Как убить золотого соловья - Войтек Стеклач

– Уверен, это будет сенсация! – набрал новую порцию воздуха Анди. – Молодой певец, лауреат «Кокоржинского дрозда», едет, видишь ли, в Прагу. Сам он из деревни, но у них там есть ансамбль… Ребята, конечно, не профи…

– Не профи? – переспросил я.

– Ну, не профессионалы, – снисходительно пояснил малыш Анди. – Но группа что надо. И вот этот козел…

– Какой козел?

Любовь Анди к жаргонным словечкам меня несколько сбивала с толку.

– Ну, козел, который выиграл «Дрозда», ясно?

– Ага.

– В общем, он думает, что он звезда, второй Готт или, к примеру, Пилат. Понял?

Это я понял. Любой из жрецов поп-музыки с радостью заменил бы Маэстро. До сих пор я следил за полетом творческой мысли Анди без особого напряжения.

– Ну вот, – сказал Анди, – значит, этот идиот в Праге. Так, да?

– Тебе виднее, – заметил я. То, что козел превратился в идиота, от меня не ускользнуло.

– Само собой, – заявил Анди. – Думает, его там только и ждали.

– Да ну? – Меня разобрало любопытство. – А его, ясное дело, никто не ждал?

– Точно, – обрадовался, почуяв мой интерес, Анди, – в этом-то вся и штука!

– А потом он возвращается в родную деревню к своему комбайну, и каждое воскресенье эти лабухи играют на танцах… – предложил я приемлемую, на мой взгляд, развязку душераздирающего сюжета.

– К какому комбайну? – растерялся Анди. – Я что, сказал, что он комбайнер?

– В общем-то нет, просто…

Анди присвистнул.

– А я и забыл, что у этого типа должна быть профессия… Постой, может, сделать из него механизатора?

– Годится, ловкий ход.

– Но главное впереди, – ликовал Анди, – главное – интрига!

– Как, это еще не все? – притворно ужаснулся я. На самом деле бред диск-жокея меня искренне забавлял.

– Да что ты! В этой дыре, где он, стало быть, работал механизатором, у него была девица!

– Маруна, – предложил я, но в голове Анди созрела другая идея.

– Да не Маруна, а Итка. Эта его девица тоже пела с теми лабухами. А когда он дернул в Прагу…

– Кто, козел? – перебил я.

– Ну да, этот идиот, – продолжал Анди. – Их, как говорится, развела судьба, и вот Итка получает письмо от одной популярной певицы: перестань, мол, зариться на своего дружка, мы, мол, с ним собираемся пожениться. Потому как она знаменитая и этот тип тоже таким станет.

– Но ведь она, эта твоя знаменитость, не могла знать…

– Чего? – забеспокоился Анди.

– Прославится козел или нет.

– И не знала, – горячо начал объяснять Анди, – но ведь она в него втюрилась.

– Так что бы ей, при ее-то блате, не помочь ему? – поинтересовался я, злорадствуя, что Анди заблудился в дебрях собственного сюжета.

– Э-э, ты ее не знаешь, – глубокомысленно подмигнул Анди, – такая, между нами говоря, стерва!

– Кто? Маруна?… То есть нет… Итка?

– Да нет же, – сказал Анди, – я про певицу. Она представляла себе дело так, что этот тип пробьется сам.

– А когда он не пробился…

– Ну да, – закончил Анди, – она его бросила.

– Зараза, – подытожил я.

– Не говори, – согласился Анди.

– И чем же это все кончится?

– Что – все?

– Да эта история с козлом и Иткой, которой та зараза написала письмо.

. – Они поженятся, – восторженно объявил Анди, – Итка его простит.

– Обалдеть, – я был просто сражен, – ничего не скажешь, Анди, здорово закручено.

– Правда? – обрадовался диск-жокей. – Меня, понимаешь, тошнит от всяких там подделок под Шекспира и компанию.

– Верно, – сказал я. – Оригинальное творчество – великое дело.

– Не прибедняйся, Честик, ты тоже кое-что можешь!

– И мне так казалось, – голос мой окрасился скорбью, – но вашему сюжету остается только завидовать.

– Смотри не укради!

– Боже сохрани, – развеселился я, – честное слово, не украду.

– Ты настоящий друг, – похвалил меня Анди. – На премьере в Карлине мы с Томом оставим тебе место в нашей ложе.

– Спасибо, – растрогался я.

– И тут такой прокол, – погрустнел Анди. – Я-то думал, что Итку, этого самородка из глубинки, будет играть Зузана.

Зузана… Слова Анди вернули меня от беспечной болтовни к горькой действительности. Так вот как выглядит мюзикл, который, согласно вчерашним откровениям Гертнера, был списан с нашей истории. У меня не было причин не верить простодушному Анди. Да, узнать нашу историю во всем этом мог бы, сняв слой всевозможных напластований, только искушенный психоаналитик. И Томаш еще мечтает о Карлине! Какое счастье, что Зузана Умерла…

– Я думал, у вас дело на мази, – сказал я Анди, – ведь ваш мюзикл вроде бы ставят в Жижкове на Малой сцене?

