Я убью свое прошлое - Алексей Макеев

Илья прошелся по одной из них, перепрыгнул на вторую, третью и остановился, всмотрелся в мрак перед собой. Ни черта не разобрать, чернеет метрах в пятидесяти справа силуэт двухэтажного длинного здания, но делать там нечего, крышу казармы разобрали еще лет семь назад. Дальше – собственно полигон, там пусто и холодно, валяются гигантские полусферы – крышки шахт. Такую махину не упрешь, тут спецтехника нужна, и на части не распилишь, ибо опять же механизм особый требуется. Вот это подойдет – он подошел к «избушке на курьих ножках» – основательной будке из серого кирпича, возведенной по прихоти неизвестного архитектора на кирпичных же сваях. Крыша из цельной бетонной плиты на месте, стекла, конечно, давно вдребезги, но закрыты изнутри чем-то светлым. Как оказалось вблизи, листами картона, они слабо спасали от ветра, а мороз их не замечал. Зато в заброшенном помещении караулки не было снега и имелись дрова – прорва тех же коробок, груда ящиков из треснувших досок и куча старых газет. Домушка уцелела только потому, что брать здесь было нечего, а бомжи в местных лесах не водились. Поселковые тоже заглядывали редко, если только непогоду переждать, да и то летом, зимой, кроме мелкого зверья, сюда редко кто наведывался.

На полу обнаружилось старое кострище и обгорелое, но почти целое березовое полено посреди углей. Старая газетная бумага занялась охотно и почти не дымила, но сгорала мгновенно. Следом отправились разломанные фрагменты ящиков и прихваченная с собой гигантская ветка от поваленной ветром огромной высохшей березы, что росли возле разгромленного штаба. Илья уселся на пачку газет и протянул к огню ладони, отогревая замерзшие пальцы. Минут через десять он рискнул снять шапку, взъерошил короткие волосы и потянулся к рюкзаку. Вода, еда – заначки хватит только на один раз, дальше придется как-то выкручиваться. Как – зависит от того, как быстро он ответит на вопрос, который задавали ему не раз и не два разные люди, близкие и чужие, а он так и не знал, что им ответить. И сейчас должен забыть обо всем – о себе, об Ольге, о детях и об отце, пока не найдет решение этой задачи. Окончательное, единственно верное, с железными доказательствами своей правоты. Или ему не жить, и не только ему.

«Думай, кому ты дорогу перешел. Всех вспоминай, начиная с детского сада. Живых и мертвых», – повторил Илья про себя, привалился к стене и уставился на огонь. Самое время для медитации – за стеной воет ветер, в костре трещат дрова, и температура в помещении, определенно, уже поднялась выше ноля. Посему приступим. Он прикрыл глаза, запихнул ладони в рукава пуховика и приступил.

Мертвые тут точно ни при чем, сосредоточимся на тех, кто еще не покинул этот мир. И не с детского сада, с более поздних лет. Лучше всего вспоминать в обратном порядке, начав, допустим, с… Тут нить мысли натянулась от напряжения, грозя разорваться. Слишком много всего произошло, если перебирать все в обратном порядке, нужна отправная точка, от нее и надо стартовать. «Кому ты дорогу перешел», – отсюда и начнем, пожалуй. На работе – точно никому, начальство не злил, коллегам гадостей не делал, к карьерному росту был равнодушен, кабинетную работу терпеть не мог. И почти со страхом поджидал наступления зловещего возраста – сороковника, когда сопровождающего автоматически выводили из команды и предлагали заняться чем-то другим, не связанным с риском и физическими нагрузками. Да и не под силу коллегам и начальству, пусть даже и бывшим, такие фокусы провернуть: героин, Ольга…

«А кому под силу? Кому это надо? Кто превратил в ад нашу жизнь?» – мысль снова завела его в тупик. Да черт его знает… От досады Илья поднялся на ноги, потянулся и запрыгал на одном месте, замахал руками. Жаль, турника поблизости нет, подтянулся бы раз пять-шесть, чтобы кровь разогнать… Турник… Совсем недавно кто-то упоминал об этом снаряде. «Как ты «солнышко» на турнике крутил», – Илья не мигая смотрел на свою застывшую в нелепой позе тень. Турник виден из окна класса, где они сидели воскресным вечером того мутного странного дня. Сначала нарики с «розочкой» и ножом, потом клетчатый придурок, облитый пивом, потом…

– Не то, не то, – Илья чувствовал, что отгадка близко, но мысль перескочила на постороннее, с делом даже рядом не стоявшее. Враги… Не этот же идиот в клеточку, что врезал ему локтем по спине. «В жизни всяко бывает», – Илья словно слышал назидательный тон отца, выругался и вернулся в костру. – Сначала, – приказал он себе и принялся доламывать могучую сухую березовую ветку. Дерево тяжелое, гореть будет долго, есть шанс пережить эту ночь, но утром надо уходить отсюда, искать другую, цивилизованную берлогу. Снова не то, снова не о том…

Илья смотрел на огонь и повторял оборвавшуюся на самом интересном месте цепочку: школа – турник – Наташка – одноклассники. Как вспоминают прошлое, ее «измену», как Наташа ищет свою шубу, как они идут на крыльцо и разговор про маньяка. «Я его видела…» – нет, здесь что-то другое.

