Руки, полные бури - "-Мэй-"

– Как Гадес? – спросила Луиза.

Она больше слушала, нежели говорила. Персефона видела, как внимательно она наблюдала, но старалась не встревать. Как успел рассказать Амон, Луиза хотела тихонько уйти после разговора с Гадесом, но не дал ей Анубис. Заявив, что богам стоит держаться вместе, а если уж Луиза свободна до завтрашнего дня, то он её так просто не отпустит.

Персефона полагала, что Анубис прав, и была ему благодарна, что он не отпустил Луизу. Называть её Макарией почему-то не выходило, возможно, из-за того, что она сама предпочитала Луизу.

– Гадес в Подземном мире, – ответила Персефона. – Отдыхает.

Она и сама хорошо почувствовала момент, когда новые мертвецы хлынули в Подземный мир. Ощутила себя завесой на пути полчища, которое разрывает её саму, чтобы пробраться внутрь.

Персефона не Врата, как сам Гадес. Он воплощал Подземный мир, короля и тюремщика. Персефона стояла рядом с его троном и могла разделять его ношу, но ей передавались лишь отголоски его ощущений.

Она старалась помочь как могла. Но когда Сет притащил Гадеса, выглядел тот не очень. Рана на плече снова кровоточила, но Гадес начал слабо возражать, когда Персефона настаивала, что ему нужно отлежаться в Подземном мире.

Сет проникновенно заявил, что сам переломает Гадесу все кости, если тот немедленно не начнёт думать о себе, и это, как ни странно, подействовало. Аид уснул почти сразу, стоило Персефоне уложить его в постель в их спальне в Подземном мире. Но она всё равно попросила Гипноса навести волшебный сон, восстанавливавший силы гораздо лучше.

– Я не понимаю, – сказала Луиза. – Почему мертвецы так по-разному подействовали на богов смерти?

– В смысле, почему я тут сижу, а не валяюсь полудохлый? – добродушно спросил Анубис. – Думаю, зависит от того, сколько мертвецов в какой мир отправились. И от самих богов. Как проводнику мне сложно держать Дуат, но легко пропускать души. Хотя после Хель было больно. Но мне Ганеша написал, у них Яма до сих пор в себя не пришёл, по нему как-то особо ударило.

Персефона этого не знала, она мало общалась с другими богами смерти, хотя Амон успел рассказать, что мертвецы Хель разлетелись по всем.

Анубис застыл, прислушивался к чему-то, недоступному для остальных. Потёр виски и поднялся, так и оставив картошку недоеденной. Амон внимательно следил за ним:

– Ты…

– Я в порядке. Но мне надо в туалет. Тебе рассказать зачем?

– Иди уже.

Стоило Анубису уйти, Амон проворчал:

– Я с него глаз не спущу. И не только потому, что Сет просил.

Персефона разломила ломтик картошки, но есть не стала. Ей совсем не нравилось то, что происходит, и если Гадесу требовалось выспаться хорошенько, то помочь Анубису не мог даже Сет.

– Я знаю, что с ним происходит, – сказала Луиза. – Я помню, что видела подобное. Боги могут сходить с ума… по разным причинам. А может происходить и такое, что их божественная сущность расщепляется. У Анубиса много силы, с которой он не может совладать, и, если он не выпускает её во внешний мир, она действует на него. Кронос и Дуат всё усугубляют.

– Звучит не очень круто, – Амон попытался усмехнуться, но прозвучало нервно и рвано. – И что случалось с теми богами?

– Они исчезали. Превращались в духов, у которых остаются одни инстинкты. Тени.

Даже свет Амона померк, по рукам Персефоны скользнул холодок, хотя она не смогла бы сказать, ей показалось или, может, это сила Луизы – её Сеф так и не смогла распознать.

– Ты ошибаешься, – заявил Амон.

Исходящее от него тепло снова заполнило пространство за пластиковым столом, приникло тёплым мёдом к коже. Луиза не стала спорить. Хотя Гадес говорил, её мать была не простой смертной, а предсказательницей, способной заглядывать за завесу даже привычного для богов мира.

Луиза спросила об игрушке Бэтмена, и Амон принялся с воодушевлением рассказывать. Учитывая, что начал он с ранних комиксов, это грозило затянуться надолго. Анубис, который умел бесцеремонно прервать друга, не появлялся, и Персефона пошла вымыть руки.

