Просто металл - Борис Некрасов

Съемщица опечатала банку с золотом, и они с сопровождающей прямиком через полигон пошли к следующему прибору.

— Топайте и вы, давайте, — предложил Лешка товарищам по смене. — Трап я и без вас обмету. И сетку прилажу заодно.

Он проводил ребят долгим настороженным взглядом, дождался, когда последний из них скрылся за ближайшим отвалом, и стал действовать. Он ринулся к облюбованному заранее валуну, ткнул его под транспортерную ленту и ловко ударом лома заклинил ее. Бросив беглый взгляд на дело рук своих, убедился, что снаружи ничего не заметно, но в этот момент раздавшийся сзади шелест гальки заставил его испуганно оглянуться. На зыбком склоне галечного отвала стоял Виктор Прохоров.

— Ремонтируешь? Чего ж один? Помочь, может быть?

Лешка учуял в его голосе недоброе.

— Топай мимо, — кивнул он в сторону. — Без помощничков обойдусь.

— Отчего ж? Я помогу. Поглядим, что там у тебя, стряслось… — Не лезь, говорю! — В голосе Важнова послышалась угроза.

Виктор оглянулся. Метрах в тридцати — Лешке снизу это не было видно — остановились только что ушедшие отсюда ребята, встретив идущих им на смену девушек.

— Э-гей! Хлопцы! — крикнул Прохоров. — Скорей сюда! Авария!

Лешка воровато оглянулся. Отступать было некуда. Путь по обе стороны отвала ему в любой момент мог преградить Прохоров, сзади был наполненный водой котлован.

— Ты чего, олень? — изменил он тактику. — Чего пристал? Тронулся, что ли?

— Сейчас посмотрим.

— Факт — тронулся. Ребята, чего он пристал? — увидел Важнов появившихся из-за отвала горняков. — Прилип, как к подследственному: чего да чего? Скажите ему, что я для дела остался.

Все повернули головы к Прохорову.

— А ну-ка, — попросил Виктор, — посмотрите кто-нибудь, что вон там под лентой у четвертого катка. Это и есть его дело.

Клава и Генка бросились к эстакаде. Воронцов присвистнул.

— Чистая работа! Ты смотри, как приспособил сволочь! Ленту заклинил камушком. Лента как лопнет, камушек и свалится вниз. Гадай, что к чему. Со знанием дела пакостит негодяй!

Но Клава, которой и так было уже все ясно, не слушала брата. Размахивая кулаками, с глазами, полными слез, она наступала на Лешку.

— Подлец! Подлец! — только и могла выговорить девушка, задыхаясь от обиды и негодования.

Лешка, оскалился, как затравленный волк:

— Но-но! Полегче с кулаками. Это еще доказать надо. Не лезь, говорю!

Он замахнулся. Не для того, чтобы ударить, может быть, а так, попугать. Но Генка перехватил его руку.

— Ты что, мразь?! Ударить хочешь?

Лешка вырвал руку, отступил на шаг, споткнулся и чуть не упал в воду. Но Генка успел схватить его за за грудки и развернул спиной к отвалу.

— Погоди тонуть, а то тюрьма осиротеет.

Важнов рванулся, схватил камень, замахнулся.

— Уйди, убью!

Генка умел драться. Ребята рассказывали потом: им показалось, что камень, выскользнув из разжавшегося Лешкиного кулака, на какое-то мгновение повис в воздухе, а сам он плашмя, с лета, ударился спиной о склон отвала и сполз вместе с галькой обратно к Генкиным ногам. Тут же вскочив, он слепо, по-бычьи наклонив голову, бросился на Воронцова, но наткнулся на встречный удар и снова опрокинулся навзничь.

— Убью-у-у! — взревел он, пытаясь опять подняться на ноги, но Прохоров толчком усадил его обратно на камни.

Генка сделал шаг вперед.

— Хватит! Оставь что-нибудь для прокурора, — остановил его Виктор.

— Убью, — сплевывая кровь, уже тихо повторил Важнов. — Сам к стенке встану, а тебя, гада, убью! — Он заскрипел зубами. — У-у! Не приколол я тебя, как кабана, тот раз…

Генка, обматывая платком кулак, пораненный о Лешкины зубы, ответил спокойно, с усмешкой.

— Припомнил все-таки, значит? Ничего! Второй раунд тоже за мной. В третий раз столкнемся — раздавлю, как гада. А ну! — прикрикнул он. — Мотай отсюда, не порть пейзаж девушкам!

Лешка тяжело поднялся, утерся, размазывая рукавом кровь по лицу, и выдавил, глядя на Прохорова:

— С тобой, Цыган, у меня тоже расчет будет. Полный!

Генка расхохотался почти весело.

— Нет, — как вам нравится это «тоже»? Смотри, Витя, достанется тебе, как мне бедному. Ну?! — повернулся он к Лешке.

Тот обвел всех тяжелым ненавидящим взглядом, словно запоминая всех участников этой сцены, на этот раз промолчал и, не оглядываясь, побрел к поселку.

