Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот почему перед тем, как написать первую строчку, я спрашиваю себя: «Что делает моего героя особенным? И что он чувствует, когда с ним что-то происходит?» Стоит мне ответить на эти вопросы, как все сразу становится проще.
Скажем, я хочу написать рассказ о мальчике с густыми бровями, который мечтает стать футболистом. Я начинаю с того, что выкидываю все слова из головы (они мне пока не нужны), закрываю глаза и пытаюсь представить своего героя. Рано или поздно он появляется перед моим мысленным взглядом.
Вот он – мальчик с густыми бровями. Стоит у ограды, бегущей вдоль футбольного поля, и завороженно следит за игрой старшеклассников. Наблюдая за полетом мяча, он забыл обо всем на свете: о мелких обидах, о двух пропущенных звонках от мамы, о своих густых бровях…
После того как воображение подсказало мне сцену – эмоциональную сцену с особенным героем, – я перехожу к словам. Мне уже не придется искать их с фонарем по уголкам памяти – слова сами выходят на свет, чтобы помочь мне описать увиденное:
Прежде чем откатить велосипед от сетчатой ограды, мальчик с густыми бровями бросил последний взгляд на футбольное поле. На нем еще играли старшеклассники. Хулиган с прыщавым подбородком, который постоянно задирал мальчика на глазах у всей школы, тоже был там: взмокший от пота, он носился взад-вперед и бессвязно ругался.
То, что у меня получилось, может стать началом истории. Конечно, пока это только набросок (я даже не придумал имена для персонажей), зато у нас уже есть главный герой, а также намечен конфликт. Мы узнали, что у мальчика есть враг – парень с прыщавым подбородком. Теперь я могу позволить себе «немного разгуляться» и развить эту сцену:
Уже стемнело. Из прожекторов на газонное покрытие лился спокойный и мягкий искусственный свет. Смотреть на поле было приятно, а вот думать о дороге домой совсем не хотелось. Осень, как всегда, наступила внезапно; пришла такая пора, когда крутить педали нужно вдвое быстрее, чтобы не замерзнуть. А два пропущенных звонка от мамы – лишняя причина пойти на рекорд…
«Нужно ехать».
Не успел мальчик с густыми бровями об этом подумать, как за оградой закричали: «Пас на меня!» Мяч, наконец вырвавшись с середины поля, зигзагами устремился к дальним воротам. «Я открыт! – хрипел парень с прыщавым подбородком. – На меня!»
Вот только он не был «открыт» – это было отлично видно мальчику с густыми бровями. Согнувшись над велосипедом, он смотрел на футбольную площадку так же внимательно, как его папа смотрит на свою шахматную доску. Сетчатая ограда очень похоже делила поле на равные квадраты.
Едва завладев мячом, парень с прыщавым подбородком оказался в окружении вражеских защитников. Он споткнулся в самый неподходящий момент – когда, готовясь к рывку, закрыл ладонью глаза… Наверное, ослепил фонарь. Теперь его очень быстро зажали в угол: атака захлебнулась.
Несколько минут спустя мальчик с густыми бровями уже катил велосипед по крутому склону холма. «Все-таки надо было подождать, – пробормотал он, покачав головой. – Создать напряжение в центре поля… А потом – заходить по левому флангу. Там фонарь с лета барахлит, не так ярко светит…»
Выдохнув облачко белого пара, мальчик с густыми бровями остановился перевести дух на макушке холма. Он задумчиво посмотрел на беззвездное небо… а потом прошептал: «Да. Все-таки – подождать».
В этом отрывке я попытался раскрыть героя, то есть показать его личные качества, взгляд на мир. Для этого мне (опять) нужно было понять, что он чувствует. Мальчик переживает, что дома его накажут за опоздание, но в то же время счастлив, наблюдая за игрой старшеклассников. Он не испытывает ненависти к школьному врагу, не радуется его поражению, а анализирует ошибки. И это, как мне кажется, поднимает моего героя в глазах читателя.
Пока я не стану ничего редактировать (сначала эмоция – потом слова!) и попробую развить эту историю дальше, введя новых персонажей: маму и папу. Кстати, диалог – отличный способ создать еще один внешний конфликт.
Итак, представим, что мальчик наконец доехал до дома. Поздний вечер, ужин давно остыл, и родители недовольны. Похоже, назревает разговор.
