Война за "Асгард" - Кирилл Бенедиктов

Род Сомовых насчитывал всего два поколения, но генеалогия большинства дворянских семейств протектората не отличалась древностью. Как понял Мондрагон из рассказа шурина, к настоящей аристократии относились здесь только богатые землевладельцы, а обладатели громких титулов и родовых записей в Бархатной книге Российской империи, в изобилии появившиеся после гибели Советского Союза в последнее десятилетие прошлого века, как правило, не располагали достаточным капиталом и поэтому высоко не котировались. Ядром нового дворянства стали крупные промышленники, связанные с сырьевым бизнесом — тем самым, который несколько десятилетий приносил бешеную прибыль, а затем в одночасье кончился вместе с истощением оказавшихся все же небесконечными ресурсов этой земли. Но к тому моменту, когда по трубопроводам, связывавшим протекторат с Европой, перестала течь нефть и поступать газ, в руках королей сырьевого бизнеса оказалось более чем достаточно средств, чтобы обеспечить безбедную жизнь многим поколениям своих потомков. И, хотя некоторые из них покинули потерявшую экономическую перспективу территорию, большинство все же осталось. Двадцатые годы были бурным и неспокойным временем. То тут, то там вспыхивали ожесточенные водяные войны, из глубин Африки ползли и выплескивались на берега цивилизованного мира волны неизвестных медицине пандемий. Коллективный разум хозяев — или, вернее сказать, управляющих — протектората решил, что в такой нестабильной обстановке лучше всего держаться корней. Значительные средства оказались вложенными в землю и — чуть позже — в людей, эту землю обрабатывающих. Так возникло новое дворянство протектората Россия, а вместе с ним — новая русская идея, апологетом которой Сомов настойчиво пытался сделать своего шурина.

— Пойдем, — вздохнул Антон, — водка стынет. Сантьяго вздрогнул.

— Не хочу показаться невежливым, но я твердо решил — больше никакой водки. Две недели — слишком большой срок. Ты знаешь, Аньтон, я не… как это выразиться… кто не пьет из принципа…

— Не трезвенник.

— Да-да, не трезвенник. Но сегодня я почувствовал — пора остановиться.

— Ты зачем камень в дерево кинул? — полюбопытствовал Сомов, не замедляя довольно быстрого шага.

— Там были птицы, — охотно пояснил Мондрагон. — Шумели. Очень болела голова.

— Понятно. Тогда нормально Я грешным делом решил, что тебе белочка на плечо села.

— Какая белочка? — осторожно поинтересовался Сантьяго, почувствовав подвох. Ему не понравилось, как спокойно воспринял Сомов его решение.

— Горячка белая. Делириум тременс. Ты не думай, Санек, мне тоже проблемы не нужны. Если ты здесь с катушек съедешь, мне Катька… ну, в общем, жена у тебя та еще стерва, это ты просто пока не разглядел как следует. Не посмотрит, что брат родной, вмиг открутит все, что крутится…

— Значит, ты не обидишься? — Мондрагон облегченно вздохнул. — Правда, это не есть неблагодарность, я очень ценю то, как ты нас принимаешь… Осенью приезжай ко мне в Андалусию, наши красные вина славятся на всю Испанию…

Они проломились через орешник и вышли на широкую залитую голубоватым спектролитом дорогу. Спектролит местами потрескался, в неглубоких лужах пронзительно синела вода.

— Дороги, — босая ступня Сомова с силой опустилась в одну КЗ луж, — вот проклятие земли русской! Два года как проложили, сволочи…

— Не расстраивайся, — сказал Сантьяго. — Если бы римляне строили свои дороги в таком климате, у них вышло бы то же самое. Катя мне говорила, что зимой тут бывает до минус СО-рока.

— Вот приедешь ко мне в январе, увидишь, — пообещал Антон. — Только дело тут не в климате, Санек. Совсем не в климате…

На всякий случай Мондрагон не стал развивать эту тему, не без основания предположив, что в конечном итоге все сведется к пьяным слезам по безвозвратно утраченной России-матушке. Он вежливо промолчал, рассеянно скользя взглядом по огромным корабельным соснам, окаймлявшим дорогу.

— Взгляни, — Сантьяго тронул Сомова за напрягшееся плечо, —там, высоко…

Сомов остановился и посмотрел туда, куда указывал палец Мондрагона.

На огромной ветке золотистой от утреннего солнца сосны лежал человек.

Он лежал, каким-то невероятным образом обвив толстую ветку всем телом, сжимая в руках изогнутый, почти сливающийся с густо-зеленой хвоей арбалет. Вряд ли он целился в хозяина поместья или его шурина, поскольку ветка была не слишком удобной огневой точкой для стрельбы по дороге, но Сантьяго все равно почувствовал неприятный холодок в основании позвоночника.

