В заповедной глуши - Александр Мартынов

Ещё хотелось плакать, но Витька крепился, вспоминая слова папы, что мужчины не плачут. И всё-таки этих сил — крепиться — оставалось всё меньше у девятилетнего мальчишки, который старался оставаться мужчиной.

До Нового Года было три часа.

Напротив остановилась машина — большая, сверкающая. Из неё вышел мужчина, за ним — девочка, ровесница Витьки. Они были нарядные, красивые, а из салона потянуло экзотическими запахами и теплом. Так потянуло, что мальчишка ощутил это, сидя почти в десяти метрах.

Мужчина что-то сказал в салон, взял девочку за руку и они пошли мимо Витьки в сторону всё ещё открытой подсобки магазина. Витька не посмотрел им вслед — его взгляд окончательно притянул салон. Там было тепло и светло. Туда хотелось влезть. И мальчишка уже сделал бессознательное движение… на как раз в это время мужчина и девочка вернулись. Мужчина нёс несколько больших кульков. Девчонка — пакет с шоколадными батончиками.

Глаза Витьки и девчонки встретились. И девчонка с улыбкой достала один батончик и бросила к ногам Витьки — в мокрую снеговую кашу.

Если бы она дала его в руку — Витька бы взял. Но она бросила шоколадку в снег.

И Витька наподдал шоколадку ногой — так, что мокрая слякоть залепила и визгливо заоравшую девчонку, и уронившего пакеты мужика, и роскошное нутро машины. А потом бросился бежать…

…Когда через полчаса он вернулся к этому же месту, машины, конечно, уже не было, а подсобку закрыли. Но яркий шоколадный батончик всё ещё лежал в луже — там, куда Витька его отфутболил. Не сводя глаз с шоколадки, Витька устало уселся обратно на цоколь и притих.

Шоколада хотелось ужасно, до судорог в животе, а рот при одной мысли о батончике наполнялся кислой слюной. Витька сглатывал и думал, что никого тут нет, никто не увидит, как он поднимет шоколадку…

Только он сам. Но что же ему теперь — умирать с голоду, не найдя папу и маму?!

Он соскочил с цоколя и пошёл к шоколадке, как к ловушке. И — почти в ту же секунду — к батончику посунулся с другой стороны пёс.

Точнее, это был щенок — мокрый, большелапый и несчастный. Едва увидев человека, щенок тут же шарахнулся в сторону, поджимая облипший прутик хвоста. Оглянулся через плечо — тоскливо и безнадёжно, в глазах отразились фонари… И Витька, уже возвращавшийся с шоколадкой на крыльцо, замер, поймав этот взгляд.

Не сводя глаз со щенка, мальчик сел на мокрый камень. Развернул шоколадку. Посмотрел на коричневую морщинистую поверхность. Вздохнул.

И, переломив батончик пополам, слез на асфальт, присел на корточки и протянул руку с половинкой батончика щенку. Не бросил, а протянул…

…Он съел свою половинку, не поднимаясь с корточек, рядом со щенком. Тот лопал, давясь и крутя хвостиком, поглядывая на человека — и от этого взгляда Витьке стало теплее на душе. Может быть, потому что по сравнению со щенком он был сильным и большим?

Витька погладил щенка по мокрой шкурке. И увидел, как возле них остановились в снежной каше высокие грязные ботинки. Мальчишка поднял голову.

Возле него стоял парень — лет 14, неплохо одетый, но… какой-то потёртый, что ли? Стоял и смотрел сверху вниз на сидящего на корточках мальчишку. И Витька молчал — что было говорить? Отбирать у него было нечего, он боялся только, что парень обидит щенка и взял его на руки, закрыл предплечьями и ладонями.

— С Новым годом, — сказал парень. Без насмешки. — Я видел, как ты тут крутишься… Ну что, час остался. Будешь тут праздновать или пойдём к нам встречать?

— Я… вот с ним, — хрипло сказал Витька и качнул прижавшегося щенка. Парень дёрнул плечами:

— Да ради бога. Вставай, пошли скорее, а то я устал, как собака.

И, наклонившись, потрепал щенка за ушки.

* * *

Щенок не ужился на «Вилле П…ц», как называли своё убежище в подвале старого газораспределительного комплекса жившие там мальчишки и девчонки. Через два месяца, когда стало теплеть, он ушёл со взрослыми собаками. Витька всплакнул, но не очень.

Компания, к которой прибился Витька, не была ни бескорыстным коллективом «один за всех и все за одного», ни «беззаконной стаей» — именно два этих образа бесконечно муссируют дубоподобные журналисты, пишущие о беспризорных. Просто полтора десятка тех, кому государство отказало в праве на жизнь, не пожелали умирать и невольно сбились потеснее. Так было легче. Всё легче — выживать, болеть и даже умирать. Случалось и такое. Через две недели после первого знакомства на глазах Витьки умер одиннадцатилетний мальчишка, избитый на рынке за то, что украл колбасу с прилавка. Он дополз до «Виллы П…ц» весь в крови и умирал почти три часа, а девчонки сидели возле него и утешали, чтобы ему было легче. Все знали, что он умрёт, а так ему и правда было легче. И всё-таки перед смертью он тихонько позвал маму.

Четырнадцатилетний Федька, лидер компании, против новенького ничего не имел, лишь бы тот зарабатывал. Просить Витька отказался. Федька поколотил его — без злобы, просто чтобы слушался. Витька отказался просить опять. Федька удивился и поколотил снова. Витька отказался и в этот раз. Федька снова собирался пустить в ход кулаки, но старшая из девчонок, Натка, бросила ему: «Хоре х…й страдать. Видишь ведь, что он не попрошайка. Бери его с собой.» «Да мне-то,» — пожал плечами Федька. И стал брать Витьку с собой — бомбить машины, пьяных, «лёгкие» конторы, ларьки и прочее.

Нельзя сказать, что Витька хотел красть. Но уже понял, что не делать этого будет нечестно. Ведь он же ест, что и все, спит в тепле… Воровать казалось честнее, чем просить. Ведь давали, как правило, те, у кого и у самих было немного, и Витька чувствовал себя так, словно обманывает их. А крали у тех, кто имел много и никогда не давал. Всё было честно. При своём росте, внешности и ловкости воришка из Витьки вышел отличный. Федька это сам признал.

Он был неглупый и справедливый, любил почитать книжку и поговорить с младшими. А с Витькой, естественно, говорил больше, чем с остальными. И охотней. И «за жизнь», и вообще про отвлечённые вещи типа космоса или книжек. Именно Федька заставил Витьку затвердить главные правила беспризорного:

1. хоть раз в день есть горячее;

2. никогда не связываться с наркотиками;

3. никогда не браться за непонятную работу, сколько бы не предлагали;

4. не верить ни единому слову «власти»;

5. никогда не обманывать тех, кто к тебе правда отнёсся по-хорошему.

— А такие бывают? — спросил Витька.

Они сидели тогда на ограждении крыши, над двенадцатиэтажной пропастью. Была тёплая летняя ночь, они удачно поработали, и у Федьки было хорошее настроение. Он нагнулся назад, плюнул на улицу, пожал плечами и сказал: