Москва и Московия - Калашников Сергей Александрович

– Нет. Мало их. А жаль, потому что с Ивашкой Хмельницким они дружбы не водят, оттого всегда в своём разуме. А хоть море, хоть река небрежения к себе не прощают.

– Покажи мне твоего «Пескаря».

Да что взять с юноши, у которого возраст «хочу всё знать» в самом разгаре!

Причальная команда принимала с борта пустые бочки из-под скипидара и подавала канистры с берёзовым конденсатом. На берегу ждали очереди и бочки сырой нефти. Пётр пособил ворочать тяжести, поскольку энергия в нём просто бурлила, а потом завис в обсерваторном отсеке, занимающем крышу кабины, которая тут на весь корпус. Из-за применения здесь винтового привода двигатель установлен в носу, отчего сюда же вынесено и рулевое управление, и отсюда в корму наклонно тянется гребной вал, проходящий сквозь дейдвуд. Задняя часть надстройки наполнена бочками с горючим, а через люк в потолке проводятся астрономические наблюдения и съёмка местности.

Компас, угломер-дальномер, на полочке под рукой – вполне уже осмысленно сделанный секстант и компактная ручная буссоль. Часы, барометр и термометр до кучи. Всё это пристроено во вращающейся башенке, и всё вызывает одни сплошные вопросы. Отвечать на большинство из них приходится Люси, отучившийся в школе не меньше четырёх лет. Ещё не профессор, но девица осведомлённая. Переводит Лиза, поскольку словарный запас у нашей астрономички пока далеко не полный.

– Вы чего так отстали? – спрашиваю у Фёклы.

– Всяко быстрей других бежим, так что нагоним. Дважды вставали взять ночную луну да карту голландскую уточняли: река ведь живая, где-то намыла, а где и промыла. Государь-то теперь куда направляется?

– Сама хотела бы знать, – вздохнул я за Софочку. – С Консуэллой утром я передала капитану Коллинз просьбу не торопиться с убытием, пока царь не определится, чего он желает. Ведь ни у химиков пока не был, ни у керамиков. И ладно бы один приехал, а то ведь целая толпа за ним по пятам таскается.

– Я всех отослал, – вмешался Пётр, расслышавший мои сетования. – Один Мишка Матюшкин не отстаёт, – кивнул он на паренька, что увязался за ним в кузницу. Он и сюда тоже увязался. – А ты, Фёкла, поскольку капитан, обращайся к мне в точности так, как капитан Корн – герр Питер. Что это за флаг? – показал он на полотнище, поднятое на флагштоке.

– Для кораблей твоих, – вмешалась Софи. – Принят был при постройке пинаса «Орёл», что предназначался к плаванию по морю Каспийскому.

– Пинас «Орёл». Где он сейчас?

– Или сгнил, или сгорел – не ведаю. Это давно было, до моего рождения, – отбоярилась Софочка. – Сестрица твоя его видела, ещё ребёнком будучи. И пинас, и флаг на нём. Государь, – поспешила она сменить тему, – отпустил бы ты «Пескарь» в поход. Задание ведь у них, каковое этим летом непременно исполнить нужно. А приборы навигаторские я тебе покажу на «Леще», когда ты на нём в Архангельск пойдёшь. Там они в точности такие же. Поработаешь с ними собственноручно, судном править станешь. Тебя мигом научат.

Пётр перевёл взгляд на Лизавету, которая чуть заметно кивнула. Кажется, у ребят образуется свой сигнальный язык. Вообще-то Лиззи не то чтобы писаная красавица, скорее няша. Но она крепкая няша, статная и силушкой не обделённая. А уж зелёный мундир сидит на ней вовсе не мешковато. Да, фрейлина Уокер – преображенка, то есть числится в потешном войске. Надо же, сколько перемен всего за полгода!

* * *

Пришлось составлять для государя план экскурсий и согласовывать список сопровождающих его лиц, потому что «Лещ» способен принять на борт не более трёх тонн бояр, окольничьих, стольников и стряпчих – если уложить их штабелем. А по-человечески, кроме трёх членов экипажа и главного пассажира, без чрезмерной тесноты в кабину поместятся от силы шестеро: «Лещ» – шестиметровая лодка, треть длины которой занимают мотор и колёса, с рубкой поверх машинного отделения.