Она ощущала промозглую силу Анубиса, хотя вместе с холодом в ней присутствовало тепло, что-то вроде разогретого масла, мирры или бальзамических смесей. Проходя мимо, Персефона застыла и всё-таки аккуратно приоткрыла дверь мужского туалета, Анубис стоял тут же, облокотившись руками на раковину. Он поймал в зеркале отражение Сеф и качнул головой: помощь ему не нужна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Персефона вымыла руки в женской уборной, проверила телефон, новые сообщения не приходили, и это невольно успокаивало.

Она знала, что Зевс вовсю пытается организовать пантеоны, они ищут Кроноса и разрабатывают планы. Проснувшись, Гадес наверняка присоединится к нему. Амон вроде бы тоже говорил о том, что хочет помочь, но не торопился уходить. Персефона подозревала, не из-за одного Анубиса, но и потому, что совсем не хотел встречаться с ацтеками.

Вернувшись за стол, Персефона в удивлении замерла. Амон и Луиза сидели на своих местах, но в их позах сквозило напряжение. Анубис стоял перед ними, сжав кулаки, и его сила ощущалась как нечто грозное, готовое по команде сорваться вперёд.

На девушку, что застыла рядом со столом, перед Анубисом. Светленькая, в аккуратных тёмных очках. Как раз в тот момент, когда Персефона осторожно подходила, девушка подняла руки, показывая, что у нее мирные намерения.

Сила Анубиса стихла, он уселся на стул, противно проскрипев им по полу, и скрестил руки на груди, всем видом выражая, что ничуть не верит незнакомке.

Персефона скользнула на своё место, Амон радостно кивнул в сторону девушки в очках:

– Знакомься, это Апоп.

Теперь Персефона отлично поняла Анубиса. Она и сама тут же ощутила на кончиках пальцев силу костей и цветов: если Апоп сделает хоть одно лишнее движение, Сеф готова ответить.

– Я не собираюсь вредить. – Голос её звучал негромко, шелестяще. – Пока Кронос не заставит совершать самоубийственные подвиги, я бы хотела лучше узнать мир людей.

– А мы здесь при чем? – проворчал Анубис.

– Я больше никого не знаю.

Она смотрела на Амона, тот выглядел абсолютно растерянным, не знающим, что сказать. Что ж, ввести Амона в ступор – одно это дорогого стоит.

– Эээ, – продолжал мяться он.

Персефона тоже не знала, что сказать. Апоп не выглядела угрожающей, да и если бы она хотела что-то сделать, уже бы успела. Но сама ситуация казалась абсурдной. Неожиданно вмешалась Луиза. Она смотрела на Апоп, прищурившись:

– У тебя правда нет тайных планов. Но для начала стоит зайти в парикмахерскую. Ты не представляешь, что делать с человеческими волосами.

Амон оживился: это был план, который он мог понять. Анубис мрачно сказал:

– Я вас с ней не оставлю.

– Только не надо звать меня Апоп, – поморщилась гостья. – Мне нравится этот мир. Лучше что-то более соответствующее ему. Не знаю… Эбби?

Амон фыркнул, но сдержался от комментариев, когда Анубис пнул его ногой под столом.

– Хорошо, – вздохнула Персефона. – Я знаю, куда нам надо.

Просто так до парикмахерской они, конечно, не добрались. Не то чтобы Персефона в этом сомневалась, но даже ей идея «а давайте возьмём машину Сета» показалась не очень хорошей. Но она справедливо решила, что разбираться с этим в любом случае Анубису, а не ей. Так что с обречённостью залезла на заднее сиденье вместе с Луизой и Апоп, не проверяя, откликается ли та на имя Эбби.

Амон с Анубисом минут пять спорили по поводу музыки, вспоминая концерты, на которых бывали десятки лет назад.

Когда Апоп повернула голову к Персефоне, та вздохнула:

– Да, они всегда такие.

Наконец в салоне зазвучала «Металлика», и машина наконец-то двинулась.

Кататься по городу Персефона любила. Лондон ей тоже нравился, как Софи она прожила в нём всю жизнь, никуда не выезжая. В полной мере насладиться поездкой не дал не столько трёп Амона, который, кажется, хотел рассказать обо всём, мимо чего они проезжали, сколько манера Анубиса водить. Можно спорить на что угодно, учил его Сет.