Война за "Асгард" - Кирилл Бенедиктов

— Я понял тебя, Иеремия, — сказал ас-Сабах, чувствуя, как пересыхает стиснутое внезапной судорогой страха горло. — Могу я теперь узнать, в чем заключается воля того, кто говорит твоими устами ?

Минуту существо за стеклом не отвечало, с видимым удовольствием всматриваясь в побледневшее лицо короля Аравии. Затем наконец бескровные губы разжались, и торжествующий голос Пророка хлынул из динамиков, сотрясая барабанные перепонки Тамима ас-Сабаха:

— Хасан ибн-Сауд, ты избран одним из тех, кто в канун Дня Всех Святых очистит землю от скверны. Ты понимаешь, о чем я?

“Скорее всего, он потребует от тебя чего-то невозможного, — сказал король ас-Сабаху. — Чего-то, что связано с Большим Хэллоуином. Боюсь оказаться провидцем, но я бы на его месте потребовал чего-нибудь вроде обращения ко всем мусульманам планеты с речью о благе, которое несет человечеству эта дьявольская Стена. Скорее всего, он хочет, чтобы такая речь прозвучала до того, как Ворота закроются навсегда. Хотя я и не Тайный Имам, а светский правитель, такая речь может оказать сильное влияние на правоверных. Да и с политической точки зрения это может иметь смысл. За Стеной сейчас находятся почти восемьсот миллионов наших братьев по вере, они разобщены и перемешаны, как, впрочем, и те, кто остался здесь. Возможно, Пророк хочет в зародыше пресечь саму возможность возникновения исламской оппозиции. Если я, правитель влиятельнейшей из держав ислама, благословлю избавление от миллиарда правоверных, не столько религии нашей, сколько всей мусульманской общности будет нанесен тяжелый удар. Тебе предстоит нелегкая ноша, и есть только одно средство облегчить ее…”

— Зачем тебе мое присутствие на церемонии, Иеремия? — спросил ас-Сабах. После того как Хьюстонский Пророк раскрыл наконец карты, он почувствовал странное облегчение. Действительность оказалась подозрительно близкой к предположениям короля, так что оставалось непонятным — то ли ибн-Сауд обладал превосходным даром аналитика, то ли знал все заранее и посылал вместо себя двойника, просто чтобы не потерять лицо. В любом случае подобный вариант ими рассматривался, и теперь ас-Сабах знал, что делать. — Это нарушение договора. Мой отец дал тебе клятву, и я, как и все мои родственники, держу ее — дом Сауда двадцать пять лет финансирует проект “Тол-лан” Мы вложили в строительство Стены почти половину доходов от нашей нефти. Наш долг уплачен сполна.

Ему показалось, что он видит худое нервное лицо, обрамленное маленькой темной бородкой, глубокие, кофейного цвета глаза, слышит негромкий, словно надтреснутый голос отца. Аб-дулла ибн-Сауд, король Аравийский… Ас-Сабах видел его только по телевизору, но чужие воспоминания были такими живыми, такими яркими, что он на какую-то секунду поверил в невозможное. Своего собственного отца Тамим помнил очень смутно — ему еще не исполнилось пяти, когда Омар ас-Сабах, пораженный тяжелой формой паралихорадки, превратился в груду гниющего, отвратительно воняющего мяса и вместе со многими другими несчастными был подвергнут эвтаназии в местной передвижной клинике Геворкяна. Тот отец, который привиделся ему сейчас, казался сильным и мудрым. Ас-Сабаху хотелось бы иметь такого отца.

“Мы движемся по неправильному пути, — говорил отец. — Совет Семи сосредоточил в своих руках средства, на которые можно было поставить промышленные опреснители во всех вымирающих от эпидемий африканских деревнях. Вместо этого мы готовим человечество к чудовищной хирургической операции… Удалить пораженный орган всегда легче, чем вылечить его. Но я чувствую, что это ошибка. Поверь моей интуиции, сын. Сегодня цель проекта “Толлан” — строительство гигантских лепрозориев для больных паралихорадкой. Но завтра этого может показаться мало, и тогда Стена из символа спасения превратится в инструмент обычной политики. А ведь Совет мог бы вложить деньги в строительство универсальных очистных систем в зараженных районах, прокладку водопроводов через пустыню и горы, организацию спасательных станций в очагах эпидемий… Если бы не бесконечные бессмысленные войны, если бы не ненависть, огненной стеной вставшая между бедными странами и государствами “золотого миллиарда”, наверное, все могло бы повернуться иначе. И мы, наследники гордого Сауда и последователи мудрого аль-Ваххаба, не были бы вынуждены поддерживать врагов ислама, опутавших весь мир своей отвратительной паутиной. К сожалению, сын, остановить их не в наших силах. Поэтому мы должны стараться сделать то, что еще зависит от нас, — сохранить наш народ от вымирания и от страшных лагерей в глубинах Азии. Во имя этой цели мы будем помогать неверным. Но никогда — слышишь, Хасан, никогда! — Саудиды не выступят против братьев по вере. Ни словом, ни делом. Слава Аллаху мудрому и милосердному, мы достаточно богаты, чтобы платить врагам ислама за наше бездействие. Береги же заключенный мной договор, сын. Пусть никогда ни один наш подданный не поднимет оружия на мусульманина. Хватит с нас войн, Хасан. Мы и так стали предателями в глазах миллионов наших братьев — бедных, больных, лишенных чистой воды Давай же попробуем хотя бы не усугублять наше предательство, раз уж мы ничем не в силах помочь им…”