Царский же «поезд» состоит из трёх немаленьких стругов, в каждом из которых одних гребцов по двадцать четыре человека. А ещё и бояре всех калибров, да каждый со свитой, да царская челядь, да охрана – сотни полторы-две народа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Петра они тоже тяготят и раздражают. А какие бури бушевали, когда обсуждался вопрос о составе экипажей двух семитонных винтовых карбасов, способных не сильно отстать от колёсной плоскодонки! К счастью, нам с Софи не довелось присутствовать при проведении этой дискуссии: мы знакомили государя с Горшечником и Горшечницей. И сами знакомились с их трудами.

Начали с главного – производства абразивных дисков. Козлотокарные станки у нас по-прежнему в ходу, потому что крупные детали вращения обрабатывать нужно. Точить резцы и пилы, обрабатывать отливки – да не упомнишь всего. Потом перешли к конструкции печей и к неудачным попыткам сварить стекло. К подбору глины, необходимой для производства цемента, если прокалить её в смеси с известняком. К конструкции мельниц и дробилок.

Я умышленно произвёл массированную атаку на разум юноши, давая ему понять, сколь многообразны возможности столь привычного направления, как лепка и обжиг горшков. И насколько глубокого понимания требуют процессы, используемые для производства непритязательных с виду вещичек. Тут ведь даже вращающийся металлический цилиндр приспособлен для получения цемента – неудавшийся ствол 122-миллиметровки, прилаженный наклонно над углями.

Цемент получается так себе, отчего труды по уточнению рецептуры не завершены. А из результатов опытов отливают плитки, которыми мостят дорожки. Каждая плитка несёт на себе цифру – номер замеса. Испытания продолжаются уже в натуральных условиях.

И тут, разглядывая вымощенный участок подворья при входе в трапезную, Пётр увидел группу разновозрастных детей обоего пола с разной утварью в руках, выходящих из здания школы. Увязался за ними.

И пришли мы в лес, где под густыми ёлками сохранилось немного слежавшегося снега. Тут и выяснилось, что ребятишки здесь не без присмотра, потому что привёл их профессор Дин – школяр мой из второго ипсвичского приёма. Поначалу-то этого видно не было, потому что одеты все одинаково – в добротное чёрное сукно. Разница лишь в том, что девочки в юбках.

Утвердили принесённый с собой столик, расставили на нём утварь, разожгли жаровню и бухнули в установленный над огнём сосуд вырубленный из снега кусок льда. Это урок об агрегатных состояниях вещества?

Лёд стал плавиться, и в образовавшуюся воду погрузили термометр. Всем дали посмотреть. Царю тоже. Мы с Лизой отгоняли охранников, чтобы те ребят не затоптали. Вмешался Дин, построил мужиков в очередь. Два раза добавили льда. Потом все дружно ждали начала кипения, а ученики громко сообщали, какая сейчас температура. Профессор их данные поправлял: не все сразу освоились со шкалой. Не будем забывать, что перед нами первоклассники, пусть иным давно идёт второй десяток лет.

Температуру кипения тоже посмотрели все, после чего над водой установили золотую тарелку. Ту самую, с которой я в своё время демонстрировал этот опыт в Ипсвиче. В саму тарелку положили снега, а на дне наблюдали конденсировавшуюся воду. Потом сосуд закрыли крышкой, которая принялась приплясывать. Всё это сопровождалось объяснениями – общеизвестные явления описывались в научном разрезе. А после открытия крышки и появления клуба пара, преподаватель обратил внимание учеников на плывущие по небу облака. Разговор зашёл о круговороте воды в природе. Признаться, от столь наглядно и изобретательно проведённого урока даже я прибалдел.

Уже на обратном пути Пётр поинтересовался, кто эти дети.

– Сироты, – ответил Дин. – Оттого и одеты одинаково. Живут при дворе и стоят на довольствии по нормам плавсостава.

– При дворе? – изумился один из охранников.

– При лодочном дворе, – исправился профессор, уловивший двусмысленность сказанного. – Батюшка тутошний за них попросил. А Сила Андреич решил принять, потому как, говорит, люди – ценнейший ресурс. Особливо те, кого ещё учить не поздно. Эм-м, ваше величество, а пошто ты в моторную лабораторию не зашёл?