– Ну да, мы репетировали в субботу допоздна, но это все еще в процессе становления, ясно? «Работа в процессе», Джойс, понял?

Речь Анди пестрила этими двумя словечками, «ясно» и «понял» со знаком вопроса, хотя ничего такого, что требовало бы приложения усилий для уяснения и понимания, он не высказывал. Всякий раз, когда с языка Анди слетало: «И вот я перешел улицу, понял?» – мне хотелось вставить: «Как не понять, Анди, ты перешел улицу!» Впрочем, моя душевная чуткость никогда не позволяла мне вести себя так недостойно, и я трусливо уверял себя, что тут виновата скорее наша родная речь, чем интеллектуальные потенции ее осквернителя.

– Как бы то ни было, Зузане эту Итку уже не сыграть, – хмуро сказал я.

– Прости, – застонал Анди, – я, наверное, натрепал много такого, что тебе больно слышать! Но все же имей в виду, Честмир: если не в Карлин, то на Малую сцену, на премьеру, ты просто обязан прийти.

20

– Cui bono? – спросила Геда. – Кому на пользу? Было начало второго. Мы сидели в комнате Геды в редакции «Подружки».

– Это все теория, – возразил я. – В нашем случае ответ звучит: никому.

Я точно воспроизвел Геде свой сегодняшний разговор с капитаном. Вернее сказать – допрос.

– Погоди, – сказала Геда. – Старайся видеть вещи объективно. Вот, допустим, я…

– Ну уж ты-то тут вообще ни при чем.

– Ты думаешь? – улыбнулась Геда. – Судя по тому, что ты мне говорил, этот твой грешный капитан, – скаламбурила она, – вполне может рассуждать так: они разведены, но все еще поддерживают отношения. Он больше не женился, она тоже пока не вышла замуж. Почему? И первым человеком, с которым он поспешил поделиться и посоветоваться, была его жена.

– Чтобы она потом в свою очередь поделилась с половиной Праги, – саркастически заметил я.

– Что ты хочешь этим сказать? – смешалась Геда. Я кивнул в сторону канцелярии:

– Богунка.

Моя бывшая жена слегка покраснела:

– Это к делу не относится. Дай мне, пожалуйста, договорить.

– Молчу, – уступил я.

– Ну вот, – продолжала Геда. – Этот твой капитан вполне может рассуждать так: появилась опасность, что ты во второй раз женишься, и я…

– Да, но капитан знает, – возразил я здраво, – что мы с Зузанкой разошлись. Уже полгода назад. А еще ему известно, что мое место занял Богоуш Колда и что в тот вечер, прежде чем должен был прийти я, он с Зузанкой… занимался любовью, – благопристойно закончил я.

– Конечно, – кивнула Геда, – я только хотела показать, как сложна объективная оценка. Ты делаешь ошибку, ломая голову над тем, кто мог убить, потому что…

– Извини, – перебил я, – но если это ошибка, я ее делаю из-за того, что подозревают меня. И кажется, только меня одного.

– И эта мысль тебе не дает покоя, у тебя в голове засело, что ты не убивал. А если не исходить из самозащиты, надо мыслить иначе. Тогда, может быть, ты что-то вспомнишь, что-то такое, что тебе пока кажется не стоящим внимания, малозначительным, но что на самом деле и есть главное.

– И как же мне действовать?

– Представь себе, – предложила Геда, – что ты мог это сделать. Теоретически. Ты, как любой другой. И сопоставляй свои возможности и свои мотивы с шансами всех других.

– Но я это и делаю!

– Нет, – сказала Геда, – ты подозревал то Бонди, то Колду. А когда оказалось, что зря, попал в тупик. Тебе больше некого подозревать. Нет, это никуда не годится.

– Точно, – горячо поддержал ее я.

– Постой, – не дала сбить себя Геда. – Пойми меня правильно. Я хочу убедить тебя, – она запнулась, – в твоих же интересах, разумеется… рассуждать иначе. Объективно.

– Это не так легко, – возразил я. – Ведь передо мной скорая и единственная перспектива быть арестованным, если я…

– Именно, – сказала Геда, – убийство вообще-то вещь немудреная, но далеко не всегда. Сегодня вторник, а это случилось в субботу. Завтра тебя вряд ли арестуют. Ухватись за то, что побуждает тебя задуматься, что вызывает малейшее сомнение. Это единственно разумное Решение.

И я принялся прикидывать:

– Убийца, конечно, не я, ну да ладно. Прежде всего, когда я пришел к Зузане, было заперто. Других ключей, кроме тех, что милиция забрала у меня, в квартире не нашли. Значит, у кого ключи, тот и убийца, потому что у Зузаны, насколько мне известно, были только две связки. Ту, что держал у себя я, она хотела получить у меня обратно.