Я убью свое прошлое - Алексей Макеев

– Что там? – проблеяла из-за спины мужика живая и здоровая хозяйка дома. – Что случилось?

– Собака у соседей брешет, – ответил чуть насмешливо постоялец. – С чего бы?

Понятное дело с чего. Чужого почувствовала на охраняемой территории и все правильно сделала, ведет себя, как учили. Илья лег на живот и пополз обратно к бабкиному дому, залег в зарослях, выглянул из-за веток. Мужик бесцеремонно затолкал старуху в дом, захлопнул дверь и спрыгнул со ступенек на дорожку перед домом. Свет фар бил ему в спину, мужик топтался на снегу и неторопливо озирался по сторонам. Направился к дрожащему под натиском Хельмы забору, свистнул, чем еще больше разозлил «девочку». «Азиатку» поддержали псы с соседних участков, лай над поселком стоял знатный, в нем тонули голоса людей и звук работающих двигателей. По раздолбанной дороге за забором промчалась машина, Илья отполз назад, но успел заметить только промелькнувший белый бок приземистой иномарки и красные габаритные огни. Пополз обратно и замер на полдороге, уткнулся лбом в снег – бабкин «гость» шел прямиком к бурьяну. «Иди, иди сюда, – гипнотизировал мужика Илья, – мне с тобой поговорить надо. С теми двумя я погорячился, но выводы сделал. И следов никаких потом не останется, сортир рядом и промерз не до дна, по запаху чую…»

Шаги приближались, снег скрипел у самой макушки, Илья не двигался и боялся сейчас только одного – что его выдаст пар от дыхания. Мужику, к счастью, было не до того – он грохнул кулаком по забору и заорал:

– Хозяева! Собаку уберите, или я ее пристрелю!

– Рот закрой, или я тебя сам пристрелю! – отозвался отец, Илья ухмыльнулся, приподнял голову. Кто кого пристрелит – еще вопрос, у самих пистолеты найдутся…

После перебранки победила ничья – отец оттащил взбеленившуюся Хельму от забора, «постоялец» сгонял к воротам еще разок и сейчас неспешно возвращался обратно. Дальний свет фар погас, машина отвалила от ворот и пропала в темноте. Зато на крыльцо снова вынырнула бабка, из-за приоткрытой двери на лицо мужика упала полоска света, Илья приподнялся на локтях, вытянулся вперед. Мужик собирался закурить, шел, оскалившись, сжимая в зубах сигарету, шарил по карманам куртки в поисках зажигалки. «Оп-паньки». Илья снова лежал носом в снегу. Рискнул, поднял голову еще раз – все верно, он не обознался. Этого человека он уже видел раньше, и не очень давно. Но где – вспомнить не мог, как ни старался. Крутилась в голове догадка, но не давалась, ускользала, дразнила и пропадала в вихре мыслей.

«Кто ты будешь такой?» Илья хорошо рассмотрел человека и в фас, и в профиль, пока тот курил на дорожке. Хельма никак не могла успокоиться, звенела цепью, но до забора добраться не могла. Псы в поселке понемногу успокоились, тишина возвращалась в это благословенное местечко. Холод напомнил о себе, Илья поежился, отполз к забору и присел на корточки. Почему эта рожа, что докуривает сейчас у дома, ему знакома? Где он его видел, когда, кто был рядом, что говорил, что делал? И спросить некого, и к отцу соваться нельзя, и домой путь отрезан… А нужно где-то пересидеть эту ночь и хорошенько подумать, как быть дальше.

Свет в бабкиных окнах погас, в темноте мелькнула алая искра и погасла на лету. Заскрипели старые ступеньки, стукнула дверь, во дворе было пусто и темно. Илья выждал еще немного и рывком пересек двор, остановился у ворот. «Нива» никуда не делась, дежурила на том же перекрестке, что и час назад, вокруг машины бродили двое, пинали колеса и переговаривались. В тишине послышался звонок мобильного, и тот, что стоял спиной к Илье, потянулся к карману пуховика. Обернулся и неторопливо двинул к забору, снова скрипнула входная дверь.

На этот раз все было проще – въезд во двор перекрывала баррикада из полусгнившего пиломатериала. Эта груда лежала здесь лет десять, если не больше – когда-то в бабкином доме планировался ремонт, потом что-то произошло, и ремонт отложили до лучших времен. Времена пошли все хуже и хуже, доски гнили, а хозяйке было не до них. Но их время все-таки пришло – за ними Илью бы и сам черт не разглядел. Зато он все прекрасно видел – и насупленного бабкиного постояльца, и его собеседника, невзрачного, неопределенных лет человечка, скромно кивавшего в ответ на каждое слово. Переговоры закончились, все разошлись – кто в дом, кто в машину, только Илья не торопился покинуть свое укрытие за грудой досок.

