Из рода волхвов - Мирослава Раевская

* * *

313 год Эпохи Тринадцати Государств. Пряценск. Год спустя.

Посещать княжеское вече было занятием, на удивление, утомительным. Стало оно таковым с тех пор, как князь Ратимир слёг с таинственным недугом, а всеми делами стала заправлять его ненаглядная супруга. Под её нетвёрдой рукой бояре распоясались совершенно, а слова жрецов перестали восприниматься за что-то существенное. Они просто собирались все в душном помещении, теснились, как сельди в бочке, и сотрясали воздух громкими возгласами о том о сём. Ян ненавидел пустословов — но вынужден был находиться в их обществе, как командир Громового взвода, и исполнять роль живой и изредка говорящей мебели. Впрочем, его слово имело вес ровно такой же, какой вес имела муха, севшая на лошадиную морду. Никакой, одним словом.

Княжеские палаты встретили его утончённой резьбой на стенах, сладким запахом благовоний, и дорогими багряными коврами. Такую роскошь, пожалуй, было даже жалко топтать своими походными сапогами. Ян хмыкнул, когда понял, что его грязная обувь оставляла весьма приметные следы на дорогой ткани, — и усмехнулся, не скрывая внутреннего довольства. Нет, он вовсе не желал добавить работы княжеским холопам, что вы! Просто на фоне чистеньких и упитанных бояр с их дорогими одеяниями, Ян наверняка выглядел как ворон в стае голубей. И нет, это его совершенно не смущало.

Вече проходило на верхнем этаже, в горнице, самом большом месте княжеского дома. И, судя по голосам, там уже собралось достаточно людей для того, чтобы они успели не только обменяться любезностями, но и переругаться. Право слово, даже на крестьянской свадьбе гости вели себя приличнее. Ян тихо прикрыл за собой дверь, и поморщился от того, с каким жаром и знанием дела спорили бояре.

— Как вы не понимаете, казна опустеет, если мы не поднимем подать! Нынче время такое, что нельзя никак иначе! Война на пороге!

— А о народе вы подумали, дражайший братец Вакула? Прежде, чем глупости свои городить, выйдете-ка за пределы столицы, загляните в деревеньки! Да поглядите, как люди наши нынче живут!

— Какую войну вы собираетесь вести сейчас, разрази вас Перун! Хотите крестьян от плугов оторвать?!

— Вы не понимаете, совсем не понимаете суть проблемы!..

Несмотря на нарочито обеспокоенный тон этих почтенных мужей, ни один из них уже давным-давно не покидал своих столичных владений. Стенания народа их, разумеется, волновали в последнюю очередь. Ян тяжело вздохнул и скрылся в углу горницы, надеясь остаться незамеченным вплоть до конца этого бесполезного события. Куда больше ему хотелось отправиться в казармы и забыться долгим беспробудным сном, потому что прошлую ночь он провёл, охотясь на сбрендившего ведьмака. Он, наигравшись с тёмным колдовством и окончательно потеряв остатки разума, без стеснения полез в дом к полюбившейся ему девице, которую непременно сгубил бы вместе со всей её семьёй. Но Ян, к несчастью, уже поджидал его неподалёку.

— Скучаешь, Ян?

Он выплыл из своих мыслей, и поднял взгляд. Седовласый старец в длинном белом балахоне смотрел на него с мягкой полуулыбкой. На груди у него виднелся вышитый алыми нитями символ с плавно изогнутыми лучами — Сваор. Жрец храма бога-прародителя Рода, казалось, застыл в одной временной петле — и с тех пор не менялся. Он выглядел также, как и одиннадцать лет назад, в Сорочьем лесу.

— Старейший, приветствую, — склонив голову, отозвался Ян и, отбросив ненужную никому вежливость, фыркнул: — Как же тут не скучать? Столько лицемерия кругом…

— Много лет минуло, пора бы уж и привыкнуть, — засмеялся Велибор и поправил сползшее со лба на переносицу багряное очелье. — Сытый голодного не разумеет — так и они. Забыли бояре наши, что праотцы их из простых людей во власть выбились. Да простит их всеобъемлющий Род…

Жрец сложил вместе большой и безымянный палец в молитвенном жесте — и Ян мысленно поддержал его. За время их разговора в горницу ступили остальные участники вече, в числе которых были и волхвы, являющиеся служителями храмов остальных богов. Все они, одетые в длинные свободные одежды, занимали свои места. Ян вежливым кивком поприветствовал жреца храма Чернобога и женщину со строгим холодным лицом, на груди которой был изображён Зимний косой крест — символ Марены, властительницы зимы. Бояре же поглядывали в их сторону с опаской — боги мира мёртвых были жестоки, и в этом их верные последователи от своих покровителей не отставали.

— А ты с годами стал скромнее, Ян. Всё в тени держишься, — с улыбкой произнёс подошедший к нему жрец храма Перуна. Несмотря на седую голову, плечи его всё ещё таили в себе молодецкую мощь. — Приветствую, братец Велибор. Тоже поучаешь этого негодного мальчишку?

— Приветствую, братец Добрило. Да сколько мы с тобой его поучали в детстве! И что ж, разве помогло? Как был разбойник — так и остался!

— До сих пор помню, как он стащил с жертвенного алтаря несколько яблок прямо перед ритуалом, — засмеялся Добрило, и голос его зазвучал громко, подобно раскатам грома. — А потом ещё и за блинами вернулся. Тогда-то я его за уши и оттягал, паршивца эдакого…

— Вы мне до скончания веков это будете припоминать, старейший? — приподняв бровь, поинтересовался Ян. — Жалко вам, что ли, тех несчастных яблок да блинов… Я ж не только для себя, но и для товарищей.

Волхвы рассмеялись в ответ на его нарочито обиженное лицо, а он невольно вспомнил свои детские годы. Громовому взводу покровительствовал громовержец Перун, а потому все юные воины жили и воспитывались в его храме, чтобы могущественный бог-воитель мог лицезреть не только их успехи, но и неудачи. И, как и любой двенадцатилетний мальчишка, Ян был ребёнком бедовым. Он воровал жертвенную еду, сбегал по ночам в город вместе с друзьями, и совершенно бессовестно нарушал все писанные и неписаные правила, подбивая на это и остальных. Сейчас Ян, конечно, стыдился своей былой несдержанности — особенно в те моменты, когда Добрило со смехом рассказывал о его детских проказах всем вокруг. Услышала бы мать — отходила его ремнём, плюнув на то, что он уже давно не дитё.

Он замолчали в тот миг, когда дверь в горницу распахнулась в очередной раз — и княгиня Братислава горделивой походкой прошествовала к общему столу. Усевшись, она мягко улыбнулась, но ни единый мускул на её лице не дрогнул. Светлые глаза были подобны кусочкам чистейшего льда.

— Прошу всех присаживаться, господа. Мы можем начинать.

Бояре, суетясь и толкаясь, как потревоженные курицы, которых согнали со своих насестов, с трудом стали занимать свои места. Велибор, кивнув им напоследок, умостился подле жрицы из