Бисер для трех поросят - Татьяна Сахарова

Мужик навел на меня резкость, после чего расплылся в довольной пьяной улыбке, обнажая черные пеньки зубов:

— О-о-о…. заходи, красавица! Тяпнешь с нами рюмочку, зажуешь селедочкой за здоровье аменинника.

Мой несчастный вестибулярный аппарат, уже вкусивший сивушные ароматы, распространявшиеся из квартиры, живо отреагировал на подобное предложение. К горлу подкатил комок и там и застрял, затрудняя дыхание. Между тем гостеприимный алкоголик продолжал хлебосольничать:

— Ты заходи, не стыдайся. Мы сегодня юбилей справляем, — на этом он смачно икнул и едва не грохнулся, с трудом удержавшись за дверной косяк.

— Простите, — вежливо начала я, — мне нужен Пришвин Всеволод Георгиевич. Вы не подскажете, как его найти?

На репе мужика отразились глубокие раздумья. С моей стороны, было жестоко так напрягать вопросами его уставший организм. Но что поделаешь? Мне нужна информация, и придется вытряхнуть ее любой ценой. Если владелец «Этуаля» переехал в другое место, то у новых жильцов, даже если они и законченные пропойцы, могли сохраниться его координаты.

— Вован! — Это мужик вышел наконец из неблагодарной роли роденовского Мыслителя и крикнул кому-то в глубь квартиры.

— Чево тебе надо? — донеслось оттуда.

— Тут баба пришла…

— Так зови к столу! Я сегодня добрый, всех угощаю! — Вслед за словами послышалось пьяное гыгыканье.

Вестибулярный аппарат снова попробовал рассказать о своей горькой судьбине, но я пресекла его стенания и, стиснув зубы, переступила порог квартиры.

Открывшееся зрелище превзошло все мои ожидания. Из мебели в единственной маломерной комнате осталось, по всей видимости, только то, что нельзя продать. А поскольку в нашей небогатой стране продать можно практически все, то и мебели почти совсем не осталось. Исключение составляли лишь допотопная железная кровать и две колченогие табуретки, служившие импровизированным столом. Последний буквально «ломился» от яств. То есть на нем имелась початая литруха, буханка хлеба и селедка, выложенная неаппетитной кучкой на обрывке газеты. В углу комнаты живописно выстроилась батарея пустых бутылок от разномастного дешевого пойла. Кроме мужика, который открыл мне дверь, в квартире пировало еще двое алкоголиков. Один из них, свернувшись калачиком, уже дремал прямо на полу под окном. Другой, надо понимать, Вован, восседал на кровати, сжимая в руках щербатую чашку, заменявшую водочную рюмку. Завидев меня, он растянул губы в счастливой улыбке и немного подвинулся, освобождая посадочное место. Его приятель плюхнулся рядом прямо на пол. По газете мимо селедки вяло прошествовал толстопузый таракан.

— Я ищу Пришвина Всеволода Георгиевича, — начала я, не собираясь злоупотреблять гостеприимством, — вы не подскажете, как его найти? Мне известно, что раньше он был прописан по этому адресу.

— А зачем он тебе сдался? — Вован подозрительно прищурился. Он уже изрядно принял на грудь, но отдельные проблески сознания еще теплились в его мутном взгляде.

— У меня к нему дело, — я придала интонациям официальный оттенок.

— Денег нема, — немедленно ответствовал он, — а выселять права не имеете. Квартира приватин-зи… тьфу… прихватви… елы-палы… приватизирована, вот, — удалось-таки выговорить ему мудреное слово.

— При чем тут квартира?

— Ты из жилконторы?

— Не-а, я сама по себе.

— Значитца, выселять меня не будут?

— Наверное, нет, — согласилась я, сообразив, что он принял меня за должностное лицо, мечтающее разжиться у него коммунальными платежами. — У меня к Всеволоду Георгиевичу дело сугубо личное, — пояснила я.

— Ну?

— Что — ну?

— Что за дело у тебя?

При этом он опрокинул в себя содержимое щербатой чашки, после чего щедро наполнил ее водкой и протянул мне. Я испуганно отпрянула и проблеяла:

— Дело касается только Пришвина. Вопрос очень важный. Вы знаете его новый адрес?

— А я со старого не съезжал. Уже почитай тридцать годиков с гаком тут обитаю.

— В каком смысле?

— А в таком. Моя квартира! — Вован засунул руку по матрас, пошарил там, после чего извлек на свет божий затертый целлофановый пакет с бумагами. — У меня все документы в порядке.

