сапогах, бурых штанах, буром шерстяном камзоле и поношенном дорожном плаще.

– Отец сказал, что я поступаю к тебе на службу.

– На службу к вам, сир, – поправил Дунк. – Для начала можешь оседлать лошадей. Каштанка твоя – обращайся с ней хорошо. И не смей садиться на Грома без моего разрешения.

Эг пошел за седлами.

– А куда мы едем, сир?

Дунк подумал немного.

– Я никогда не бывал за Красными горами. Не хочешь ли отправиться в Дорн?

– Я слыхал, там хорошие кукольники, – с усмешкой ответил Эг.

Присяжный рыцарь

В железной клетке на распутье дорог гнили под летним солнцем два мертвеца.

Эг остановился на них поглядеть.

– Как вы думаете, кто они, сир?

Его мул Мейстер, благодарный за передышку, принялся щипать сухую дьяволову траву у обочины, несмотря на то что был навьючен двумя громадными бочками с вином.

– Разбойники. – Дунк сидел верхом на Громе и потому был гораздо ближе к мертвецам. – Насильники и убийцы. – На его старом зеленом камзоле под мышками проступили темные круги. Солнце пылало на синем небе, и из Дунка с утра вышло несколько галлонов пота.

Эг снял широкополую соломенную шляпу, обнажив блестящую лысую голову, и стал отмахиваться от мух – сотни их ползали по трупам, а в безветренном воздухе висело и того больше.

– Наверное, они были большие злодеи, раз их посадили в воронью клетку.

Эг, бывавший порой мудрым, как мейстер, оставался, в сущности, десятилетним мальчишкой.

– Лорды лордам рознь, – сказал Дунк. – Не всем нужна веская причина, чтобы предать человека смерти.

Клетка была рассчитана на одного человека, однако в нее втиснули двоих. Они стояли лицом к лицу, переплетя руки и ноги, прижавшись спинами к горячим железным прутьям. Один из них перед смертью начал глодать плечо и шею другого. Над обоими успели потрудиться вороны. Когда Дунк и Эг появились у холма, птицы взмыли вверх черной тучей, напугав Мейстера.

– Кто бы они ни были, видно, что они голодали, – сказал Дунк, глядя на обтянутые зеленой кожей скелеты. – Может, украли хлеб или убили оленя в лесу какого-то лорда. – Засуха длилась второй год, и лорды стали весьма немилостивы к браконьерам, которых и прежде не очень-то жаловали.

– А может, они из разбойничьей шайки. – В Даске они слышали арфиста, певшего «Как вешали Черного Робина», и с тех пор благородные разбойники мерещились Эгу за каждым кустом.

Дунк встречал иногда разбойников, когда был оруженосцем у старого рыцаря, и не хотел бы встретиться с ними опять. Те, которых он знал, благородством не отличались. Один, которого помогал вешать сир Арлан, так любил перстни, что у мужчин отсекал заодно и пальцы, а у женщин откусывал. О нем, насколько знал Дунк, песен не складывали. Разбойники или браконьеры, разница небольшая, в компании мертвецов все равно невесело. Дунк медленно объехал клетку. Пустые глазницы казненных, казалось, следили за ним. У одного голова была опущена, а рот открыт, и Дунк заметил, что у него нет языка. Вороны, что ли, склевали? Дунк слышал, что воронье первым делом выклевывает глаза – может, язык идет следующим по порядку. А может, это лорд велел отрезать ему язык за дерзкие речи…

Дунк запустил пальцы в выгоревшие на солнце волосы. Мертвым уже ничем не поможешь, а вино в Оплот отвезти надо.

– Откуда мы ехали-то? – спросил он, оглядывая дорогу. – Что-то я закружился.

– Оплот вон там, сир, – показал Эг.

– Ну так поехали. К вечеру доберемся, если не будем торчать тут да мух считать. – Он тронул Грома каблуками и повернул большого коня на левую дорогу. Эг опять нахлобучил шляпу и потянул Мейстера за повод. Мул в кои-то веки подчинился без споров. Ему тоже жарко, подумал Дунк, да и бочки весят будь здоров.

Дорога от солнца стала твердой, что твой кирпич. В колее конь мог запросто сломать ногу, и Дунк держался посередине. Он сам вывихнул себе лодыжку, когда они уезжали из Даска – ночью было прохладнее, и он шел пешком. Рыцарь должен учиться терпеть боль, говорил ему сир Арлан. «Да, парень, сломанные кости и шрамы – такая же часть рыцарства, как мечи и щиты. А вот если Гром сломает ногу, то без коня и рыцаря нет».

Эг вместе с Мейстером плелся следом, ступая одной босой ногой в колею, а другой на середину. Из-за этого он на каждом шагу то поднимался, то опускался. На бедре у него висел кинжал, за спиной – сапоги, старый бурый камзол он подобрал и завязал вокруг пояса. На измазанном лице под полями соломенной шляпы темнели большие глаза. Ему десять, и росту в нем меньше пяти футов. В последнее время Эг стал быстро расти, но Дунка он догонит еще не скоро. С виду он вылитый конюшонок – нипочем не догадаешься, кто он на самом деле.