Возвращение блудного Брехта - Андрей Готлибович Шопперт

class="p1">Салтыков осмотрел синих. Покусал роскошный ус.

— Так нельзя. Тогда нужно поровну, по одиннадцать, а то вместо дружбы распря пойдёт.

— Вам виднее. Договоритесь. Вон и их командир подошёл.

Надо сказать, что Брехт сначала запутался в названиях. Он по привычке назвал Анну шефом Преображенского полка и был вскинутой бровью встречен. Сейчас ещё эту хрень не придумали. Есть полковник, скажем, Семёновского полка, это и есть будущий шеф. Им сейчас у семёновцев генерал-фельдмаршал князь Голицын, Михаил Михайлович. Он никем, понятно не командует. Он числится. Это почёт такой. А есть подполковник. И подполковником у синих сейчас интересная личность, и именно увидев его, и решил Брехт социальную справедливость восстановить. Подполковником лейб-гвардии Семёновского полка сейчас генерал-аншеф Ушаков Андрей Иванович. Тот самый. Бывший и будущий начальник Тайной канцелярии или Экспедиции. Брехт уже закинул наживку Анхен, нужно мол, душа моя, возобновить работу Тайной канцелярии, может слегка название поменять. Пусть называется «Канцелярии тайных розыскных дел». Политический сыск нужен. И нужен настолько жёсткий, чтобы как мыши под веником сидели все хулители и порицатели с ниспровергателями.

Ушаков вовремя понял, чью сторону при перевороте занимать. По вступлении на престол Анны Иоанновны он подписался под прошением дворянства, осуждавшим попытку Верховного совета ограничить императорскую власть, за что получил 500 дворов. А через неделю и звание генерал-аншеф, читай генерал-полковник.

Ушакова надо иметь в друзьях и Брехт, увидев его, решил, что в испытание, чтобы семёновцы обиду не затаили, нужно и от них желающих выкликнуть. И подводный был камешек, почему-то не сомневался он, что первое и второе места займут они с Анхен. Просто немыслимая разница в умении обращаться с огнестрельным оружием у него, проживающего четвёртую жизнь, у Анны Иоанновны двадцать лет почти по воронам палящей и этих офицеров стреляющих из пистолета раз в год на дуэли и пару раз во время войны. Не могут ни преображенцы, ни семёновцы их обойти в этом состязании. И получается, что при случае можно попенять и Салтыкову, и Ушакову, что мол стыдно, братья славяне, хреново у вас в полках офицеров стрелять учат. А ежели солдатиков проверить? Ай-я-яй. Позорище! Вы уж… А то… Ай-я-яй.

— Андрей Иванович, доброго вам дня. Не хотите ли, чтобы и ваши лейб-гвардейцы против нас Государыней в испытание участие приняли? Покажите класс?

Событие двадцать четвёртое

Нос с локоть, а ума с ноготь

Всяк на свой аршин мерит

Он еще сверх плута на два фута

Наверное, Салтыков думал, что делает своим вспомошествование. Хотя, чужая душа потёмки, а чужая голова, так и подавно — предмет тёмный и исследованию не подлежит. Поглядывая на Бирона, он чего-то шепнул тому самому Николя, который монстр со шрамом, и тот, взяв в помощники семёновца — поручика, примерно его роста и телосложения, но с фотогеничной рожей, стал отсчитывать сто шагов. Там нужно было поставить щиты для первого выстрела. Ну, хрен его знает, зачем они это сделали, а только два великана начали отсчитывать великанские шаги.

На военной кафедре, когда Брехт учился в УПИ, был предмет ориентирование, или чёрт его знает, как он назывался, Сейчас Иван Яковлевич уже и забыл. Смысл был в чём — имея только карту и компас нужно было по определённому маршруту прийти в определённую точку. Для расчёта расстояния пользовались шагами. Замерили шаги у разных по росту людей, высчитали, сколько шагов нужно пройти каждому, и они параллельно шли по азимуту, шаги считая. Вот у Брехта тогда шаг был семьдесят пять сантиметров. То есть, понятие сто шагов означает — семьдесят пять метров. Чего уж родственничек навыдумывал, но великаны стали шагать, разрывая штаны в паху. Не полтора метра, конечно, но за метр точно. Брехт это заметил и задумался, хорошо это или плохо для него и Анхен… Да, хрен его знает? Вмешиваться не стал. Просто не понял задумку Салтыкова. Ну будет четыре выстрела вместо пяти. Всего лишь быстрее испытания закончатся. Дело ведь в умении, и в том, что у них с Анной длинноствольные штуцера, которые вряд ли будут у лейб-гвардейцев. Не самая популярная железка в армии. Нет пока бекасников-снайперов. А застрельщикам вполне хватает тульского короткоствольного штуцера.

