Западня для князя - Татьяна Бурцева

— Что-нибудь еще вспомнил? — спросил он без особой надежды.

Глаза мужичонки действительно косили, поэтому, куда смотрит Ивашка, было не понять.

— Вроде видел я его раньше…

— Где? — сотник оживился.

— Вроде у боярина нашего…

— У какого?

— Вроде у Дорофея Фомыча.

— Что ты заладил «вроде, вроде»? Так видел или не видел?

— Видел, точно видел, — лицо Ивашки просияло, — не то седельщик он… или сапожник…

Нож обычный, как у любого ремесленника.

— Седельщик или сапожник, говоришь… Скорее сапожник. Сходится!

Георгий выбежал из комнаты. На пороге обернулся.

— Считай, самое печальное тебя миновало.

Сапожника, конечно, и след простыл, зато дворня рассказала, что на рассвете он куда-то выходил, бегом вернулся, и с тех пор никто его не видел. На всякий случай отрядили погоню.

Все указывало на боярина Дорофея. Да и степняк предупреждал про боярский заговор.

Боярина было решено вызвать к князю и посмотреть на то, как он себя поведет.

Даниил, князь Галицкий, сидел и размышлял.

Сколько бед он натерпелся от бояр! После смерти отца — князя Романа Мстиславовича, — которого убили из засады, когда он возвращался с малой дружиной домой, его вдову с малолетними Даниилом и Васильком бояре изгнали из родного Галича. Потом еще не один раз из-за их козней Даниил терял Галицкий стол. Особенно преуспел на этом поприще боярин Судислав. Много горя он принес княжеству. Сильный князь не устраивал бояр. С большим трудом ему приходилось отвоевывать родительское наследство то у Коломана или Андрея — королевичей венгерских, то у Ростислава или Михаила — безземельных русских князей. Верным спутником в его злоключениях был брат — Василько. Бедствия русской земли бояре воспринимали как свою выгоду. Когда Даниил заботился о противостоянии татарам — неверные бояре стремились воткнуть нож в спину, преследуя только свои цели. И каждый раз он миловал заговорщиков.

Наверное, зря.

Боярин Дорофей был насторожен. От него не укрылось, что Георгий расспрашивал дворню. Однако не явиться по прямому приказу князя он не посмел.

— Как дела? Как торговля? — начал издалека князь.

— Да какая торговля, убытки одни, — начал на всякий случай прибедняться боярин, — недавно напали на мой обоз, весь груз попортили.

— Степняки, небось? — взгляд князя стал тяжелым. Этого его взгляда боялись все, за редким исключением. Внимательные серо-голубые глаза смотрели словно внутрь тебя.

Дорофей тоже поежился.

— Откуда ж здесь степнякам взяться?

— Да был тут у меня один, Георгий привез, так твой человек сказал, что он тебе должен.

Боярин заметно напрягся.

— Какой мой человек?

— Тот, который степняка убил. Он и сказал.

Дорофей вскочил.

— Не могли вы его поймать!

Бешенство и вся злоба на князя, дремавшие в нем, выплеснулись наружу оттого, что он понял, как глупо себя выдал.

Действительно, поймать Дорофеева холопа не смогли. Вернувшийся разъезд доложил, что нашел его тело у кромки леса.

— Видно, я был к вам слишком милостив, — тихо сказал князь, — мое милосердие вы посчитали слабостью, но еще непоздно все исправить.

— Врешь, не возьмешь! Щенком безродным тебя мой отец выгнал из Галича, но ты вернулся и всегда возвращался. Ничего, теперича наша возьмет, — боярин совсем потерял всякую осторожность. Ненависть душила его.

— Не возьмет, — спокойно ответил князь, — мой отец правил Галичем, я буду править, а потом мои дети и внуки. То, что Бог предрешил, человек не изменит.

Даниил повернулся к Георгию, стоявшему в стороне.

— Уведите его, да пусть приставят стражу понадежнее, чтобы волос не упал с головы этого иуды. У меня к нему долгий разговор будет.

Два дружинника подошли к боярину. Тот в растерянности озирался. Будучи наглым и самоуверенным по своей природе, он не был готов, что когда-нибудь придется расплачиваться за свои прегрешения. Когда дружинники стали скручивать ему руки, он наконец понял, что все серьезно и сейчас его потащат в темницу или к палачу.

Дорофей стал вырываться.

— Не смей, князь, иначе пожалеешь! — закричал он, — нас не свалишь. Мы — сила! — боярин не растерял от страха остатков наглости.

Даниил устало смотрел в сторону. Васи л ь-ко, напротив, вперил взгляд в боярина. Столько отвращения читалось в его взоре, будто перед собой он видел не дородного мужа, а нечто очень мерзкое.

Вдруг боярин вырвался, выхватив нож у дружинника, и бросился на князя. Все вскочили, но быстрее оказался Хмурый, стоявший рядом с сотником. Его нож застрял между лопаток Дорофея. Разведчик был первый мастер в дружине метать ножи.

Боярин стал медленно оседать, не дойдя до князя несколько шагов, и упал у его ног. Во время происшедшего Даниил даже не шелохнулся.

— Не пришло, видно, мое время, — сказал он негромко.

Боярин еще не умер. Он хрипел, силясь что-то сказать.

— Ты думаешь, мы, бояре, во всем ответчики… Знай, что тебя предал собственный брат… Нигде и никогда не будет тебе покоя… Только отвернешься — жди удара в спину…

Боярин дернулся и затих.

Все застыли.

В потрясении Даниил обернулся к Васильку.

— Значит… и ты меня предал? — с горечью и укоризной произнес Даниил. За минуту его лицо постарело на десяток лет.

Лицо Владимиро-Волынского князя выражало такое же потрясение, к которому примешивался еще отпечаток несправедливой обиды.

Молча он встал и покинул горницу.

* * *

Князь Василько собирался в дорогу. Задержаться в Галиче его заставили страшные события. Темник хана Бурундай вступил в Га-лицкое княжество с множеством воинов и требовал от Даниила ни много ни мало либо прибыть на казнь, либо разрушить все укрепления городов. Навстречу темнику Василько ездил с Львом — сыном Даниила. Сам Галицкий князь в это время был в Польше — снова уговаривал соседей сплотиться и разбить татар в решающей битве.

Душу Владимиро-Волынского князя точила обида. Столько лет верной братской любви, которую не победил даже страх смерти, и вот — один навет все разрушил.

Боярин преследовал одну цель — разъединить их, чтобы хоть напоследок навредить. Два княжества, сплоченно выступавшие против любого неприятеля, были не так уж сильны по отдельности.

Василько не чувствовал гнева на брата. Ему казалось: что-то важное и светлое ушло из его жизни. Заглушаемое отчаяние давило на сердце. Нелегко князю было так уехать.

Василька нагнал Георгий. Он убеждал его остаться, но князь молчал и смотрел мимо сотника. Он просто не знал, что делать.