Русская мать - Ален Боске

Потом я долго говорил себе, какая ты молодец, как заботишься об отцовом душевном комфорте. Бродил по улицам вокруг больницы Бельвю. Местные пустыри только-только стали застраиваться, медленно поднимались стены Линкольн-Центра. Чувства мои были смешанны. Я и жалел, что связался с тобой, втянулся в твою аферу. А все же и радовался, что побыл при тебе, укрепил тебя в мысли, что на меня можно рассчитывать, что сын в любом случае - сын. Но выпил я коктейли - "Кубу либру" в баре на 72-й улице и "Олд Фешенед" на Амстердам, и в мозгу все спуталось. Я испугался, что дал слабину, перенежничал с тобой. Я проклял твое предприятие. Нехорошо мошенничать, даже из любви к ближнему. Отец вернулся в литературу - и прекрасно. Хочет напечатать старое и новое - имеет право. Ну и печатайте на здоровье в Париже. Но зачем врать черт-те что, придумывать "поклонников"? Я выпил третью рюмку. Но мысли переменились. А я сам - тоже, судья выискался! При чем здесь, к черту, мошенничество? Доброе дело есть доброе дело. Но и себя ругать мне скоро надоело. Ты знаешь отца лучше, чем я. Может, просто думаешь, пусть старик помечтает хоть раз в жизни. И я решил, что сделаю все, как ты хочешь. Может, тебе и жить-то после операции всего ничего. Не объясняя, почему и зачем, я сократил свое пребывание в Нью-Йорке и уехал назад в Бостон раньше, чем ты в Лонг-Бич. И потом на занятиях я два месяца ни за что ни про что ругал Монтерлана, Клоделя и Жироду и нахваливал неизвестных поэтов. А съездив в Париж, я понял все окончательно про наши с тобой свидания в больнице. Суть проста. Вы с отцом - счастливая пара, и ты, хоть и кричала всю жизнь, где мой сын, мой свет в окошке? - прекрасно без этого света в окошке обходишься. Вскоре вышли две книги отца, и ты радовалась им больше, чем он. Теперь ты могла восхищаться его стихами прилюдно, потому что в душе перестала восхищаться ими сорок лет назад.

Сезан, Марна, сентябрь 1976

- Что ты всё руки мне целуешь? Подумаешь, руки! А в щеки боишься, да? Что я, не моюсь, что ли? Я, по-твоему, гнию? Вы думаете, я гнию? Ну да, гнию, но не сгнила же еще, правда, сыночка?

- Сегодня я без цветов, у тебя и так их полно.

- Да, как на кладбище.

- Но ведь ты любишь розы. Смотри, какие чайные розы, вон там, у окна.

- И на что они мне? Ты же знаешь, что я уже не чувствую запаха. Гладиолусы я терпеть не могу. А хризантемы впору приносить покойникам.

- По-моему, за тобой тут неплохо ухаживают.

- Конечно, чтобы с тебя содрать побольше.

- У тебя вроде все есть.

- Да все - лекарства, каша, уколы. Души только нет.

- Но тут всего шесть или семь больных. Твой врач сказал, что тебе здесь всё дадут.

- Дадут! Догонят и еще добавят.

- Ты разговариваешь тут с кем-нибудь?

- Разговариваю: хорошая погода, плохая погода, ветер. Они доходяги еще больше моего.

- Но у тебя есть телефон, радио. Телевизор в гостиной, в двух шагах. И даже не в двух, а в одном. Только скажи - сестра с радостью тебя проводит.

- Эта дура, что ли?

- Почему? Она очень милая.

- Тебе милая. Засунул мать черт-те куда, в богадельню, даже не спросил, согласна мать или нет!

- Врачи не спрашивают согласия больного. После двустороннего воспаления легких тебе необходимо пожить на покое. А тут и есть покой.

- Как в могиле.

- Ты во всем видишь только плохое. Считай, что ты на отдыхе. Вокруг поля, ивы. Золотая осень. Запах свежего сена. Смотри, в трех километрах отсюда...

- Ты знаешь, что я слепну, и говоришь - "смотри"!

- Ну, извини.

- Нет, это ты меня извини. Я старая перечница. Что ты там еще принес?

- Коробку конфет и киви.

- У меня больше никого нет, кроме тебя. Что бы я без тебя делала?

- Ладно, мама, не плачь.

- У меня внутри ничего не слушается, и глаза тоже. Сердце стучит, как молоток. А ночью я должна звать сестру, чтоб отвела меня в туалет. Ты представляешь, двух шагов и то не могу сделать без помощи. Какой стыд!

- Ничего, через две недели окрепнешь. Доктор предупреждал, что в один день не выздороветь.

- Знаешь, кот-де-франсовские конфетки стали хуже. Ликера в них теперь меньше кладут. А две попались даже пустые. Всюду жулье!

- Ты хотела пройтись по саду?

- Я оделась не для сада, а для тебя.

- Но прогулка полезна для здоровья.

- Господи, как же все пекутся о моем здоровье! Лицемеры. Дай палку.

- Может, возьмешь меня за руку?

- Нет, дай палку. Мне так лучше. Скажи, я сегодня трясусь не больше, чем всегда?

