Русская мать - Ален Боске

- И мечтать тоже нельзя? Ты такой жестокий, что даже мечты у меня отнял. Дескать, старая развалина знай свой шесток. Подыхаешь и подыхай. Вот вы какие, интеллигенты!

- Мама, не надо.

- Увидел бы тебя отец, снова умер бы.

- Успокойся.

- А я и не волнуюсь. Он в последние годы опасался тебя.

- Неправда.

- Конечно, неправда. Он обожал тебя так свято, так трепетно! Но должна же я тебе что-то ответить!

- У тебя нет никакой логики.

- Зато у тебя ее чересчур много.

- Мы с тобой никогда не договоримся.

- Сережа меня тоже бросил.

- Твою любимый племянник приезжал к тебе две недели назад, забыла?

- Обещал приехать, а сам не приехал.

- Ты забыла. Я же сам его привозил.

- Все вы заодно. Будете теперь говорить, что он приезжал...

- Ну да, приезжал из Лондона...

- ...и посадите меня в дурдом.

- Хочешь, напишу ему, чтоб он подтвердил?

- Ладно, просто у меня опять провал в памяти. Мне здесь хорошо. Спокойно.

- Ну и прекрасно! Вот твой чек за этот месяц, подпишешь?

- Ни за что. Вы меня обкрадываете.

- Без твоей подписи денег не получить. А если не получить - чем платить твоей хозяйке?

- А сколько твоя женушка прикарманит моих денег?

- Мне надо отвечать?

- Ишь, какой хитрый.

- Хочешь, найми адвоката.

- Только адвоката мне не хватало! Да ни за что!

- Тогда доверяй мне.

- Хочу доверяю, хочу не доверяю. Я, наверно, влетаю тебе в копеечку.

- Твой чек покрывает треть расходов на тебя.

- Ох, умирать - дорогое удовольствие. И зачем ты мне это говоришь? Я не желаю знать, что ты из-за меня разоряешься.

- Ты же говоришь, что я вор. Должен же я...

- Ничего ты не должен. Твой отец тактично промолчал бы.

- Отец никогда не просил тебя подписывать чек.

- Отец заботился обо мне.

- Сколько можно повторять одно и то же?

- Хорошо, не буду. Подписываю в последний раз. Отец не мучил меня пустяками.

- И не-пустяками тоже.

- Не смей чернить его память!

- Его память мне дорога, как и тебе!

- Ты никогда о нас не думал.

- Просто была война.

- Ты забыл нас еще до всякой войны.

- Исказить прошлое - проще простого.

- Ты приносишь мне подарки, а я только и знаю, что тебя оскорблять. Видишь, до чего я докатилась. Сердце износилось, чувства все перепутались. То такие прекрасные, нежные, то вдруг скисли. Как молоко.

- Я тоже тут виноват.

- Надоела тебе мать, скажи честно?

- Чепуха.

- Да, сыночка, все - чепуха. И что мать умирает - тоже чепуха. Обычное дело! Я же говорю, увидел бы отец - второй раз умер бы. И третий, и пятый, и десятый. Потому что ты и есть его убийца.

- Не мучай сама себя.

- Отец - святой человек.

- Святой, потому что ты скучаешь.

- А скучаю, потому что ты не смог заменить его.

- Я стараюсь.

- Стараешься обидеть! Отец был добрый.

- Ты забыла, как он злился?

- Захотела - и забыла.

- Очень удобно: хочу - помню, не хочу - не помню.

- Так с матерью не говорят.

- А с сыном так говорят?

- Твой отец - святой.

- Ну, пожалуйста, тверди на здоровье. Твори себе кумира, если тебе от этого легче.

- Боже, какой ты равнодушный!

- Просто не вижу необходимости обожествлять человека. Скажи еще, что он гениальный поэт, не хуже Расина и Гете.

- Не богохульствуй.

- Логика у тебя железная. Поздравляю.

- С тобой невозможно ни о чем говорить.

- По-твоему, говорить - это нести чушь.

- Откуда ты знаешь, может, через двести лет его будут читать, а тебя забудут.

- Забудут и меня, и его, и даже тебя.

- Хочешь сказать, что мне незачем жить?

- Прости. Забыл, что с тобой нельзя на равных.

- Ты же первый кричишь, что равенство - чушь.

- Но не с матерью же.

- Ты уверен, что мои деньги целы?

- Твои деньги в банке. Можешь проверить в любой момент.

- Я не ты, я тебя не проверяю.

- Ты же говоришь, что я вор.

- Если вор, то только с моего разрешения.

- Да не трогаю я твои гроши.

- Твой отец всю жизнь работал, чтобы оставить мне эти гроши. Если бы я понадеялась на тебя, то теперь умерла бы с голоду.

- Думаешь, это очень приятно - все, что ты говоришь?

- Говорю, как думаю.

- Машина уже ждет.

- А ты так ничего и не решил. Может, снимешь у меня со счета деньги на отдых?

- Без твоей подписи нельзя.

- Хочешь, укради немножко. Так, чтоб не очень заметно. У матери своровать не грех.

Мать простит.

- Мне не нравятся твои выражения.

- Подумаешь, умник! Начитался, а знаешь все только по верхам.

- Тебе непременно надо довести меня. И непременно за что-то простить. У тебя прекрасная роль.

- Ты меня плохо знаешь. У меня сердце огромное, как океан.

- Сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Ну вот, подбородок дрожит. Сейчас заревешь.

Напрасно, не поможет.

