Броневой - Илья Тё

— Да это … — Маляр помялся. — Просто день неудачный.

— Трещи, трещи! — рассмеялся Гойгу. — Благодари Бога, что выжил, дурень! Сиди, жди окончания раунда. Вытащат. Потом посвистим.

— А сколько ждать?

— Часа три.

— Ох ты. А если бы я кровью истекал?

— А если бы у тебя понос был? Терпи! И вообще, что ты хотел от альфа-защиты? Скажи спасибо, что не добили. В битом танке тебя и ребенок разделал бы. Кстати, запомни. Вот почему ещё нужна хорошая индивидуальная защита. Бои бывают разные. И не во всех из них целью бывают танки. Видал я, как на раненных танкистов, зажатых в броне, специально на трек наматывают. Особенно в чемпионских боях. Конкуренция! Ну, ты рад?!

Малярийкин, конечно, был рад.

Причём охренительно.

Дальнейшие три недели слились в сознании Малярийкина в единую полосу, как при скоростном движении. Каждое утро начиналось теперь не с чего-нибудь, а с поездки в ангар и проверки танка. При ангаре Малярийкин завтракал, после чего мчался на полигон и колесил бетонным плитам до самого вечера, пока солнышко не начинало царапать проржавелым краем полигонный забор. Этот процесс, похожий на бесконечный повторяющийся сон наркомана, на грёбаный день сурка с бесчисленным повторениями, могли прервать только коллективные занятия неизвестных танковых команд, а также работа технических групп, залатывавших полигон после упражнений предшественников. Но Малярийкин не жаловался. В том числе сам себе. Пожалуй, он был готов вкалывать на полигоне подобным образом вообще сутки напролёт. Лишь бы — вот если откровенно положить руку на сердце, — исполнялось единственное желание.

Чтобы Леночка была рядом. Тупо. Хотя бы раз в день. Полчаса. Просто, рядом, чтобы можно было с ней тихим голосом потрещать, видеть её гладенькие километровые ножки, вдыхать чудесный (после ГСМ то!) аромат женских духов. А может быть и дотронуться. Если случайно повезет. Даже так. Для урода Малярийкина в случае с красавицей Эленой, в натуре, это был почти грязный секс.

6. секс

Из серьёзных изменений, произошедших с Малярийкиным после бегства из Наш-ангара было изменение внешности. Элена посоветовала ему отращивать бороду и усы. На всякий случай. Безусловно, такая примитивная «маскировка» не могла спрятать бывшего автомеха от заинтересованных глаз. Однако, учитывая, что его не искали специально (а прошедшие недели показали, что не искали), — густой бороды и усов вполне могло хватить. Малярийкин перестал бриться и вскоре обнаружил, что щетина является деталью, не только маскирующей его внешность, но и изменяющей её. Борода скрывала выдающуюся кривую челюсть, но оставляла открытыми его выразительные глаза и широкий лоб, что придавало Малярийкину вид не то, чтобы красивый, но мужественный. Даже при смешном росте.

Чтобы Маляр меньше заморачивался, на следующий серьезный бой Гойгу подогнал танк к новому полигону самолично. Старая, злая локация «Тотенкопф» была хорошо ему знакома. Когда-то он обучался азам именно здесь, на северо-востоке тогда ещё Новосибирска. Жаль Малярийкина привести сюда ночью было нельзя — комендант полигона как и Гойгу был родом из прошлой жизни — тупой упёртый кретин с субординацией вместо мозгов, уставом вместо морали и идиотской верой во всё правильное. Тренировки в неурочный час в «правильную» схему не вписывались. Всё.

Не имея преимущества, доставшегося в прошлый раз, Маляр уныло влез в танк и выехал на южный край полигона. Занял положенное место у флажка. Обозрел окрестности. Видимость была — отстой. Потом обозрел себя.

Доставшийся по наследству от Сергея Кужугетовича костюм из меташёлка (упомянутая Гойгу альфа-защита) казался узковат, непривычно жал плечи. Пожалуй, прикинул Малярийкин, старший старшина в его, Малярийкина, годы был тощеват. Выше ростом — да. Но это потому, что ниже Малярийкина вообще трудно было найти из мужиков старше шестнадцати. А вот в ширину — субтильней. Посему и одевать меташёлк Малярийкин примострячился под комбинезон. А не на комбинезон. Иначе двигаться было совсем проблематично.

