Кржижановский - Владимир Петрович Карцев

имела много друзей, среди которых верными спутниками и защитниками ее были Миша Сильвин и Анатолий Ванеев. Прошел даже слух, что они с Сильвиным близки к тому, чтобы объявить о помолвке. Более подходящей ему по возрасту была, конечно, Августа, но лукавый властитель встреч давно уже сплел судьбы их всех в своем хитром узоре, в своих бесовских выдумках. Глеб, не отводя глаз, смотрел на ее густые волосы и не смог бы теперь хладнокровно и объективно описать ее — цепь логики и объективности обрывалась…

Он смотрел на нее теперь по-новому, как бы впервые. Легкая походка Зины, ее грациозные движения, когда она меняла положение на маленьком венском стульчике, захватили его невиданной магией. В гипнотическом забытьи он пил чай с абрикосовым вареньем, с бубликами, ничего не понимая и поражаясь себе. Уже выйдя из дома вместе с соседкой, поспешавшей недалеко, он вдруг почувствовал, как блаженное и странное состояние прервал голос случайной спутницы, порвал паутину, искусно сотканную судьбой, превратил долину мечты опять в Кизеветтерскую…

— Ну что ты растерялся, Глеб? — ласково и тихо спросила соседка, а Глебу казалось, что разрушается с грохотом целый мир. — Не знаешь, какую выбрать? Носатую бери, на ней женись! Больно хороша!

И ушла, оставив Глеба в недоумении: что было с ним? Что произошло?

Он начал привычно анализировать, умозаключать, поворачивать аргументы то радостной солнечной стороной, то окунать их в густые тени, и постепенно все прошло, мысли спокойно потекли по разработанному руслу логики, справедливости и целесообразности. Все вернулось на круги своя, и уже через несколько дней он лишь краснел при воспоминании об этом странном вечере. Все стало как раньше, и Зинаида вполне могла ничего не заметить.

Глеб окунулся в работу. Он хотел получить доказательство тому, что крестьянские кустарные артели под действием новых условий не крепнут и развиваются, как утверждал Анненский и другие идеологи «народного производства», а, наоборот, разоряются и прекращают свое существование, как считал Старик.

— Производство столового и ремесленного ножа, — говорил, давая задание Глебу, Анненский, глава Статистического управления губернской земской управы, — согласно полученным цифрам уже в значительной степени приближается к фабричному, или, правильнее сказать, мануфактурному производству. В нашей Нижегородской губернии столовый нож работает около 400 человек, из них на базар отдают около шестидесяти, а хозяину — двести семьдесят с чем-то человек. Хорошо бы показать, что эти крестьяне не входят в сферу действия капитала, не эксплуатируются им, а страдают от искусственных давлений на народный строй. Их хозяева — это такие же, как и они, кустари, крестьяне-кулаки. А самостоятельно работающие кустари совсем свободны. Как можно говорить об их порабощении капиталом? Даже если взять производство складного перочинного ножа — оно занимает промежуточное положение между производством столового ножа и производством замков, — то и здесь, хотя большая часть работает на хозяина, осталось до сих пор много самостоятельных кустарей, имеющих дело прямо с рынком. Вы понимаете задачу?

— Понимаю, разумеется, — сказал Глеб, глядя своими громадными глазами прямо в пенсне Анненскому. Про себя подумал: «Хочет моими руками получить материал против выводов Старика. Ну что ж, изучим, сопоставим цифры».

Новая должность инженера по кустарным промыслам при Нижегородском земстве принуждала Глеба много путешествовать по глухим уголкам губернии, но это не помешало ему принять самое активное участие в работе нижегородской социал-демократической группы, где играла важную роль Зинаида: группа состояла из Розанова, Кулябко, Румянцева с женой, сестер Рукавишниковых, а также молодых рабочих — Яши Пятибратова, Миши Громова и других. Зинаида уже успела организовать здесь благодаря своему огневому темпераменту печатание прокламаций; они распространялись на заводах, веером расходились по рукам вместе с нелегальной социал-демократической литературой. Пользовался успехом Плеханов-Бельтов — «К развитию монистического взгляда на историю», о тетрадках Старика «Что такое «друзья народа»…» и говорить нечего — они служили основой борьбы с группировавшимися вокруг Анненского народниками.

…В далеких деревнях глухого Ветлужского края Глеб все больше и больше убеждался в том, насколько прав Старик. Оказалось, что статистики Анненского следовали английской прибаутке о трех видах лжи, худшим из которых является статистика. Они упорно не замечали эксплуатации кустарей скупщиками, рынком. Мечты народников о «настоящей» народной промышленности покоились на зыбком песке. Глеб посетил многие деревни и видел картины такого ужасающего разорения, которые ему не могли бы и присниться. Все эти картины были жуткими в своей реальности иллюстрациями к мыслям Старика, а ведь Старик в этих уголках никогда не бывал. Недавно по Волге прокатилась холера, несколько лет бушевал голод, многие деревни были заброшены, и лишь одинокие полусумасшедшие старики, оставленные умирать, приветствовали Глеба своими иссохшими руками. В сравнительно благополучном Сергачском уезде, в деревне Карге, крыши изб раскрыты, солома пошла на корм скоту, заборы и плетни разобраны на дрова, изможденные люди едва передвигали ноги, не было молока у исхудавших матерей, дети росли заморышами, голодный тиф косил людей.

Глеб спросил о промыслах. Молодой парень с какой-то сумасшедшинкой в глазах вдруг схватил его за руку, поволок за околицу села к лесу, к кладбищу. Глеб, испугавшись, упирался.

— Не бось, не бось, — уговаривал его мужик, и Глеб решил взять себя в руки. До кладбища, однако, не дошли: парень увидел вблизи дороги осиновый кол и показал на него Глебу.

— Что здесь? — спросил тот, недоумевая.

— Ведерко, да молоток, да прочий струмент. Последний наш шпикарь закопал. Сказывал, боле никогда не обратится…

Действительно, как убеждался Глеб, удержаться какому-нибудь «гвоздарю», или «шпикарю», или «ножечнику» в конкуренции с такими промышленными гигантами, возникшими в Нижегородской губернии, как Сормовский завод, было делом безнадежным. Рабочий на заводе, конечно, эксплуатируемый, конечно, обогащающий хозяев, конечно, работающий свои одиннадцать с половиной часов в день, получал за это 5–6 рублей в неделю, а «свободный шпикарь» за свою самостоятельную работу по 14 часов в сутки зарабатывал в неделю 70–80 копеек. Вот и закапывали кустари свой нехитрый инструмент в землю, шли на заводы. Осиновый кол, вбитый в землю безвестным кустарем, показался Глебу знаменательным символом судеб разбитых Стариком народнических теорий. Глеб собрал богатейший материал, и земство было тем очень довольно. Оно наконец получило объективную картину. Земство предложило Глебу постоянно работать в Нижнем при окладе 250 рублей в месяц. Три тысячи в год! Глеб никогда не представлял себе, что может зарабатывать такие деньги. Он обещал подумать, но мысли его были заняты в основном Зинаидой Павловной.

Она была тогда молода, красива, самоотверженна, романтична, она видела многие вещи в гораздо более розовом свете, чем это было в действительности.

Радченко и Глеб с пониманием отнеслись к предупреждениям Старика о строгом соблюдении конспирации,