– Дальше, – приказал он себе. – Думай, вспоминай.

А перед закрытыми глазами уже разворачивалось действо – толпа, дым от сигарет, звон – кто-то отмечал радость встречи на морозе, появление Татьяны в обалденной шубе, молчание Натальи в ответ на каверзный вопрос. «Да, испугалась…» Он тогда отвернулся, чтобы скрыть досаду на лице, и увидел…

«Или это паранойя, или одно из двух», – Илья смотрел то на догоравший костер, то на пляску теней по потолку и стенам. «Я его сама не помню, он у нас только полгода проучился». Ошибиться невозможно, этот человек, которого первой почувствовала и яростно облаяла пару часов назад Хельма, был тогда вместе с ними в классе, он еще уступил ему и Наташке место, пересел вперед. И на крыльцо потом за ними потащился, рядом отирался. Картинка сложилась, Илья снова видел и Наталью в обнимку с роскошной Танюшкой, и оскаленного мужика с сигаретой в зубах на школьном крыльце. И звонок Логинова через два дня после вечера встреч. «Ее убили, это не обсуждается. Кто-то привел убийц сюда, показал цель. Но кто? Зачем?» – ответов по-прежнему не было, надо все проверить, убедиться, что нашел верный путь.

Обыск рюкзака ничего не дал, в карманах мобильник тоже не обнаружился. Илья встряхнул пустой рюкзак еще раз и принялся собирать в него разбросанные на газетах вещи. Все просто – телефон лежит там, где он его оставил: в кармане «рабочей» куртки, а она висит на вешалке в прихожей его квартиры. Ничего странного, собирался в такой спешке, что непонятно, как только «ТТ» и нож с собой прихватить не забыл. Теперь выход только один – вернуться, найти мобильник и посмотреть фотографии, что он сделал на вечере встреч.

У дома ждать его точно никто не будет, квартиру, где Серега обнаружил парочку «двухсотых», уже оставили в покое. Стационарный пост наблюдателей пока только здесь, у отцовского дома. И в городе, разумеется, усиление, но это вопрос решаемый. Пока он невидимка – караулить будут только здесь: демонстративно, нагло, действуя на нервы пожилым людям. И сковырнуть соглядатаев отсюда можно, только предъявив им себя – живого и здорового. Придется кинуть псам кость, жирную, сладкую, чтоб бежали за ней, как за течной сукой, бежали, пока не нарвутся на пулю. А сейчас надо умудриться поспать хоть немного, грядущий денек легким не будет. Самое поганое, что непонятно, как быть дальше, даже если предположение подтвердится, решение ни на шаг не приблизит его к разгадке. Все провернули исполнители, заказчика они и в глаза не видели, как и он их. И действовали они вслепую – причину, по которой надо убить именно эту женщину, «шестеркам» вряд ли назвали. И все равно не вяжется – Наталья мертва, а он пока отделался увольнением и подпиской о невыезде. Впрочем, она уже несколько часов как нарушена. Даже смешно.

– Завтра, – Илья натянул шапку по самые глаза, надел высохшие у огня перчатки. Хоть один крючок нашелся, не зря голову ломал. А остальное – потом, все теперь зависит от того, что он обнаружит в своем телефоне.

Утром «наружка» была на месте, машины те же, видно даже издалека. Пассажиры, возможно, сменились, но роли это не играет. Их надо заставить убраться отсюда, рано или поздно они озвереют и войдут в дом, чтобы допросить отца. Он и сам наверняка уже извелся, названивая на мобильник сына, так что можно представить, как батя встретит гостей. Методы этих тварей известны – запугивание, шантаж и все в таком духе. Кто знает, насколько хватит их терпения, когда начнут прессовать близких, и как перенесет это отец, чем кончится беседа.

На первый взгляд в отцовском доме все в порядке – носится по участку Хельма, роет мордой снег и делает вид, что не слышит строгих окриков хозяйки. Справиться с «азиаткой» под силу было только Илье и отцу, на слабейших и равных Хельма чихать хотела. Но все изменилось, когда на крыльце появился отец. Высокий, немного сутулившийся, в теплом зимнем комбезе и высоких ботинках, он рявкнул так, что собака застыла с заснеженной мордой и покорно побрела к хозяину. Позволила надеть на себя намордник и поводок, сама забралась в ненавистный «уазик» и вместе с отцом покатила из поселка. К инструктору поехали, не иначе, собака таких размеров и габаритов должна подчиняться хозяевам с полуслова, а с этим у Хельмы большие проблемы. Эмоциональная, своевольная, сила через край плещет, вот и приходится все эти достоинства корректировать. В городе спецов по серьезной дрессуре нет, поэтому ехать им час, не меньше, чуть ли не до Москвы. Зато «Нива» не тронулась с места, белая иномарка тоже позиций не сменила. Понятное дело, что отца и встретят, и проводят, а засаду в поселке снимать пока никто не собирается.