- Господь да простит тебя!

- Не кривляйся. Ты же не веришь в Бога.

- И потому иногда страдаю. Вообще-то иногда я молюсь... молитва помогает.

- Как снотворное.

- Ты такой же Фома неверующий, как и твой отец.

- По крайней мере, тут мы с ним похожи.

- Не клевещи на него. Он настоящий поэт.

- Почти как настоящий.

- Во всяком случае, его я стихи понимаю.

- А мои - нет. Да ты уже двадцать лет моих книг не открываешь.

- Они, как вообще все теперь, тяжелые, непонятные и неприятные.

- Я не могу жить вне времени и пространства.

- Ты нарочно пишешь так, чтобы я не поняла.

- Конечно, нарочно.

- А у меня, к сожалению, не получается.

- Что не получается?

- Сам знаешь что.

- Не знаю.

- Умереть. Умереть - уметь надо. Вот и приходится жить, дожидаться смерти.

- Что у тебя за мысли!

- А какие у меня еще могут быть мысли! Вчера вечером выпила две лишние таблетки. Но меня просто вырвало.

- Хозяйка сказала, что это несварение.

- Это самоубийство.

- Тогда это глупость.

- Твоя мать вообще дура. Ты даже не просишь меня больше так не делать!

- Прошу.

- Так не просят. Говоришь, а сам через пять минут полетишь на всех парах и пошлешь свою бедную мать к черту.

- Я вернусь самое позднее через неделю.

- Ты всегда так говоришь. А потом никогда не приезжаешь. Для тебя эти приезды - тяжкий крест. Ты устаешь еще больше меня.

- Ты будешь хорошо себя вести, ладно?

- Хорошо себя вести и радоваться своей убогой жизни. И ждать тебя. Да, совсем забыла. Тот желтый пакетик, на камине, дай-ка его сюда. Не ты один даришь подарки. Я тоже. Это портсигар из крокодиловой кожи. Тебе на день рождения.

- Потрясающий... У меня день рождения через полгода. Зачем ты потратилась?

- Через полгода, ну и что? Через полгода меня уже не будет на свете. Вот и хочу поздравить заранее.

- Ты еще повоюешь.

- И потанцую с кавалерами! Ну, нравится хоть немножко?

- Очень нравится. Очень!

- Ладно, там твой приятель сидит в машине. Езжай. Не целуй меня, а то получится, что из корысти.

- Мама, спасибо.

- Скажи своей женушке, что она ведьма. Скажешь?

- Скажу, мама.

Брюссель, осень 1925

Ты вбежала в родительскую гостиную. На тебе было длинное коричневое платье. Полтора года назад в Болгарии ты коричневый цвет терпеть не могла. Ты немного пополнела, и это тебе очень шло. Волосы твои, прежде короткие, отросли до плеч. Секунду ты, похоже, колебалась: кого поцеловать первым? Отца, мать или сына? Раскинула руки, рванулась грудью вперед, но осталась на месте, словно остолбенела от переполнявших чувств. Тогда мать подошла к тебе, и вы с плачем обнялись. Ты снова заколебалась: отец или сын? Я отстранился - как бы скромно давая понять, что уважение к старшим превыше всего. Ты поцеловала отца горячо, но сосредоточенно-сдержанно. Никаких, следовательно, сомнений: мать для тебя превыше всего, и пусть все это видят. Я отступил на шаг: счастлив, что ты рядом, но не верю, что и правда рядом, потому что за время долгой разлуки совсем отвык от тебя. Я растерялся и молчал. Ты подошла ко мне не сразу. Осмотрела меня, разразилась восклицаниями с рыданиями вперемежку, восхитилась моим ростом и видом: вырос на целую голову и щечки - кровь с молоком. Я хотел подбежать прижаться к тебе, но ты отвернулась, подошла к матери, и снова поцелуи. "Спасибо, спасибо, спасибо", - твердишь ты шепотом, быстро, прерывисто. Затем к отцу - распрямилась, крепко жмешь ему руку: первым делом благодарность. Прошло уже минуты три. Наконец ты расслабилась, мелким шажком подошла ко мне, опустилась на колени, чтобы головой к голове. Молчишь и медленно-медленно гладишь мне волосы, лоб, нос, плечи. Дед с бабкой засуетились у стола с огромным заварочным чайником и пучками цветочков, маков и васильков, у каждой тарелки. Отец, стоявший молча, роняет дежурные любезности.

Мы с тобой - островок посреди них. Они - странно мутнеют, расплываются, они отдаляются, отдаляются. И мы их не слышим уже и не видим. Ты продолжила осмотр. Молча и жадно вглядывалась в каждую черточку моего лица. Наконец поднялась, взяла меня за руку, огляделась, подвела к балкону, открыла балконную дверь. Перед нами три густых дерева. С ними да еще с небом ты поделилась нашей встречей. Сказала мне - вдохни глубже, и мы вдохнули пространство. Ты не хотела делиться радостью с ними, с теми, кто далеко-далеко в двух шагах занимались чаем, тортом, цветочками. Ты говорила коротко и сама понимала, что слова - не то. Я был доволен. Интересно, думал, что теперь, с твоим приездом, изменится? Бабушка вышла к нам на балкон - по морщинке у тебя на лбу я понял, что некстати. Третий оказался тут лишним. Нас позвали к столу. Обняла одной рукой меня, другой - мать. Глаза умоляют: дай еще минутку побыть с ним вдвоем. Но нет, никаких минуток, не положено.