Несколько секунд они стояли, молча глядя на прятавшегося в ветвях арбалетчика. Потом оцепенение покинуло, по крайней мере, одного из них.

— Эй, на дереве! — рявкнул Сомов.—А ну, слезть! Человек вздрогнул и едва не свалился с ветки. Появление под сосной двух голых мужиков явно было для него неожиданностью.

— Это кто-то из охраны поместья? — спросил Сантьяго и тут же понял, что сморозил глупость. Зачем устраивать пост охраны в лесу, надежно огороженном несколькими рядами колючей проволоки, да еще в таком месте, где обычно никто не ходит? На всякий случай он отступил на шаг, стараясь держаться за широкой спиной Сомова.

— Я сказал — слезть! — В голосе Антона зазвенели угрожающие нотки.

Человек сделал резкое движение и в следующую секунду оказался уже на стволе сосны. Спускался он ловко и проворно, как обезьяна. Арбалет висел у него за спиной.

В трех метрах от земли он оттолкнулся от дерева и прыгнул спиной вперед, но приземлился на ноги мягко, по-кошачьи и тут же повернулся К Сомову и Мондрагону. Теперь Сантьяго видел, что перед ними стоит мальчишка вряд ли старше пятнадцати лет. Худой, белобрысый, загорелый, с исцарапанными руками и перемазанным чем-то зеленым лицом. Одет он был в защитного цвета майку и такие же камуфлированные брюки с огромным количеством разнообразных нашитых кармашков.

— Простите, барин, — сказал он, кланяясь, — испугали вы меня сильно.

— Ты что здесь делаешь, мерзавец? — спросил Сомов невыразительным голосом. Он смотрел не на мальчика, а куда-то вбок.

— Рысь выслеживаю, барин. — Мальчик вовсе не казался испуганным и держался, как заметил Мондрагон, очень спокойно. — Рысь тут бродит, уже вторую неделю как. На дороге ее не раз видели, дворовые говорили, что она и к заводи выходит… Здоровая зверюга, следы вот какие!

— Хватит, — оборвал его Сомов. — Покажи оружие.

Он шагнул в сторону — туда, куда внимательно смотрел все это время, — и, протянув руку, легким движением отломил от высокого раскидистого куста длинный и гибкий прут толщиной в палец. Мальчик быстро перекинул висевший за спиной арбалет на грудь и щелкнул магнитными замками.

— Брат подарил, — сказал он, протягивая арбалет хозяину. Тот принял его левой рукой и задумчиво покачал в воздухе. Арбалет, насколько мог судить не слишком хорошо разбиравшийся в оружии Сантьяго, был не охотничий, а боевой — возможно, что-то из арсенала спецподразделений. Маленький, весом едва ли больше килограмма, покрытие-хамелеон — металлизированная пленка, меняющая цвет в зависимости от преобладающей вокруг цветовой гаммы, — тончайшая, почти невидимая струна тетивы из биостали, крохотный значок Intel Inside на ложе, свидетельствующий о встроенной компьютерной системе наведения. Сложная и дорогая игрушка, выглядевшая в руках этого явно принадлежавшего к дворовой челяди паренька более чем странно.

— Ведь ты же его, мерзавец, наверное, украл, — задумчиво произнес Сомов, словно прочитав мысли Мондрагона. — Украл, а?

Гибкий прут коротко свистнул в воздухе, и среди зеленых пятен краски, украшавших лицо паренька, расцвела сочная красная полоса. Прут рассек кожу в сантиметре под левым глазом, и Сантьяго ахнул, представив, что бы случилось, если бы удар пришелся чуть выше.

Мальчишка вздрогнул, но не отшатнулся. Когда Сомов опустил руку, он шмыгнул носом, осторожно приложил тыльную сторону ладони к рассеченной щеке и внимательно посмотрел на оставшийся на коже кровавый след.

— Больно лупите, барин, — сказал он недовольно. — Не крал я его, говорю же — брат подарил. Брат у меня десантник, в войсках наций в Африке воевал. Месяц назад в отпуск приезжал, вот арбалет привез…

— Так ты, значит, Сашки Кондратьева младший сын. — Сомов, казалось, сменил гнев на милость, и Мондрагон облегченно перевел дух. — Как зовут?

— Иван Кондратьев, барин, — четко, по-военному ответил мальчик. — А про арбалет у кого хотите спросите, все подтвердят…

Сомов еще раз рассеянно посмотрел на арбалет. Потом, не выпуская из рук прут, поднял оружие на уровень груди, подергал тетиву.

— Стрелы, — приказал он, протянув руку.

Иван расстегнул висевший на поясе кожаный чехол и достал оттуда четыре толстых арбалетных болта с раздвоенными наконечниками.