Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страдания масс можно понять умом, но они не затрагивают эмоций. Писатель Энни Диллард иронизирует[48]: «В Китае сейчас живет 1198500000 человек. Чтобы почувствовать, что это означает, просто возьмите себя – вместе со всей своей неповторимостью, сложностью, любовью – и умножьте на это число. Никакой сложности». Диллард также приводит разговор с семилетней дочерью о 138 тысячах погибших в результате наводнения в Бангладеш в 1991 году. За обедом она говорит, что не может себе представить такое число тонущих людей. «Почему? – возражает дочь. – Это просто. Много-много точек в голубой воде».
А «точки» – не работают[49]. Кристофер Ши и Юваль Роттенстрайх провели исследование, в котором предлагалось «Спасти панду». Участникам сообщили, что команда зоологов обнаружила несколько панд (от одной до четырех) в отдаленной части Азии и для того, чтобы их спасти, нужны пожертвования. Ожидающие спасения панды были изображены на стенде либо крупными точками, либо фотографиями. Пожертвования участников, которым был представлен стенд с фотографиями, оказались больше. Точки давали представление о числе панд, но они не вызывали эмоций, а потому оказались не слишком эффективными там, где надо побудить людей к действию.
Описывая отсутствие эмоциональной реакции людей на цифры, Словик отмечает, что писатели и художники уже давно признали: именно изображение позволяет почувствовать и понять смысл трагедии. Он цитирует писательницу Барбару Кингсолвер: «Сталкиваясь ежедневно с информацией о десятках различных бедствий, что человеческое сердце может сделать, кроме как захлопнуть двери? Ни одно сердце не может вместить в себя столько горя. Мы не способны носить в себе вселенскую трагедию. Наша защита от избытка информации состоит в том, чтобы сделать вид, будто нас это не касается и чьи-то жизни не так важны для нас, как наши собственные. С практической точки зрения это правильная стратегия… но утрата сострадания означает также утрату человечности. Компромисс оказывается неприемлемо большим. Искусство – это противоядие, которое может выдернуть нас из нравственного оцепенения и восстановить способность чувствовать другого человека»[50].
Искусство – или личный контакт с убитым горем отцом, дежурящим в больнице у постели сына. С молодым человеком, отчаявшимся прокормить семью и напавшим на таксиста. С женщиной, обеспокоенной тем, как ее муж отреагирует на безрадостный медицинский прогноз. И так до тех пор, пока мы открыты навстречу чувствам и людям, с которыми сталкиваемся каждый день.
Утверждение Словика о важности эмоций для перехода к действию нашло поддержку в исследованиях невролога Антонио Дамасио[51]. Дамасио изучает психологические последствия различных видов черепно-мозговых травм. Он поставил группу пациентов с черепно-мозговыми травмами перед стандартными моральными дилеммами, описываемыми в текстах по этике. То есть спрашивал их, можно ли лгать, красть, мошенничать или, при определенном стечении обстоятельств, отнять жизнь у другого человека. Дамасио обнаружил, что ответы пациентов ничем не отличались от ответов обычных людей. У этих пациентов не было проблем с рассуждениями о том, что хорошо и что плохо. То есть, они имели нормальные представления о морали.
Но что-то критически важное оказалось утраченным. Когда этим пациентам показали фотографии, вызывающие сильные эмоции у людей с неповрежденным мозгом (обнаженная натура, увечья, умирающие люди), пациенты понимали: то, что они видят, является прекрасным или ужасным. Но никаких эмоций они не испытывали.
Дамасио понял, что такие травмы головного мозга оставляют основную память, интеллект и способность к рациональному мышлению нетронутыми, но отключают эти когнитивные процессы от эмоций. Таким образом, возможность взаимодействия разума и эмоций отключается. Люди, казалось бы, с нормальными моральными и нравственными представлениями лишены того канала, который позволяет соединить их знания с эмоциями так, чтобы это привело к действиям.
Дамасио обнаружил, что эти пациенты практически не способны принимать решения и вообще осуществлять какие-либо действия. Эллиот, один из первых пациентов Дамасио, успешно прошел личностный тест и тест оценки интеллекта. Но он был не в состоянии соблюдать расписание и даже с трудом заставлял себя одеться утром. Дамасио никогда не наблюдал у него ни тени эмоций[52] – «ни грусти, ни нетерпения, ни раздражения по поводу моих бесконечных и повторяющихся вопросов». «Механизм принятия решений у него настолько разрушен, – говорит Дамасио, – что он уже не сможет нормально жить в обществе. Сталкиваясь с катастрофическими результатами своих решений, он не способен учиться на ошибках». Эмоции, утверждает Дамасио, выступают в качестве «программы практических действий, направленных на решение проблемы, нередко опережая ее осознание. Эти программы задействованы постоянно – у пилотов, руководителей экспедиций, родителей, у всех нас».