- Да нет.

- А это что за сверток?

- Это тебе теплая кофта.

- Покажи. Верблюжья шерсть. Почему ты такой транжира?

- Хотел, чтоб тебе понравилось.

- А мне не нравится. Наверняка выбирала твоя жена. Уродина.

- Ты же обещала сдерживать себя.

- А как сдержать больное сердце, старость и немощь? Мне не так уж много осталось жить. Хоть перед смертью скажу правду. Тебе первому.

- Осторожно, тут ступеньки.

- На днях я тут села, на самом ветру. И никого не было мне помочь. Я вижу, ты хочешь, чтобы я говорила о другом? Так вот, не нужны мне твои подарочки. Не люблю ни твою жену, ни тебя при ней.

- Будь ты проницательней, то поняла бы, что я упрямый в тебя и я никогда ни при ком, а всегда сам по себе. Ни от кого не завишу.

- У тебя на все есть оправдание. Сколько ты отдал за кофту?

- Не важно. Надень ее сегодня же.

- Конечно, надену. Все, что от тебя, - радость. Постой-ка. Тридцать шагов пройду - больше не могу.

- На прошлой неделе ты и десяти не могла. Вот видишь: ты уже поправляешься.

- Просто сегодня я хорошо спала, со мной такое редко бывает. Мне снился твой отец. Высокий, красивый. Читал стихи на берегу какой-то большой бурной реки. Боже ж мой, это я его убила!

- Перестань. Ты тут ни при чем. Сотый раз тебе говорю.

- У каждого свои раны.

- Но зачем растравлять их?

- Я же не чурка бесчувственная, как некоторые.

- Я не бесчувственный, просто я переживаю по-своему.

- А никогда не покажешь.

- Выставлять напоказ чувства - дикость.

- Скажи еще, что я дикая. Ты-то со своей женушкой не дикие.

- Давай посидим на скамейке. Уже и листья падают.

- Терпеть не могу хозяйку. У нее одни деньги на уме. А муж ее приятный человек. Португалец. Видишь, сарайчик за деревьями? Он хочет устроить там гончарную мастерскую. Показывал мне вазы: сам сделал. Настоящий художник, принес мне изюму, но просил не говорить жене. И дал прочесть книгу про глиняные изделия. Я ведь лепила из глины... Ах, как летит время...

- Уверяю тебя, ты еще сможешь работать, когда поправишься.

- Красивая страна Португалия. Он меня пригласил туда к своей родне на будущее лето. А мне так не хватает солнца и моря. Куплю билет. Всего-то два часа лету.

- Ты же никогда не летала.

- А ты вечно все усложняешь.

- В твоем возрасте летать не просто.

- Это мы с ним обсудим. А в Португалии хорошо.

- Хорошо там, где нас нет.

- Но здесь же сущая тюрьма!

- Поправишься, переедешь.

- Поправишься! Переедешь! Пустые обещания.

- Послушай, мама, не глупи, сейчас тебе нужен покой, доктор ясно сказал.

- Мало ли что доктор сказал. Вы втроем сговорились, он и ты с женушкой. Успокоили меня под замком, это да. А в Португалии, я слышала, огромные эвкалипты. Ты время не пропустишь?

- Сиди здесь, я принесу тебе чай с конфетами.

- Хочу в Португалию.

- Надо спросить доктора.

- Вы все считаете, что я выжила из ума. Я же не слепая, я все вижу. И этот ваш шахер-махер тоже.

- Какой шахер-махер?

- Сам знаешь какой.

- Если тебе что-то нужно, так и скажи.

- Я хочу к твоему отцу... Что молчишь?

- Твой хозяин прав. Португалия - прекрасная страна. В лиссабонском музее потрясающий Босх - монахи верхом на летающих рыбках. Один из лучших современных поэтов, Фернанду Песоа, тоже португалец.

- Послушай, а что, если я вернусь в Нью-Йорк? Твой папа меня очень ждет.

- Ты прекрасно знаешь, что папа умер.

- Ничего подобного.

- Скоро созреют твои любимые груши, дюшесы.

- Думаешь, я совсем спятила?

- Ну что ты, просто устала.

- Я хочу уехать.

- Ну вот, заладила. Тебе нигде не сидится. Поживешь два-три месяца - и рвешься уехать. И от меня уехала из блажи.

- Блажь? Эта твоя женушка, немая мегера, - по-твоему, блажь?

- Она тебе ничего плохого не делала.

- Не делала, зато думала.

- Она тебе слова поперек не сказала.

- А лучше бы сказала, чем волком смотреть.

- Ты знаешь, что тут я с тобой никогда не соглашусь.

- Потому что боишься ее. Хорохоришься, умничаешь, а сам жалкий трус.

- Тебе, как я вижу, стало получше. Так что давай не будем.

- Нет, будем. Хочу сказать и скажу и тыщу раз повторю, если захочу.

- Ну конечно. А зачем ты сбежала из Анетского замка, ни слова никому не сказав?

- Потому что там жандармы. Они заставляли есть в одно и то же время. Опоздаешь на пять минут - не получишь супа. Просто концлагерь какой-то! Все по звонку.