– Шахматный сезон в самом разгаре, а ты шатаешься непонятно где! – проворчал папа, нахмурив брови (они были намного гуще, чем у мальчика). – Помнишь, что обещал поработать над эндшпилями?
– Может, лучше завтра? – робко вставила мама. – Ты же видишь, он очень устал.
– Да, но если он хочет стать хорошим шахматистом…
– Не знаю, хочу ли я вообще быть шахматистом! – неожиданно для себя самого выпалил мальчик. А потом, немного успокоившись, сказал: – Может, я запишусь в футбольную команду…
Перед тем как набросать этот диалог, я снова задумался о чувствах своих героев. Папа недоволен, что его сын не любит шахматы так сильно, как он сам. А мама волнуется за них обоих и не хочет доводить до конфликта. Конечно, литературные персонажи (как и большинство нормальных людей) редко кричат: «Я недоволен!» или «Я волнуюсь!» Но именно эти «крики» читатель и должен «слышать» между строк. Итак, эмоция персонажа, переведенная автором в слова, должна вернуться к читателю.
В завершение осмелюсь дать еще один совет. Перед тем как начать писать, задумайтесь об истории в целом. Ведь в конце намеченные конфликты должны разрешиться, а герой – стать лучше (или умереть – тоже вариант). Короче говоря, наши эмоциональные сцены должны привести читателя к кульминации – самой-самой ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ сцене из всех!
Например, как могла бы закончиться история мальчика с густыми бровями? Я закрываю глаза и представляю себе кульминацию.
Вот он – уже капитан футбольной команды, бежит по футбольному полю, прорываясь к воротам. Не зря он крутил педали вдвое быстрее, не зря играл с папой в шахматы. У него быстрые ноги, он знает, когда пойти в атаку. Сейчас. Идут последние минуты дополнительного времени. Другие игроки обливаются потом – они отвлекаются, чтобы протереть глаза. Но густые брови отлично впитывают влагу… Мальчик знает, что не промахнется. Он забьет гол на последних секундах, и тогда даже папа вскочит с места на трибуне, чтобы крикнуть: «Вот это – эндшпиль!»
* * *
Саша Карин – автор издательства Popcorn Books, подрабатывает журналистом и помощником киносценариста. Ушел с филфака, играл в группе и мечтал стать рок-звездой. Сейчас живет в доме в лесу, где ищет эмоции, чтобы превратить их в слова для новой книги.
С чего все начинается… Неделя № 1
Взгляни напоследок на пустую страницу.
Что ты видишь? Ничего? Чистый лист?
Возможно. Но что, если «ничего» – это очень даже что-то? Что, если твоя история уже лежит прямо перед тобой, спрятанная под толстым слоем снега? Возможно, она дрожит от холода и отчаянно ждет, когда ты возьмешься за лопату и откопаешь ее. А может быть, твоя история прячется прямо перед тобой. Возможно, чистый лист – это маяк, яркий свет которого дает тебе понять, что твоя история здесь, замерла в ожидании.
Неважно, какой ты видишь пустую страницу – теплым приветствием или монстром, которого нужно побороть, – как только ты напишешь свои первые слова, она превратится в нечто новое. Она перестанет быть пустой страницей. И с каждым словом, которое ты пишешь, ты приближаешься к цели, к концу
- Свет и камень. Очерки о писательстве и реалиях издательского дела - Т. Э. Уотсон - Литературоведение / Руководства
- Русская эмиграция в Китае. Критика и публицистика. На «вершинах невечернего света и неопалимой печали» - Коллектив авторов - Литературоведение / Публицистика
- Русский канон. Книги ХХ века. От Шолохова до Довлатова - Сухих Игорь Николаевич - Литературоведение
- Андрей Платонов, Георгий Иванов и другие… - Борис Левит-Броун - Литературоведение / Публицистика
- Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами - Эмма Смит - Зарубежная образовательная литература / Литературоведение
- Weird-реализм: Лавкрафт и философия - Грэм Харман - Литературоведение / Науки: разное
- Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов - Культурология / Литературоведение
- Постмодернизм в России - Михаил Наумович Эпштейн - Культурология / Литературоведение / Прочее
- Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта - Павел Елисеевич Щеголев - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Русская литература. Просто о важном. Стили, направления и течения - Егор Сартаков - Литературоведение