Прохоров рассказывал торопливо, захлебываясь словами от возбуждения:

— Старик это все. На рыбалку позавчера это мы так, для виду, пошли. А сами совет держали. «Погляди, он мне говорит, за шестым прибором, пока я отдыхаю вроде. Погань, говорит, какая-то там вредничает, не иначе». Он Лешку подозревал, наверное, но хотел с поличным поймать. Вот я и поддежуривал здесь, благо в вечернюю смену эту неделю. Вчерась зря просидел, а сегодня вот — клюнуло.

— Хорош язь!. — похвалил Генка. — То-то я тебя вчера здесь на полигоне приметил. И чего, думаю, не спится человеку? А ты, оказывается, в детективы подался. Шерлок Холмс и майор Пронин от зависти лопнули бы.

Виктор не понял:

— Какой майор?

— Неважно. Есть такой у Овалова. А кто такой Овалов? Это — не Конан Дойль. Конспираторы! Не могли нам сказать! Что мы сами не уследили бы?

Чувствовал он себя немного обиженным — недоверием, вероятно. Не давали покоя и лавры, доставшиеся на долю Карташева и Прохорова. И еще — досада. Вроде как бы все они в дураках остались, обманул их этот проходимец. А тут еще Виктор подлил масла в огонь.

— Не уследили же, — возразил он, — И потом старик предупреждал, чтоб никому. Кто вас знает, может, вы таким способом соревнование выиграть у девчат решили.

— Что?! — Генка сжал кулаки. — Что ты сказал? Повтори!

— Не хорохорься, — примирительно сказал Прохоров. — Понравилось искры из глаз выколачивать? Теперь ясно, что вы здесь ни при чем. Только ведь за такое дело все равно вся бригада в ответе.

У Клавы наступила нервная разрядка, и она плакала горько, как ребенок:

— Ой, девочки! Что теперь будет? Что же это будет, а?

— А чего будет? Судить его, наверно, будут, и все, — сказал кто-то.

Засуетился Серков.

— Ох, зачем вы его отпустили? Изолировать его надо. Вы его не знаете! Как бы крови не было. Он в крайности на все способен.

— И как это ему так тебя перепугать удалось? — перебил его Воронцов, — Прямо Бармалей какой-то! Если уж ты так боишься, то выхлопочи себе бюллетенчик у фельдшера — бывает, что дают в результате нервного потрясения — и запрись.

Не исключено, что и сам Генка чувствовал себя не совсем спокойно, но в этом он даже себе не признался бы.

— Девочки, — напомнил он, — а фрегат-то ваш уже полчаса вне плана стоит. Зрелищ больше не будет, а на хлеб надо самим зарабатывать. Коля, ты для успокоения возьми ломик и выковырни это вещественное доказательство из-под ленты, а то им еще полдня стоять придется…

— Будем судить, — сказал Проценко, когда ему доложили о случившемся, и выговорил все же Карташеву: — Что же, ты Семен Павлович, не сказал нам с Гладких ничего о подозрениях своих? Видел, во что это вылилось? Самосуд учинили. Впору хоть самих под суд.

Возразил Витька Прохоров: — Никакой не самосуд, Павел Федорович. Ну, двинул ему пару раз Воронцов. Так это же он в порядке самообороны вроде.

— Вроде! — хмыкнул Проценко. — Насчет самообороны никакие вроде не пройдут у прокурора. Ладно, идите, — махнул он рукой. — Разберемся.

Но Важнов исчез с участка, а спустя три дня делом о его гибели уже занимался угрозыск.

— У меня лично не вызывает никаких сомнений, — сказал следователь начальнику участка и парторгу, — что мы имеем дело не с несчастным случаем; а с убийством. Пока это — между нами, разумеется.

Проценко встал.

— Убийство? Не может быть!

— Почему же не может быть? — спокойно возразил следователь. — К сожалению, бывает еще.

— Но я не могу себе представить…

— Погоди Павел Федорович, — остановил его Гладких. — Вероятно, это не только интуиция, но у товарища следователя и доказательства какие-то есть. Кто убил? Мотивы?

Следователь не ответил, а продолжал, как бы рассуждая вслух:

— Шурф, в котором обнаружен труп, недостаточно широк, чтобы в него можно было свалиться, оступившись, вниз головой. А уже падая, тело не могло бы перевернуться. Для этого ствол шурфа слишком узок. Но и это не единственное сомнение. Смерть, по утверждению эксперта; наступила мгновенно. Причем череп проломлен каким-то твердым предметом в результате сильного удара. Это, конечно, мог быть и камень, о который ударился убитый, падая с восьмиметровой высоты. Но дело в том, что я самым тщательным образом исследовал шурф. Дно его заилено, и никаких камней там нет. Нет выступающих камней и на стенках шурфа. Словом, в результате падения в шурф — я имею в виду именно этот шурф — такого повреждения черепа просто не могло быть.