«Двое с ножевыми… Серега нашел, окоченели уже… Пистолет забрал и глушитель. Через окно вошел, все тихо сделал, соседи не слышали». Все, теперь убийцу, Кондратьева Илью, будут искать с удвоенной энергией и злостью, если учесть, что каждому шпику скоро будет известно, как именно умерли те двое. Как и ментам, и прочим «компетентным» людям… Поэтому прочь отсюда, сейчас же и как можно скорее, не глядя на снег, мороз и поднявшийся к ночи ветер. Илья перебежал через двор, пробрался через кусты и с рюкзаком за плечами перемахнул несерьезный бабкин забор. Постоял в сугробе, осмотрелся. Белая иномарка тоже на месте, ждет гостя со стороны леса, а люди в «Ниве» караулят подступы к дому отца Ильи со стороны дороги.

Темный лес на горизонте застилали клубы поднятого с пустыря снега, кусты за забором стучали голыми ветками, шелестел бурьян. И еле слышно повизгивала от будки Хельма, нюх «азиатку» не подвел, она знала, что хозяин рядом, но не понимала, что происходит, почему ее посадили на цепь, ведь она все правильно сделала, защищала своих… Илья перебежал через дорогу, прокрался вдоль последнего забора и оказался на краю пустыря. Иномарка осталась позади, как и отцовский дом, как многое другое, что он если и увидит еще раз, то очень не скоро. Сейчас смерть идет следом за ним, он опасен, и любой может убить его абсолютно безнаказанно. И он должен бежать подальше от людей – от чужих, от своих, от всех. Илья оглянулся коротко и по целине, по припорошенным снегом кочкам зашагал к лесу, опустив голову и пряча лицо от колючего ветра.

В лесу стало тише и теплее, ветер с тягучим воем метался в верхушках деревьев, в лицо летела снежная труха. С пригорка вниз, в знакомый овраг, минуты три быстрым шагом по дну, взбежать вверх по склону – и вот они, обломки ядерного щита страны. До собственно обломков – затопленных шахт, где на страже родины сидели пять «тополей», еще километра три по открытому всем ветрам и чужим взглядам полигону, он туда не пойдет. Был, не раз и не два, бродил от одной шахты к другой, заглядывал внутрь. Но ничего, кроме черной воды и обрывков кабелей, там не было, да и те пропадали в бездне. Вспомнилась старая история – он тогда в школе учился, то ли в восьмом классе, то ли в девятом, – как теплым майским днем стал свидетелем фальстарта Третьей мировой. И не он один, а весь поселок с замиранием сердца смотрел вслед стартанувшему из шахты «тополю». МБР ушла в голубое небо очень тихо, в мгновение ока исчезла из виду, оставив после себя только затейливый белый инверсионный след.

– Началось, – без паники констатировал факт муж ставшей ныне старухой соседки отца, бросил лопату и ведро с семенной картошкой, которую прилежно закапывал в грядки в надежде на урожай. Подтянул спадавшие треники и вместе с сыновьями двинул к поселковому магазину. Через полчаса полки и витрины торговой точки опустели, не осталось даже детского питания, а жители прилежно заняли места перед телевизорами в ожидании «Лебединого озера». Но балет ни в тот день, ни на следующий не показали, зато в части разборка была грандиозная, отзвуки долетали даже до далеких от РВСН местных жителей. Командира части выперли куда-то очень далеко в географическом смысле, о причинах старта «тополя» уцелевшие подчиненные говорили двояко. Версий было две: самопроизвольный пуск и валенок на пульте. Народ склонялся ко второй, комиссия Минобороны виноватым сделала первый пункт. На этом все успокоилось, ровно до тех пор, когда президенты ядерных держав не решили, что пора разоружаться. «Тополя» утилизировали, шахты затопили, имущество вывезли, что осталось, приватизировали поселковые. Утащили все, кроме основательных кирпичных строений – штаба, казармы и домика КПП. Рядом когда-то был нехилый шлагбаум, но от него остался лишь погнутый столбик и фрагмент бетонного забора. Дальше, куда хватало глаз, плиты лежали на земле и уже успели порасти травой.

Илья прошелся по одной из них, перепрыгнул на вторую, третью и остановился, всмотрелся в мрак перед собой. Ни черта не разобрать, чернеет метрах в пятидесяти справа силуэт двухэтажного длинного здания, но делать там нечего, крышу казармы разобрали еще лет семь назад. Дальше – собственно полигон, там пусто и холодно, валяются гигантские полусферы – крышки шахт. Такую махину не упрешь, тут спецтехника нужна, и на части не распилишь, ибо опять же механизм особый требуется. Вот это подойдет – он подошел к «избушке на курьих ножках» – основательной будке из серого кирпича, возведенной по прихоти неизвестного архитектора на кирпичных же сваях. Крыша из цельной бетонной плиты на месте, стекла, конечно, давно вдребезги, но закрыты изнутри чем-то светлым. Как оказалось вблизи, листами картона, они слабо спасали от ветра, а мороз их не замечал. Зато в заброшенном помещении караулки не было снега и имелись дрова – прорва тех же коробок, груда ящиков из треснувших досок и куча старых газет. Домушка уцелела только потому, что брать здесь было нечего, а бомжи в местных лесах не водились. Поселковые тоже заглядывали редко, если только непогоду переждать, да и то летом, зимой, кроме мелкого зверья, сюда редко кто наведывался.