— Не гневи господа, Хасан! — заревели динамики. — Ты что, пытаешься откупиться от него? Кому ты рассказываешь о деньгах, сын Мохаммеда? Когда Египет и Судан задыхались от паралихорадки, твой отец тоннами закупал у нас дельта-вакцину. Ни одна упаковка не покинула пределов Аравии, ни одна! А когда шейхи Кувейта молили вас о помощи, вы согласились поделиться вакциной, но лишь в обмен на присоединение Кувейта к вашему королевству. Вот на что уходили деньги Саудидов, вот чем было куплено спасение вашей нации. И ты смеешь говорить, что твой долг уплачен?

Король знал, что Хьюстонский Пророк говорит правду. Когда в тридцатом году эпидемия паралихорадки выкосила треть взрослого населения Ближнего Востока, а еще треть превратила в безнадежно больных, обреченных на медленное умирание ущербных людей, Абдулла ибн-Сауд, используя свою дружбу с тогдашним президентом Североамериканской Федерации Дэвидом Финчем, договорился о поставках в страну лекарств — в том числе дельта-вакцины, — вывоз которых за пределы Федерации был строжайше запрещен. Обязательным условием поставок был запрет на передачу медикаментов странам “третьего мира”, что лишь углубило пропасть между тогдашней Саудовской Аравией и соседними государствами (хотя, справедливости ради надо отметить, способствовало объединению королевства с Арабскими Эмиратами, чьи лидеры предпочли потерю суверенитета поголовному вымиранию своих подданных).

— Я признаю наш долг, — склонил голову ас-Сабах. — Он воистину велик. Но поможет ли мое присутствие…

— Предоставь господу судить о том, что поможет его делу, а что — нет, — отрезал Пророк. — Ты отправишься на базу “Асгард” вместе с Робертом Фробифишером. 30 октября, за час до того, как Фробифишер нажмет кнопку и навсегда отделит овец от козлищ, ты выступишь с обращением ко всем мусульманам планеты и объяснишь им, что королевство Аравия и ты лично полностью одобряют происходящее. Можешь не особенно задумываться, как объяснять им это, — мои яйцеголовые уже подготовили для тебя все бумажки, от тебя требуется только толково их прочитать. И вот когда твоя речь прозвучит по всем информационным каналам, когда тебя услышат и увидят все, кто исповедует ислам и для кого твое слово хоть что-то значит, тогда и только тогда долг Саудидов будет уплачен. Ты понял меня, Хасан ибн-Сауд?

4. САНТЬЯГО МОНДРАГОН, ЛИТЕРАТОР

Конаково, Поволжье, протекторат Россия,

16 июня 2053 г.

Он проснулся в пять утра от пения соловьев.

Чертовы птицы устроили концерт в ветвях раскидистого дерева, название которого он так и не смог запомнить, хотя честно пытался. То ли метла, то ли бедла. Славянские языки всегда казались ему невероятно сложными.

Не то чтобы Сантьяго Мондрагон не любил соловьев. Милая птичка и поет неплохо. Но тех соловьев, которые заливались сейчас за окнами его спальни, Сантьяго Мондрагон с огромным удовольствием ощипал бы живьем. Он вырвал бы их серебристые язычки, скрутил бы их хрупкие шейки и бросил трупики благородных птиц в выгребную яму. Он проделал бы все это, не испытывая ни малейших угрызений совести. Угрызения совести — роскошь, которую не может позволить себе человек в его положении.

Трели проклятых пернатых перекатывались в голове жутким скрежещущим эхом. Помимо этого в ушах стоял не очень громкий, но постоянный гул, словно от уха до уха внутри черепа была протянута линия высокого напряжения. Ощущения, возникавшие при попытках повернуть голову, описанию не поддавались.

Анализ данных, получаемых от вкусовых рецепторов языка, недвусмысленно свидетельствовал, что последние несколько часов перед сном Сантьяго Мондрагон ел дерьмо. Возможно, запивая его мочой.