После себя, Маляр оглядел кабину. Медленно выдохнул, заворожено топорща глазки во фронтальный монитор. На мониторе поверх пейзажа локации горела цветастыми красками турнирная таблица. С нулями. Ещё три монитора живописали Малярийкину местность по бокам и с кормы. В целом получался обзор на триста шестьдесят градусов. На переднем мониторе также красовался экран коллиматорного прицела с оптической сеткой и счётчиком дальномера. Практично. Удобно. Но только до тех пор, пока камеры за бортом функционируют. Микроскопические головки видеокамер прятались в конусообразных пазах, уходящих в броню на десять и более сантиметров. Однако иногда это не спасало. В очень большом количестве «иногда». По этой причине в старых моделях осмотр местности можно было осуществлять через специальный обзорный люк. Чтобы непосредственно, глазками. В васпе обзорный люк не предусматривался. Соответственно, выход из строй камер или прицельной оптики означал сдачу боя. Проигрыш. Мда, против прогресса не попрёшь. Либо воюешь с навороченной системой видеонаблюдения, либо не воюешь вообще. Ладно. Это была не проблема. Проблема заключалась в другом.

На фронтальном экране помимо прочей лабуды разместился ещё и таймер. Он отсчитывал время до начала боя. Его оставалось совсем с гулькин нос. Секунд пять, десять или около того. А Малярийкин был — не готов. Нет, он чувствовал танк, отлично знал управляющий интерфейс, прекрасно помнил правила игрового боя и даже немного успел что-то прочитать про противников. Но всё же был — не готов. Тактически. И морально. Что будет делать после «гонга», а точнее зеленого сигнала к началу игрового сражения, Малярийкин не знал. Вчера вечером, вызваный Леной по каким-то ихним секретным, хитро-мудрым делам, Гойгу отсутствовал на полигоне. И ничего подробно рассказать про Тотенкопф не успел. Малярийкин готовился к бою самостоятельно. А как готовиться к бою нуб? Ну, кроме того, что боиться?

Маляр перечитал про Тотенкопф и «начальные» схватки для нубов всё, что можно. Выжег глазами и стёр пальцами карту локации. Исчёркал её, так ничего не поняв и не решив для себя ничего путёвого. Локация, судя по карте, была жутким нагромождением улиц, улочек, тупиков, колец и прочих элементов «псевдо-городской застройки». Почему «псевдо»? Да потому что локация была маленькой и искусственной. Большие локации для боёв топовых команд и лидеров КТОшного рейтинга представляли собой обширные участки реальной местности. Обычно — с реальным природным рельефом (болотом, лесом, горами, реками, маленькими брошенными деревнями), или с руинами городской застройки, такой, например, как бывший городской квартал Новосибирска, а ныне одна из самых интересных и напряжённых локаций сибирских КТО с названием «Заельцовка».

А вот маленькие локации «для нубов», а также «для тренировки топов» строили искусственно. Но по-разному. Ливан, например, отсыпали песком и щебнем, делали насыпи, ставили дешевыё ангары и коробчатые строения. А вот Тотенкопф …

Тотенкопф преставлял собой на первый взгляд некий средне-европейский, немецкий или прибалтийский город а ля Ревель или Нюрнберг трёхсотлетней давности.

Но очень навороченный.

Улочек здесь было столько и конфигурацию они имели такую сложную и перепутанную, что рыцари и бюргеры средневековой Германии повесились бы от злости, предварительно покрыв русским матом всех строителей на свете.

Улочки Тотенкопфа были не столько хитро завёрнутыми и загнутыми (преимущественно все были прямыми), сколько странно пересекались между собой. Под разными углами. Создавая абсолютно не воспринимаемый мозгом сложный лабиринт. Никакого подобия «объездной трассы», то есть элемента, который бы мог привлечь «диких нубов» и создать прецедент с хаотической перестрелкой первых минут боя как в Ливане здесь не было и в помине. Поэтому тактика была Малярийкину не понятна.

Тем временем, таймер перебирал цифры.

Пять … Четыре … Три … Два … Один …

К бою!!!

Пятнадцать бронированных монстров сорвались с места, словно им врезали пинка. Ещё пять (включая Малярийкина) застыли в ожидании. Пять — самых нерешительных или тормознутых. А может — просто самых неопытных. А может быть — самых умных. Пока было не понятно.

Сигнал к бою каждая машина встречала в собственной индивидуальной позиции вдоль периметра локации. Преимущественно — совершенно открытой. Но все же, относительно недоступной другим игрокам с собственного места старта. Таким образом, рывок на форсаже с места в начале боя, давал игроку возможность искать противника и уничтожать его огнём. А ещё — быть найденным и унчтоженным самому. Лениво (или боязливо) вращая орудием, Малярийкин смотрел по сторонам. Теперь Васп казался не верхом совершенства, а чем-то крайне примитивным. Встроенная система видеоориентации и наблюдения (те самые обзорные экраны и коллиматорный прицел), были привязаны ориентационно к направлению ствола орудия. Обзор на 360 градусов сохранялся. Но сохранялись в нём и «мёртвые зоны» между мониторами, не охваченные ни одной из четырёх камер. Соответственно, при повороте башни мёртвые зоны также «ползли», причём не всегда идеально синхронно. «Пропустить леща» при таком обзоре было легче лёгкого.