Анна Иоанновна подошла в сопровождении фрейлин по-прежнему с бироновским коричневым кафтаном на плечах. Да, ветерок несмотря на солнце на ясном небе прохладный, так начало мая только.

Императрица благосклонно приняла появление семёновцев и Ушакова самого среди претендентов на приз Анной учреждённой. Табакерок с её портретами наделать ещё не успели и даже коронационный рубль был ещё не готов, и Анна выставила призом хорошего вороного жеребца из дворцовых конюшен. Явно арабы в крови у Сокола имелись, тонкие точёные ноги, мощная грудь. Красавец. Вивату сразу народ кричать принялся.

Первой доверили стрелять Государыне, она сняла кафтан, приняла от преображенца, находящегося сегодня в карауле, заряженный длинноствольный австрийский штуцер и почти не целясь, навскидку, произвела выстрел. Точно так же и по воронам стреляла. Говорят, есть стрелки с врождённой меткостью, возможно Анна Иоанновна из таких и была.

Бабах. Императрицу заволокло дымом, и она спешно отступила к фрейлинам, которые накинули ей на плечи кафтан.

— Цель поражена!!! — прокричал, стоящий невдалеке от крайней мишени, офицер преображенец.

Брехт стрелял вторым, форсить не стал, он прицелился, затаил дыхание, выбрал свободный ход спускового крючка и плавно его потянул. Вообще, снайпер современности обязательно промажет при первом выстреле из ружей тех времён. В двадцатом и двадцать первом веке от нажатия на спусковой крючок до выстрела доли секунды. Не нужно почти продолжать удерживать ствол в нацеленном направлении. Сейчас всё по-другому. Нужно продолжать целиться и после нажатия на крючок. Пока загорится порох на полке, пока вспыхнет весь порох в каморе, пока пуля вылетит из ствола. Пара секунд.

Бабах.

Глава 10

Событие двадцать пятое

Благоразумию также свойственны крайности, и оно не меньше нуждается в мере, чем легкомыслие.

Мишель де Монтень

Иван Яковлевич криком гвардейца не удовлетворился. Не то мероприятие, чтобы даже малостью пренебрегать. Вообще, сто метров — это целое футбольное поле, туда идти и идти. Не поленился Брехт. Сходил, хоть и слышал в спину гундёж гвардейцев. Не терпелось им. Оказалось, что сходил не зря. Он в своей целкости был уверен. А пуля от центра чёрного квадрата Малевича отклонилась прилично. Сантиметров десять вниз и столько же вправо. Как только Анхен в ворону попадает? Посмотрел и на дырку, оставшуюся после выстрела Государыни. Пуля гораздо большего калибра оторвала приличную щепку от сухого дерева. И она попала сантиметров на десять выше центра мишени. Часов на одиннадцать.

По дороге назад Иван Яковлевич решил ничего Анхен не говорить пока, чёрт их знает этих интуитивных стрелков, можно ли их стрельбу корректировать, а для себя решил стрелять чуть левее и выше центра мишени.

Брехт ещё за линию стрелков зайти не успел, а они уже начали стрелять. Теперь палили по трём мишеням сразу. В первой тройке одни генералы были. Салтыков стоял на месте, откуда только что Бирон стрелял, рядом во вторую мишень палил Ушаков и неожиданно нарисовался и полковник семёновцевгенерал-фельдмаршал князь Голицын Михаил Михайлович. Бирон об этом товарище почти ничего не знал, а Брехт помнил из книги какой-то, что ещё при Полтаве товарищ отличился, а потом и в северной войне. И везде он командовал успешно. Должно быть — хороший полководец. А ещё запомнилась кончина этого товарища в той книге описанная. Совершенно необычная и непонятная. С точки зрения нормального человека — вообще хрень. Сказка.

Ехала из Измайлова Анна Иоанновна зимой этого года, а с нею и князь Голицын. Он ехал в карете впереди кортежа. И вдруг его карета стала проваливать в образовавшуюся на дороге яму. Михаил Михайлович попытался вырваться из проваливающейся кареты, но только навредил себе, свалился в яму и был завален брёвнами и каменьями. Императрица попыталась броситься ему на помощь, но на ней повисли карлики и шуты, находившиеся в карете, и удержать смогли. Потом князя достали, но он был плох и вскоре скончался.

Пару вопросов у Брехта при чтении той книги возникло. Кто и зачем вырыл огромную яму на дороге. И представить себе яму, в которую