Разъединение мышления и чувств наносит столь значительный ущерб здоровью потому, считает Дамасио, что обычно ситуации, требующие нашего вмешательства, вызывают эмоции, и те становятся спусковым крючком для действий. А у людей с поражением мозга, которых изучал Дамасио, эмоциональный спусковой крючок был отключен. И поэтому, хотя «пули» рациональных знаний были на месте, «выстрела» действий не получалось.
У таких людей, как пациенты Дамасио, отключение эмоций, подавление сопереживания, эмоциональных поступков (а зачастую и любых действий вообще) связаны с той или иной мозговой травмой. Но такой эффект может быть вызван не только повреждением мозга. Социальные психологи Джон Дарли и Дэниел Бэтсон провели исследование среди студентов духовной семинарии.
Студентам было сказано, что они должны прослушать небольшую лекцию по притче о добром самаритянине, который остановился на дороге, чтобы помочь жертве ограбления, в то время как священник и левит прошли мимо[53]. Лекция должна была состояться в другом здании. Семинаристам сказали, что они опаздывают и должны поспешить. Они поспешили, и… опустив голову и отводя глаза, почти все прошли мимо человека, лежавшего на земле. Только 10 % из них остановились, чтобы оказать помощь.
Другой группе сообщили, что у них есть некоторое свободное время до лекции. Теперь для оказания помощи упавшему остановились 63 %. Никто не говорит, что семинаристы первой группы не расположены помогать людям или не способны это делать. Но у них были другие проблемы: они боялись опоздать на лекцию. Ситуация цейтнота снизила стремление оказать помощь – возможно, многие даже не обратили внимания на лежащего человека.
Наличие способности к эмпатии еще не означает ее использования. Люди могут быть поставлены в такие условия – например, нехватка времени, как описано ранее, – которые будут препятствовать возникновению эмоций сочувствия и сострадания и вызывать совсем иные: страх опоздания, замешательство, тревогу по поводу того, как к этому отнесется начальство. Если ежедневная рутина систематически препятствует проявлению сострадания и поощряет иные эмоции, есть опасность, что наша склонность к практической мудрости будет уменьшаться. Люди перестанут развивать способность воспринимать мысли и чувства других. Им будет все труднее понять, как следует поступить в конкретном случае, да и мотивация к осмысленному, мудрому действию исчезнет.
Этого не должно случиться. Всевозможные правила разъединяют разум и эмоции, не давая нам даже представить, что эмоции могут содействовать мышлению. Однако исследования эмоционального интеллекта (термин введен психологами Питером Саловэем и Джоном Д. Майером и популяризирован психологом и писателем Дэниелом Гоулмэном)[54] предполагают, что это как раз достижимо. Эмоциональный интеллект можно развивать, людей можно научить быть восприимчивыми и чуткими: распознавать эмоции – свои и чужие – по паре слов, тону голоса, взгляду. И они будут использовать эмоции так, как это сделал Люк, заставив их служить важной цели.
Люди способны научиться различать нюансы эмоций. Осознать различия между радостью и восторгом, между гневом по поводу несправедливости и осуждением эгоизма. Можно развить в себе умение управлять эмоциями – и не только своими: сдержать гнев, если приняли что-то слишком близко к сердцу, или, напротив, усилить его, если ситуация того требует. Этому обучаются не по правилам и не по жестким сценариям. Объединение эмоций и разума, делающее практическую мудрость возможной, происходит, когда мы пытаемся понять, что творится в душе другого человека или в нашей собственной. Иногда мы понимаем это неправильно, и тогда жизненный опыт впоследствии вносит коррективы в наши представления. Нам нужен опыт – наши знания и впечатления, – позволяющий делать это.
6. Учимся на опыте: механизмы мудрости
- Сильный средний бизнес: Как справиться с семью основными препятствиями роста - Роберт Шер - Бизнес
- Цели и решения - Роберт Кийосаки - Бизнес
- Правила богатства Роберта Кийосаки - Роберт Кийосаки - Бизнес
- Бизнес – не только деньги. Система «Алмазного Огранщика» - Майкл Роуч - Бизнес
- Эффект бумеранга в бизнесе и в жизни: кармический менеджмент - Майкл Роуч - Бизнес
- Одностраничный маркетинговый план. Как найти новых клиентов, заработать больше денег и выделиться из толпы - Аллан Диб - Бизнес
- Коллаборация. Как перейти от соперничества к сотрудничеству - Мортен Хансен - Бизнес
- Битва за города. Как изменить наши улицы. Революционные идеи в градостроении - Сет Соломонов - Бизнес
- Искусство продавать. Самые эффективные приемы и техники - Аллан Пиз - Бизнес
- НЛП-технологии. Как влюбить в себя - Мартин Лейвиц - Бизнес