Я машинально взяла из его рук пакет и достала оттуда измятые листы. Взгляд пробежал по первой попавшейся бумаге, которая оказалась свидетельством о разводе Пришвина Всеволода Георгиевича с некоей гражданкой Пришвиной Зоей Николаевной. На следующем листке, заверенном нотариусом, значилось, что Пришвин наследует половину дома в селе Горемыкино после смерти Пришвиной Агафьи Прокоповны. До меня стало постепенно доходить. Полную ясность в ситуацию внес военный билет, обнаруженный среди прочих бумаг. И хотя молодой лопоухий парнишка, смотревший на меня с пожелтевшей черно-белой фотки, мало походил на заспиртованного Вована, сомнений не осталось: асоциальный элемент передо мной — не кто иной, как искомый Всеволод Георгиевич.

Я как стояла, так и застыла соляным столбом в центре комнаты. Идиотизм какой-то получается. Откуда у алкоголика со стажем шикарный ресторан в центре города? Может, это какой-то совсем другой Пришвин? Фамилия сама по себе не слишком оригинальна. Даже писателя помню с такой фамилией. Мало ли в нашем городе Пришвиных. И имя-отчество может быть случайным совпадением. Но тогда почему именно этот адрес указан в уставных документах ресторана? Мысли в моей голове окончательно запутались и распутываться не собирались.

— Ты пить-то будешь? — Вован, он же Всеволод Георгиевич, вожделенно поглядывал на содержимое чашки, которую по-прежнему бережно сжимал в руках.

— Спасибо, я за рулем, — выдавила я и поспешно спросила: — Скажите, вам название «Этуаль» ни о чем не говорит?

— «Эту…» чево?

— «Этуаль», в смысле «Звезда» в переводе с французского.

— …Марс знаю, и эту, как ее… Венеру, мать ее за ногу, тоже знаю. «Туаля» никакого не знаю. Да и на хрен мне звезды-то нужны?

Я не стала уточнять, что и Марс, и Венера — это планеты, а не звезды, поскольку в последнем своем утверждении хозяин квартиры был абсолютно прав: звезды ему на хрен не нужны. Хотя, надо думать, исключение составляют звездочки на коньячных этикетках. Но, подозреваю, и сей благородный напиток Вован давненько не пригублял по причине полной финансовой несостоятельности. Где уж тут ресторану взяться?

— Не могли бы вы показать свой паспорт? — У меня оставалась последняя надежда, что путаница с его фамилией и адресом каким-то образом разрешится.

— Паспорт?.. Так он тоже там, в бумагах. У меня с документами все в ажуре. Я ж усе понимаю… Нашему человеку без документов, как говорится, и не туды, и не сюды.

Вован и его собутыльник заржали, а я принялась лихорадочно потрошить содержимое целлофанового пакета, но никакого паспорта так и не нашла, о чем и сообщила владельцу.

— Как это нету? — Алкоголик искренне изумился, а я передала ему бумаги, чтобы тот самостоятельно убедился в этом прискорбном факте.

Нетвердой рукой он принялся перебирать документы. Но в результате его постигла та же участь, что и меня, — паспорт не отыскался.

— Да куда ж он подевался? — Мужик не на шутку озадачился и теперь беспомощно глядел в мою сторону, как будто я могла помочь ему с ответом.

— А когда вы видели паспорт последний раз? — попробовала я расшевелить в нем здравые мысли.

— Э-э-э-э… — красноречиво ответил он.

— Вспомните хотя бы примерно. Месяц назад, полгода, год…

— Не-е-е, — жалобно проскулил Вован, теребя в руках уже опустевшую чашку, — поболе будет… Не помню я…

Так, кажется, все становится на свои места. Этот Пришвин потерял когда-то паспорт. Или, возможно, паспорт у него украли, или, может быть, даже он сам отдал его кому-то по пьяной лавочке. На этот паспорт зарегистрировали ресторан. При надлежащем подходе административные органы не шибко проверяют документы. Только вот кому пришло в голову записывать серьезный бизнес на алкоголика? Понимаю, если б на него зарегистрировали какие-нибудь «Рога и копыта» для ведения стремных делишек. Но ведь нет, ресторан есть ресторан, и он благополучно работает уже несколько лет. А подозрительная коммерция директора «Этуаля» и его зама никак в бухгалтерской отчетности не отражается. По крайней мере, в этом абсолютно уверена бухгалтерша. Похоже, дело запутывается еще больше. Ясно теперь только одно — я ни на шаг не приблизилась к реальному хозяину ресторана, и заспиртованный Вован мне в поисках не помощник.

На этом я распрощалась с алкоголиками, не забыв напоследок поздравить Пришвина с юбилеем.

Пока я отсутствовала, в ресторане новостей не прибавилось. Ни Гросс, ни его зам не появились, а их телефоны по-прежнему играли в молчанку.

Сотрудники, все без исключения, заметно нервничали, однако старались не подавать виду и выполняли свою работу с утроенным рвением. Мы с Женькой уединились в кабинете директора.